— Руби защищает свою книгу, но, — говорит он, фокусируясь на мне, — я смогу разгадать стихотворение, если ты отдашь мне книгу.
Я прижимаю книгу к груди.
— Но ты можешь разгадать его сам?
Он уставился на меня, глаза сузились, язык повис около кольца на краю его нижней губы, но это только в момент, пока испуг Эллиота не проходит.
— Я бы не стал так делать.
— Ещё как стал бы, — Гейб вырывает книгу из моих пальцев.
— Заткнись, Габриэлла, — говорит Эллиот.
Пальцы Гейба сжимаются на странице, но его лицо не выражает напряжения.
— Хрен.
— У него он хотя бы есть, — вносит свой вклад Чарли в эту бессмысленную беседу.
В конечном итоге книга оказывается у Эллиота, поскольку он хватает её с кровати, пока Гейб прыгает к Чарли. Они перекатываются по полу, как пара диких животных, почти уронив комод Эллиота в процессе. Эллиот же усмехается, читая книгу, будто бы эта борьба входила в его план.
— Возьми свои слова назад, или я сбрею тебе брови, — говорит Эллиот, его мускулистое тело прижимает Чарли к полу.
— Меня будто бы растерзала горилла. Не то, чтобы меня когда-либо терзали гориллы. Или вообще растерзали. Или я видел горилл.
Чарли пытается оттолкнуть голову Гейба, но, в основном, он просто цепляется, как поваленный на землю жираф.
— Хорошо, я забираю слова обратно.
Гейб отпускает Чарли, проводит по своим взъерошенным каштановым волосам и с радостным вздохом падает на кровать, как будто признание Чарли его мужественности — единственная причина, по которой она реальна.
— Ты уже нашёл сокровище? — спрашивает Чарли Эллиота, распластавшись на полу. Пот приклеил его волосы к коже, и он убирает их тыльной стороной ладони.
Сейди всегда говорила, что Чарли был так же увлекателен, как и Уайлдвелд. Он делает такие вещи, для которых никто другой не достаточно храбр или достаточно глуп, и он делает их с бесстрашной беззаботностью, что заставляет его казаться больше, чем когда-либо будет весь Уайлдвелл. Когда он отправился на скалолазание во время грозы, Сейди решила, кто будет её единственной настоящей любовью.
Дело больше обстояло в том, что она умирала, и все знали, что Чарли тоже когда-нибудь вскоре умрёт. Это могло бы быть романтично, если бы ей не стало хуже до того, как Чарли разгадал конец своего существования.
Эллиот проводит пальцами по разрезанному квадрату в верхней части страницы.
— Ты когда-нибудь раньше видела этот символ?
Каждый раз, когда я закрываю глаза.
— Нет. Это может быть одна из тех древних букв, как те, что из времён Викингов?
— Руны. Вряд ли. Я хорошо знаком с руническим алфавитом.
И Сейди полагала, что этот парень может научить меня приключениям?
— Мать научила меня, когда пыталась перевести знаки на Звёздных камнях, которые оказались не рунами.
Его губы сжимаются, и на минуту Эллиот остаётся наедине со своими мыслями. Затем он переворачивает страницу.
— По любому, этот символ всё равно не входит в алфавит.
— Он может соотноситься с третьей строфой.
Я смотрю в потолок и вытягиваю стихотворение из своей памяти.
— Отправишься ты в путь,
Когда сойдутся звезды –
Их знак не даст свернуть,
Гляди и шествуй твёрдо.
Может быть, мы найдём знак на звёздном небе, и он укажет на сокровище.
— Нет, — Эллиот обрывает конец моего предложения. — Слишком просто соединить звёзды в эту форму. Мы можем найти дюжины квадратов с линиями по середине.
— Это созвездие, соответствующее знаку зодиака, — говорит Гейб. — Мы найдём нужное нам и будем использовать его для навигации.
— Навигация по звёздам так не работает. Звёзды могут сказать тебе, где ты, или в каком направлении ты движешься, но они не могут дать поэтапных инструкций для определения места, которое мы не знаем, и, — продолжает Эллиот, поворачиваясь к Гейбу, — откуда, чёрт возьми, ты знаешь о зодиакальных созвездиях?
— Что? Кира Джеймс любит составлять мой гороскоп. А я люблю…
— Следующая строфа, — заговариваю я, прежде чем комната наполнится большим количеством тестостерона, — нам нужно говорить о ней.
Эллиот разворачивает карту острова Серых Волков. Она взята из сувенирного магазина музея, поэтому появляется хруст, несвойственный древне выглядящей бумаге.
— Ищи, где солнца луч утрами жжёт песок,
Где океан ревуч, на берег льёт поток.
Это о пляже.
— Где вода самая бурная? — спрашиваю я.
— Два места, — говорит Эллиот. — До того, как компания Роллинс выкупила остров, ребёнок погиб, купаясь у утёсов на юго-востоке. Волна ударила его об скалы. Но на северо-западе есть небольшой пляж и ещё ряд утёсов с бурными волнами.
«Где океан ревуч на берег льёт поток.»
Эллиот смотрит на меня с чем-то вроде восхищения.
— В точку. Единственный причал на острове находится на юге, поэтому мы начнем с этих скал. Если это не приведёт к сокровищу, мы начнем заново и последуем по карте от северо-западных скал.
Чарли достаёт теннисный мячик из-под кровати Эллиота и бросает его об дверь.
— Вы ведь понимаете, что компания Роллинс всё ещё владеет островом, и это будет незаконное проникновение на чужую территорию.
— И тебя это беспокоит? — спрашивает Гейб со смехом. Он и Эллиот меняются взглядом, говорящим о том, что Чарли выжил из ума. Мне кажется, что это правильный вопрос.
Чарли закатывает глаза.
— Конечно же, нет. Но я не поеду.
Это приводит к тому, что Гейб и Эллиот устраивают минутную дискуссию, произносимую исключительно движениями глаз. Это кажется слишком интимным, и я прижимаюсь спиной к стене, пока не ощущаю себя немного невидимой.
Теннисный мяч вновь ударяется в дверь.
— Я вас слышу, — говорит Чарли.
— Мы и не говорим.
Гейб усмехается, но Чарли слишком занят бросками теннисного мяча об дверь, чтобы заметить это.
Без разницы. Даже ныряние с убийственного утеса не заманит меня в эту смертельную ловушку.
Мои брови удивленно поднимаются. Чарльз Ким ничего не боится.
Все помнят испуганного корейского мальчика, который никогда не снимал свой велосипедный шлем, даже в помещениях. Уэйд Ким. Это имя, которым когда-то пользовался Чарли, в те времена, когда он был испуганным задохликом. В то лето, когда он стал достаточно равнодушным к тому, чтобы другие мальчики звали его по фамилии, он стал отзываться на Кима. Это озадачило всех стариков в городе, которые знали ещё одного или двух других Кимов, и всех из них были женщины. Когда его отец умер той осенью, Уэйд стащил его имя, и с тех пор он был Чарли.
Связать Уэйда с Чарли почти что невозможно. Этот мальчик свободно лазает по самым высоким скалам Уайлдвелла. Он занимался скайдайвингом, сплавом на лодке по бурной воде и рафтингом, и горными лыжами. Он не должен бояться Острова Серых Волков. Из всех нас именно он не должен бояться.
Я перевожу взгляд между Эллиотом и Гейбом, затем, наконец, смотрю на Чарли, который опирается на локти, ноги всё ещё расставлены. Он вздыхает.
— Это легенда.
Он говорит о трёх смертях, которые нужны яме, прежде чем она отдаст сокровище: несчастный случай, самоубийство и убийство.
— Яма — жадная сволочь, — часто говорила Сэйди. — Она получила свой несчастный случай. Она получила самоубийство. И всё ещё требует убийство.
Чарли бросает теннисный мяч по комнате, достаточно сильно, чтобы захлопнуть дверь Эллиота.
— Я не собираюсь становиться жертвой ямы. Я могу умереть.
— Я больше не буду говорить о твоей грёбаной смерти, — огрызается Эллиот, прежде чем выбежать из комнаты.
Взгляд Чарли задерживается на мне, и в первый раз в течение очень долгого времени его глаза одержимы.
— Такие дела, Руби. Я умру на Острове Серых Волков.
ГЛАВА 6: РУБИ
Мальчик, который умрёт. Так называют Чарльза Кима. Не «мальчик, родившийся от девственницы», как Гейб, или «тот, кому папаша расшиб лицо», как Эллиота. С тех пор, как в шесть лет к нему пришло первое видение, Чарли был «мальчиком, который умрёт».
