Конечно, я догадалась, с кем был комендант, хоть Денис что-то буркнул насчёт несварения желудка.
С этим нужно что-то делать. Не со слабым желудком Понятовского, а вообще.
Или не предпринимать ничего? Не составлять же мне график для милующихся голубков, украшенный розовыми сердечками?
Краснокутский, одетый для охоты, с рюкзаком и при оружии, умудрился провалиться под ограду. Это случилось как раз в том месте, где упала, разворотив землю корнем, располовиненная по всей высоте осина, и Вован собирался воспользоваться деревом как мостом через овраг и уйти в лес один. Видимо, он обиделся за вчерашние разборки.
Но земля осыпалась под ним, Краснокутский, осоловевший после вчерашней пьянки, как стоял, так и съехал вниз, туристический рюкзак застрял под оградой и Краснокутский повис на крепких шлейках. Он оказался спеленатый подмышками, и не мог нащупать опору для ног; лёгкий песчаный грунт крошился и сыпался, а внизу прямо под ним топорщилось острыми щепами съехавшее вниз дерево.
Над его головой суетились и выясняли отношения Света и Елисей. Света звала на помощь, плакала над своим Вованчиком и обвиняла Елисея во всех смертных грехах, будто он столкнул Краснокутского.
Когда все сбежались, Карнадут оставил сильных парней, остальных распустил. Велел только принести на всякий случай носилки. Носилки в лагере были.
Под ступни Краснокутского пропустили верёвку, на которую он смог встать. Второй верёвкой прихватили Вована поперёк груди, рюкзак с него срезали, ножами раскопали пошире дыру, через которую он провалился под ограду, и парни потянули Вована наверх, подстраховывая со всех сторон. Для этого Адамчик и Лёха перелезли через прутья и поднимали Краснокутского, ухватив его за ремень. Сверху его взяли подмышки, и он заорал благим матом от боли. По лагерю пронесли на носилках, уложили на матрас и позвали в котельную медиков.
Таня растерялась, расплакалась.
Зато Паша приказал разрезать одежду на Воване, ощупал плечо и предплечье, уверенно определил растяжение и закрытый перелом и посетовал лишь на то, что нет гипса.
— Есть гипс! — сказала Иванка. — В кружковой комнате есть гипс в пакетах, я сама его перекладывала в другой шкаф. Из гипса делали зверюшек и раскрашивали их. Я принесу!
Слава Левант спросил:
— Алина Анатольевна, случайно никто из педагогов не мастерил на кружке электрогенераторы? Или солнечные батареи? Я офигеваю, сколько нужного добра скопилось у них! Как вспомню ваши стеариновые свечи, тысячи новеньких спичек, склеенных в домики, фольгу, клей 'Титан' и кучу ножиков, проволоки и лески в вашем кабинете, и это всё — рисование?!
— А ты что думал? С детьми, пока они растут, учителя только пальцы в фигуры складывают?
— Как-то поверхностно я всё это представлял. Типа, книжки-тетрадки, ручки-карандашики… Знаете, День Учителя должен остаться праздничным днём. Мы тут выживаем только потому, что нас учили, и запасли для нас дофига ништяков! До сих пор удивляюсь, откуда всё необходимое находится. Ну, или почти всё. Для ремесла только инструментов мало.
— Это потому что в школе мужчин почти не осталось. Но спасибо тебе, Слава, за всех учителей! — искренне поблагодарила я.
Комендант Понятовский собрал парней Краснокутского и предложил назначить десятником Толяна Филоненко. Простое решение, в других десятках на три шага вперёд известно, к кому переходит право вести людей в случае потери командира. Но это был десяток Большого Вована, державшийся только на воле Краснокутского. Его ребята неожиданно возмутились. Толян был жёсткий.
Дело усложнилось.
Разбивать десяток Краснокутского было несправедливо, назначить им чужого десятника — несправедливо по отношению к десятнику, вынужденному потом делить опасности, оружие, котёл и кров с этими ребятами.
Посовещались, и Денис присоединил команду Краснокутского к старшим ребятам своей команды, перевёл неконфликтного Лёху к Димке Бровь, укрепив тем самым группу младших парней, а Чаплинского и Елисея отправил под начало Карнадута. Десятки укрупнились. В группе коменданта Понятовского теперь шестнадцать человек, у Карнадута — четырнадцать, у Димки Бровь десять. Два парня, Краснокутский и Стопнога, остались в лагере.
Люди спокойно приняли смену командиров и новым составом отправились разведывать местность.
Назад вернутся только младшие, уходившие в ближний рейд без ночёвки. Мы не увидим тридцать добытчиков долгие восемь дней, показавшиеся нам вечностью. Они ушли под началом двоих, а вернутся, ведомые одним командиром
Глава десятая. Девушки и мемека
…Пашка уверенно наложил Краснокутскому гипс, закрепил больную руку в лубках.
Таня смотрела на Пашку с благоговением, подошла и обняла его при всех. Пашка зарделся от ушей и до кончика носа.
Вован спросил, какой для него прогноз?
— Будешь жить до самой смерти! — уверил его окрылённый Таниным поцелуем Стопнога.
— Рука не отсохнет?
— Наоборот, — это же твоя левая рука. Как сказала бы доктор Таня, она не будет лазать в куда хочется, и отдохнёт. Только не дёргайся, а то рука заживёт в другую сторону, локтем вперёд, — предупредил Паша. — Но ведь так даже веселей: будешь уток стрелять как бог — на все стороны сразу!
— Ну ты и клоун! Но спасибо тебе, Стоп-Нога! Знаешь что, выгони народ, потолковать надо наедине.
Когда все вышли, Пашка выжидающе посмотрел на Вована.
Краснокутский признался:
— Мне больно звездануло промеж ног — я на осину налетел сначала… Только не говори, что у меня там яйца всмятку, я этого не вынесу, уж лучше безруким буду ходить…
Пашка осмотрел больного, нахмурил брови.
— Горло не болит?
— Не-ет, — ответил встревоженный Вован, нервно дёргаясь на постели и, вытягивая шею, пытался рассмотреть собственный нижний фасад.
— Если горло болит, значит, ангина. Ангина для пацанов опасна: может привести к бесплодию. У тебя горло не болит, значит, всё в порядке.
— Лять… Ты этот, как его…
— Шарлатан, — подсказал Стопнога. — Но другого мужского врача у тебя нет, поэтому ты должен мне верить. Первое время не закручивай ножка на ножку, когда сидишь. Просторнее их раскладывай, Владимир Юрьевич.
Паша, привычно раскачиваясь и опираясь на кленовую рогульку, ушёл к печам, к рубке дров, к ручному насосу артезианской скважины, в лазарет — дел было по горло.
Охотники оставили лагерь на его и Большого Вована.
Девушки под руководством неугомонной Алины распределили работы на день и ушли до обеда: обследовать лес, луг, и собирать всё, что может оказаться полезным.
Матвей и Ксюша не слезали с качелей и горок на площадке для младших отрядов и Пашка должен был хоть в полглаза, но присматривать за детьми.
Пальма и Маска рычали и колошматили молодого Зуба, заигрывающего с ними.
Кошка Машка пряталась с единственным выжившим котёнком и не показывалась; она подходила только к дежурным поварам и с оглядкой на собак.
В целом, всё шло нормально.
Территория лагеря с дорожками, площадками, скамейками и беседками выглядела уютно и отлично просматривалась. Не хотелось думать, что это всего лишь осколок прежней цивилизации. Крепкая высокая ограда окружала лагерь, ворота на замках, под воротами начали укладывать тугие вязанки хвороста — чтобы собаки не бежали в лес, а из лесу не проникало зверьё. В лагере было четверо ворот: главные, ведущие на центральную аллею, южные для въезда продуктовых автомобилей, и плюс двое хозяйственных и работу эту нужно было поскорее закончить.
Пашка занялся растопкой новой печи, просушивая кладку, одновременно развёл огонь в полевой кухне — грел воду для всяких нужд, как договорились. Насчёт этой полевой кухни у него возникла идея, но нужно было посоветоваться с Алиной…
Девушки вернулись после обеда продрогшие, исцарапанные, голодные, но довольные. В ранцах и вёдрах несли много мелких сморщенных плодов диких груш. Собрали весь шиповник в округе, нашли заросли орешника, уже ободранные, но всё же немного хватило и обитателям лагеря. С растущего по склону малинника нарезали верхушек с иссохшими ягодами и пожухлыми, но ещё зелёными, листьями: для чая. Надрали мха, коры осины для врачебных отваров. Нашли крапиву. Крапивой Таня всю осень кормит деревню в обязательном порядке: она запаривает эту редкую в лесу траву, и даёт пить от малокровия. Все привыкли забегать к врачам вечерком, чтобы опрокинуть в себя треть стаканчика тёплого отвара. Некоторым Ксюша по указке Тани давала проглотить из большой ложки зелья, укрепляющие кишечник.
