Слава Левант шёл на свет запылавших ясеней. Он рассказывал, что споткнулся и упал на труп маленького человека. Слава с одного взгляда понял, что человек мёртв, что он в комбинезоне лётчика или космонавта, и обтягивающий комбинезон, в который упаковано тело от ступней до головы, не принадлежит нашей эпохе. Левант решал: спасаться самому, или тянуть труп? Он попробовал поднять закоченевшее тело, но погибший пилот был присыпан снегом и, похоже, успел вмёрзнуть в болото. Тогда Слава двинулся туда, где полыхали факелами деревья, и заламывал попадавшиеся под руку тонкие болотные деревца. Так он шёл, пока не провалился по пояс в болото. Но ему повезло, он недолго кричал и звал на помощь: Пальма услышала а, может, вынюхала человека в темноте и с громким лаем привела охотников к Славке.

Славку вытащили. Он просил ребят обозначить место, где провалился в болото. Почему — он не сказал, а Влад Карнадут и не спрашивал. Влад быстро связал вершины двух чахлых, но высоких берёзок, и вместе с ребятами они потянули Леванта, у которого одежда до пояса стала покрываться льдом, к кострам. И принялись оттирать его и отпаивать. И только в лагере, через сутки, когда охотники выспались, и смертельная усталость отступила, мы услышали рассказ Славы о трупе старого человека, ростом чуть выше нашего Матвея и с лицом, в чертах которого угадывалось азиатское происхождение. «Возможно, китаец», — заключил Левант.

Нас колбасило от любопытства и новой грызущей тревоги. Оказывается, где-то в здешнем небе летают самолёты или другие летательные аппараты. И старые пилоты терпят бедствие и падают на здешнюю землю. Возможно, Вован Краснокутский, придумавший чушь о назначении нарога у зубра, был прав. И, может быть, кто-то ищет нашу группу, или наблюдает… Это неприятно, потому что мы не можем ничего предпринять в ответ.

В метель и думать было нечего идти на поиски мёртвого человека, потому что важнее было доставить в лагерь припрятанную дичь хотя бы из ближайшего схрона. Существенным было то, что охотники не боялись идти в восточном направлении, а вот в направлении север-север-запад, где их закружила, нет, «заквадратила» странная аномалия, и где Слава обнаружил пилота, Влад Карнадут и другие решили не соваться как можно дольше.

Я делала Карнадуту массаж, который называется «спинку потри» и «пощипай мне мышцы здесь и ещё вот здесь». Можно было не спеша говорить о событиях последней недели и о делах назавтра. Я убедила Влада отправиться за припрятанной дичью не малым отрядом, как сначала собирались, а, наоборот, подключить всех людей. Пустить вперёд «топтунов» — чтобы те проложили лыжню через реку и по снежной целине, километров пять. Вторая группа выйдет минут через тридцать, и проедет по готовому лыжному следу, а потом дальше проложит дорогу — столько, сколько сможет, чтобы наверняка вернуться в лагерь и не обморозиться. И только потом по хорошей лыжне ещё дальше, — если всё сложится как надо, — до самого схрона, пройдут добытчики. Опасно в мороз ночевать в снегах. Так говорила я. Влад потом признал, что это было верное решение, и только благодаря готовой лыжне добытчики успели: и достали дичь из ледяной ямы, и к темноте вернулись к реке и подали сигнал. А в лагере их поджидали: я организовала, — встретили на льду реки и за них тащили в гору мёрзлую добычу. И добытчики поднялись по склону налегке, обхлопывая себя руками и растирая лицо. Мороз тогда крепчал с каждым часом. Они точно рисковали кого-то оставить замёрзшим в снегах, но обошлось.

А потом дней десять мы даже по лагерю передвигались быстрыми перебежками, а дежурные сменялись на заготовке дров каждые полчаса, вздрагивая от одной мысли, что надо выходить наружу, потому что термометр ушёл в минус и его шкала кончилась. В лесу громко, как выстрелы, трещали деревья. Девушки с утра и до ночи шили из одеял куртки с капюшоном для охотников. Под куртки мы им смастерили комбинезоны, тоже из одеял, закрывающие ноги и грудь до подмышек. Ребята рассматривали себя в новой одежде перед зеркалом и ржали друг с друга, экспериментируя с капюшоном куртки, который затягивался шнурком вокруг лица. Они назвали эту одежду «лунтик». «Лунтику» полагаются ещё и валенки, простёганные из тех же одеял, снизу подбитые кожаными латками. Это хорошая одежда, я уверена, но при минус сорока и валенки, и куртки через полчаса перестают согревать, а лицо мёрзнет сразу, и холодный воздух не успевает прогреваться в носу и, колючий, врывается в бронхи. Таня ждёт первую пневмонию и запасает жир с мяса животных — для растираний. Но дичь совсем не жирная. Вот если бы был убит медведь! В своей бесценной книге Фатеев пишет, что на медведе очень много жира…

Напрягает то, что быстро расходуется запас солярки, хоть подачу тепла на все корпуса, кроме административного, ребята отключили и слили воду из системы. Они молодцы, устраивают мозговой штурм, обдумывают проблему, прежде чем решать её, и пока справляются. Лично меня греет то, что я допущена участвовать в их «мозгованиях» и не скажу, как мне удалось склонить к этому Карнадута. Впрочем, скажу: я отдала ему пистолет. И сделала это с облегчением. Я до сих пор болезненно вспоминаю тот роковой день выстрела, и Толя Филонов, уже не страшный, весь состоящий из мозаики мелких и совсем не злых воспоминаний, стоит перед глазами. Я знаю, вина в его смерти на мне, и эту вину мне носить-не выносить, хоть убила его не моя пуля…

Влад сказал, как отрезал, что все парни считают — если бы не я, в лагере была бы большая резня. И его, Карнадута, уже скорее всего в живых бы не было: он бы в память о Дениске горло рвал каждому в группе Краснокутского.

— Всё не просто, — признался он мне. — Ты столкнулась с этим в первый раз, а за вашей спиной у нас порой такое происходит! Но, пойми, мы же не стреляем и не режем друг друга. И это не значит, что вы, девушки нам не дороги. Просто… это жизнь, это мужской мир и мы готовы к этому.

Его слова меня расстроили.

— Ты справляешься? — тревожась, спросила я.

— Справляюсь. Видишь — живой до сих пор, — хмыкнул он.

— Матвей скулит, что хочет к вам, стал стесняться того, что живёт посреди девчонок, — заметила я.

— Ещё чего! Рано. Матвею в нашу стаю не надо ещё лет шесть. И я за этим прослежу. Хватит ему Большого Друга Стопноги.

Я украдкой вздохнула.

Из-за реки Влад вернулся другим. Я понимала, смерть Дениса выбила почву у него из-под ног. Он доверял Денису Понятовскому как себе, и чувствовал уверенность, словно за спиной была надёжная опора. И вдруг этой опоры не стало. Я давно замечала, что Жека Бизонич стал держать дистанцию с Карнадутом. Они не в ссоре, но… даже думать боюсь в чём причина. Когда жив был Понятовский, он объяснял их симметричные синяки и разбитые губы: "Всё в порядке, Алина Анатольевна, всё под контролем. Два боксёра разминались на досуге. Мы, футболисты, тоже пару раз схлестнулись командами — вспомнили прошлое. Не переживайте!" И что мне оставалось делать? Адамчик сосредоточился на своей Лиле Рыбке и ничего вокруг не замечает. У них с Лилей всё тихо, бережно, но была бы возможность, они бы приклеились друг к другу — не оторвать.

Когда морозы ослабели и днём воздух прогревался до минус двенадцати градусов, Левант решительно напряг Карнадута, требуя организовать экспедицию к таинственному трупу пилота. «А если с ним оружие?», — этот довод Славы, почему-то не приходивший никому в голову, всех подстегнул.

Мёртвого пилота нашли по меткам; Слава всё правильно сделал. Но и на месте ребятам пришлось потоптаться, осматривая сугробы и опасаясь наступить на тело.

Влад Карнадут нащупал под снегом труп тупым наконечником копья и позвал остальных:

— Все ко мне! Он здесь. Смотрите: в снегу протаяло окошко. У нас проблема. Похоже, с ништяками придётся тащить и человека.

Они раскопали тело старика и, действительно, он не совсем окоченел, но явно находился в анабиозе в своём тонком, полностью герметичном скафандре с фильтром, полукольцом тянувшимся вокруг прозрачного пузыря для лица.