Он выбрался из укрытия и первым делом уткнулся в миску с водой. Вылакал все что было – для кота за раз многовато, но если без проволочки перекинуться, ничего страшного.
– Эй, а твой кофе я выпила, все равно остыл!
Девушка сидела у стенки, подтянув колени к подбородку. С головы до пят закутана в шелка, лица не видно, вдобавок он знал, кто это – и все равно она показалась ему красивой. Недавно она словно родилась заново: раньше как будто таскала на себе шипастую клетку, одни шипы торчали внутрь, другие наружу, а теперь этой клетки больше нет.
– Господин Тейзург велел его разбудить, если ты вылезешь из-под шкафа.
– Ага, только мне бы сначала умыться.
– Ванна сейчас будет, об этом он тоже распорядился, чтобы держали наготове. Идем.
Ночь как теплое море. И это пронизанное серебристым звездным светом море, на дне которого лежит и дворец, и уснувший город, и вся великая пустыня Олосохар, целиком принадлежит миру Сонхи. Тот, кто ради драматического эффекта сравнивает ночь с хаосом, настоящего Несотворенного Хаоса, на свое счастье, никогда не видел.
Его шатало. От стенки к стенке. Из тени в сияние магического фонаря, льющееся наискось из оконной арки. Провожатая вилась вокруг, готовая подхватить, но она его не удержит, в амуши меньше веса, чем в людях.
Вдобавок плыли хороводом имена, которые были даны ему в разные времена при рождении – надо выбрать одно из них, правильное: Хантре, Кеврис, Хальнор, Поль, Хантре… Казалось, кто-то слегка подталкивает к нему имя «Хантре». Похоже, это и есть правильный выбор. После того как определился с именем, шатать перестало – словно до сих пор плитка коридора колебалась при каждом шаге, а теперь затвердела.
И все равно осталось неясное ощущение, что он снова допустил ошибку… Впрочем, это ощущение вскоре сошло на нет, а они с Веншей между тем спустились в благоуханное помещение, где стояла ванна размером с двуспальную кровать. По углам приглушенно светили волшебные лампы в виде цветочных бутонов, за столиком у стены играли в сандалу двое мужчин и две женщины. При их появлении игроки встрепенулись.
– Господин Хантре, здравия и достатка вам на долгие годы! – заговорил, отвесив поклон, невысокий пухлощекий суриец с проседью в волосах. – Вода в ванне горячая благодаря заклинанию постоянного действия, о котором позаботился его светлость. Я чрезвычайно рад, что вы очнулись в наше дежурство, это для всех нас величайшая честь! К вашим услугам, заместитель главы ляранского Городского Совета Матабил-нуба, хранитель малой запасной печати Городского Совета.
Эти бюрократические подробности добили и изгнали прочь последние зыбкие отголоски того, что осталось за Вратами: Несотворенный Хаос и малая запасная печать Городского Совета несовместимы.
Приходилось идти ночами, потому что закончилось действие зелья, защищавшего глаза Шныря от солнечного света. Вдобавок солнце на Юге жаркое, лютое, так и норовит тебя ослепить: мол, раз ты гнупи, нечего тебе тут шастать, возвращайся в свои края подобру-поздорову! А он и рад бы вернуться, да сколько же для этого придется еще прошагать…
Днем они прятались по кустам, и башковитый Кем придумал завязывать ему глаза тряпкой, а то вдруг он случайно глянет на злющее солнце. Это в городе можно схорониться в подвале или в катакомбах, а тут повсюду деревья да травяные заросли, даже скал с пещерами ни одной больше не попалось.
Шли на северо-запад. Кем благодаря своим амулетам тоже неплохо видел в потемках, а для гнупи ночь – самое разлюбезное время, хоть дома, хоть на чужбине. Амулетчик ориентировался по звездам, Шнырю подсказывало дорогу присущее его племени чутье, но все равно время от времени он просил спутника сверить направление по компасу. Уж больно ему нравился бартогский компас с гравировкой на бронзовом корпусе, искусно нарисованными значками, обозначающими стороны света, и подвижной, будто она живая, путеводной стрелкой.
Питались птичьими яйцами – гнупи до них так же охочи, как до сливок, и фруктами, которые здесь повсюду растут сами собой. Иногда удавалось поймать рыбу, амулетчик запекал ее до хруста, чтобы не подцепить паразитов. Еще в этих краях водились съедобные улитки, но Кем решил, что будет их есть, только если ничего другого не подвернется, а Шнырь попробовал – и впрямь съедобные. Хорошо путешествовать, когда вокруг еды навалом.
Удивительное дело, свежей кровушки Шнырю ну совсем не хотелось. С голодухи не отказался бы, но больше не мечталось о ней, как раньше. То ли дело сливки, уж они-то ему никогда не разонравятся!
– Доберемся до человеческого жилья, где скотину держат, куплю тебе сливок, – пообещал Кем.
Гнупи и одним яичком в день будет сыт, а человеку, чтобы шагать без устали, надобно съесть побольше, поэтому Шнырь добывал яйца главным образом для своего спутника. Однажды полез в заросли, где учуял гнездо, и нарвался на притаившихся сойгрунов. Драпануть не успел – заметили друг дружку одновременно.
Их было пятеро-шестеро. Обычная численность для стайки этих обормотов, которые всюду носятся, верещат, озоруют и запросто могут с места запрыгнуть на крышу сарая или в окно второго этажа. Ноги у них словно у кузнечиков, а на длинных руках болтаются браслеты: кожаные, бронзовые, тряпочные, бисерные, из травинок сплетенные, попадаются даже золотые и серебряные – какие угодно. Сойгруны до них падки, таскают по две-три дюжины, а если у кого-то из их братии браслетов столько, что уже и надевать некуда, устраивают тайные схроны. Нипочем не простят, если разоришь такую сокровищницу и присвоишь ихние цацки. Зато от них всегда можно откупиться браслетом. Иной раз привяжутся к людям, мельтешат вокруг, кидаются грязью – не отстанут, пока путник не швырнет заранее припасенную откупную побрякушку. Или не задаст им по первое число, если это маг, амулетчик или ведьма.
Браслета для откупа у Шныря не было. Он тут пришлый, диковинный для местного народца чужак. Он один, а их много. И Кем далеко, в поисках ужина Шнырь забрался в самую гущу кустарника, рассчитывая потом догнать спутника. Если эти прыгуны набросятся всем скопом, ему несдобровать, и амулетчик на помощь не успеет, поэтому надо пустить в ход дипломатию. Он ведь смекалистый, и от Дирвена-задирвена убежал, и от хозяина подземного озера спасся – и от сойгрунов уйдет.
В звездном свете отливали синевой белки их глаз-пуговок, таких темных, что не отличишь зрачок от радужки. Поблескивали браслеты на тонких, как ветки, руках. У Шныря душа в пятки, но он старался не подавать виду, что струхнул.
– Кто такой?.. Кто такой?.. Кто такой?.. – загалдели сойгруны.
Человек, пусть он даже маг из магов, не разберет, что они не просто так верещат, а о чем-то толкуют – для этого надо быть или кем-нибудь из народца, или вурваном, или демоном.
– Путешественник я, – Шнырь выпятил грудь. – Из северных земель, которые лежат за Олосохаром.
– Далековато тебя занесло!.. Далековато занесло, к нам занесло!.. Что у нас делаешь?..
– Держу путь домой. Попал в неволю к людям, то да се им подавай, так и угодил в ваши края.
Лишь бы не спросили, как зовут. Соврать-то он не сможет, а ежели ничего не ответишь, могут и разозлиться.
– С человеком идешь!.. С человеком идешь, мы видели, видели!.. Кто таков человек?
Гнупи не лгут – Условие не позволяет, но преподнести правду можно по-всякому. У этой прыгучей братии ума не хватит понять, что находчивый Шнырь обвел их вокруг пальца.
– Ох, ребята, это Кем-амулетчик, воин Света. Бойтесь его, коли он за вами увяжется, никакого спасу от него не будет! Уж так он лютует в своем служении Свету, уж я от него бегал-бегал, а все равно не убёг… Гляньте, в той стороне он идет. И вот что я вам скажу, уносите-ка ноги, покуда он вас не заметил, не то поздно будет!
После такого предупреждения сойгруны стреканули во всю прыть и мигом исчезли среди серебрящегося в ночи разнотравья. А Шнырь спихнул с гнезда похожую на подушку крапчатую птицу, сердито загоготавшую, набрал в котомку яиц и помчался обратно, страшно довольный собой.