Но затем он открывает рот.
— Среднему подростку необходимо ежедневно спать девять с четвертью часов для оптимального функционирования, — он забрёл в океан и бултыхается на мелководье, высунув голову над водой. — Четыре часа! Вы дали нам лишь четыре часа!
Анна жмет плечами.
— Люди спят долго, а кажется, что ещё дольше, когда сам не спишь.
Эллиот падает на землю, резко взглянув на Анну.
— Слушай, ты можешь одолжить книгу, но…
— Твой рюкзак предназначен для карт, фонариков и нашей палатки, — Гейб сплевывает зубную пасту в море, — если бы там оставалось место для книг, ты могла бы положить туда больше кухонной утвари, которую заставила меня оставить.
— Какого чёрта мы собираемся делать с жаровней, Гейб, — Эллиот сморит на Анну. — Ты можешь взять книгу, но мне нужно поспать минимум три часа после рассвета.
Я поднимаю руку.
— Мне бы тоже это понравилось. А ещё я бы не хочу, проснувшись, видеть твоё лицо в шести дюймах от своего.
— Я не всю ночь была так близко, — говорит она. — Просто через какое-то время после рассвета мне показалось, что ты спишь уже довольно долго, и что, возможно, ты умер. И тогда я стала беспокоиться, что сижу на жаре в палатке с трупом, поэтому проверила, жив ли ты.
Вместо этого, я откусываю огромный кусок пирога. Из-за близости океана он сырой, но по-прежнему сохраняет сладкий вишнёвый вкус и помогает отвлечься. Когда заканчиваю, опускаюсь на колени на песок, рисую перечёркнутый квадрат. И рассказываю о нашем новом открытии.
— Итак, — говорит Эллиот, — карта велит нам ориентироваться по звёздам, соединенным в знак. Держу пари, нам всё время нужно искать перечёркнутый квадрат.
— Это может занять приблизительно вечность, — проворчал Чарли.
— Чарли, это так? Это и вправду может занять приблизительно вечность, — закатывает глаза Эллиот. — Слушай, всё, что нам нужно, — это найти символ в том месте, где «гнев на землю вложит океан в очередной безжалостный удар». Это либо северо-западные, либо юго-восточные скалы.
— Юго-восточные, — говорю я, — я поняла это сегодня утром.
Эллиот хватает себя за волосы обеими руками, на случай если я могу подумать, что он лишь умеренно раздражён.
— И ты даёшь мне обсуждать жаровни…
— Я могу сделать вегетарианский чили, — ворча говорит Гэйб.
— Жаровни, — произнёс Эллиот, — вместо вашего достижения!
— Я наслаждаюсь осознанием того, что решил загадку, с которой не справился Торн.
— Ну что ж, — говорит он, — раз уж вы наслаждаетесь вашим великолепием, может быть изволите рассказать нам остальное?
— Не обращай на него внимания, — Чарли лениво машет рукой на Эллиота. — Он как гадюка до полудня. После он станет… менее ядовитой змеёй.
Гэйб кивает:
— Итак, Руби, расскажи нам о рассвете. Можешь смело обратить внимание на выражение моих глаз, когда будешь рассказывать эту историю.
У берега рычат волны. Ветер колышет наши платки. Я повысила голос:
— Я всматривалась в рассвет, который подчеркнул жёлтые прожилки в глазах Гейба, придавая им желтушный вид.
— Больше похоже на золото!
— Внезапно в голове щёлкнуло. «Ты обнаружишь эту точку там, где жжёт песок, проснувшись, солнца жар», — делаю паузу для выразительности, так, как делает Анна, когда рассказывает истории. — Солнце встаёт на востоке. В стихотворении речь идёт об этом пляже.
— Думаю, Руби больше похожа на Торна, чем ты, — говорит Гейб. Я ожидаю, что Эллиот прервёт его, но вместо этого он улыбается, а затем разражается смехом. Остальные присоединяются к нему, и утренняя неловкость рассеивается как предрассветный туман. К этому времени, как мы достигаем юго-восточного края пляжа, мы практически сияем.
Наступает отлив, поэтому округлые камни, ведущие к скалам, хотя и скользкие, но находятся на поверхности. По мере того, как мы приближаемся к скале, кажется, что она увеличивается, нагромождение камней становится таким высоким, что мне приходится задирать голову, чтобы увидеть вершину. Освещённые рассветным солнцем, рыжеватые камни кажутся пиратским золотом.
Мы были почти уверены, что это та самая точка, упомянутая на карте. Но чтобы удостовериться, мы расходимся в стороны и начинаем искать символ. Солнце припекает мою спину, пока я очищаю основание скалы. Чарли находит его пятнадцать минут спустя; знак, размером с ладонь, вырезан на камне.
Анна проводит пальцем по вырезанной бороздке.
— Я не умею летать.
— О чём она? — спрашивает Гейб у Эллиота.
Анна бросает ему кусок водоросли.
— Летать, Габриэль. Я не умею летать, так же, как и ни один из вас. — Она показывает на самый высокий утёс с плоской вершиной, свободной от деревьев. — Как, по-твоему, нам попасть отсюда туда?
Я прячу усмешку. Я знаю, Сейди говорила, что Анна странная, но это было уже чересчур странно.
Чарли отходит назад.
— Ты доверяешь мне, Анна Банана?
Она качает головой и смотрит в небо краем глаза.
— Я так не думаю.
— Да, возможно это хорошая идея, — говорит он. — Но у тебя похоже нет других вариантов.
Под нашими с Анной скептическими взглядами, Чарли соглашается для начала поднять все рюкзаки. Гейб ворчит, что он достаточно крепок, чтобы вскарабкаться на скалу с рюкзаком, но даже он уступает перед очевидной ухмылкой Чарли. Парень продолжает улыбаться, когда запрыгивает на камень. Он двигается так плавно и точно, что не остается сомнений, что залезть на скалу ему будет легко.
Чарли покрывается потом, но кажется лишь немного уставшим, когда возвращается на пляж в очередной раз. Анна взбирается на скалу вслед на ним, медленно, но на удивление умело.
Я же не уверена, что смогу это сделать без серьёзных травм.
— Руби, на самом деле не всё так сложно. Те маленькие камни — как ступеньки, — Эллиот завис в шаге позади меня. На нём полупрозрачные оранжевые солнечные очки с тёмно-коричневыми линзами. Они отлично сочетаются с оранжевыми шортами с низкой посадкой и оранжевой надписью на белой майке.
— Ты… подбирал одежду по цвету?
Эллиот карабкается по выщербленной скале следом за Гейбом. Его мышцы бугрятся в то время, как он перебирается с этого пласта на соседний. Он добирается до меня, заняв устойчивое положение.
— Разве я не могу быть и умным, и модным?
Я смеюсь, но смех больше похож на хрип, поскольку я нахожусь где-то между небом и землёй.
— Ты можешь быть таким, каким хочешь. Лишь бы не отморозком.
Провал между скалой, за которую я цепляюсь, и той, на которой стоит Эллиот, разверзся передо мной, острые скалы у подножия грозятся насадить меня, если я сорвусь. Эллиот указывает на выступ на поверхности камня.
— Поставь туда левую ногу.
Я так и делаю. Левая нога, левая рука. Почти добираюсь, распластавшись по скале, как буква «Х», обозначившая нужную точку. Я практически на месте и протягиваю правую руку к следующему камню.
Я практически на месте, и в этот момент я соскальзываю.
Мои ноги скребут по камню.
Одной рукой я держусь за выступ. Остальная часть тела болтается в двадцати футах над бритвенно-острыми скалами.
Вопль рвется из моего горла. Пальцы начинают скользить. Быстро? Медленно? В ужасе я не могу понять.
Сбоку ко мне направляется рука Эллиота и стискивает моё запястье.
На мгновение мы замираем. Время останавливается, остаемся только я, Эллиот и чувство огромного облегчения.
— Я держу тебя, — говорит он. — Всё будет хорошо.
В кино герои так всегда делают, крепко держат друг друга за руку, но я не предполагаю, что делать так в реальности — хорошая идея.
— Я прямо вижу, как мы оба падаем и разбиваемся на смерть.
— Я держу тебя, Руби, — повторяет Эллиот прежде, чем отрывает мою руку от камня и тащит вверх. Нет ничего кроме меня, Эллиота и слишком большого количества свободного пространства. Мой желудок подступает к горлу. Я опускаюсь на колени, которые обжигают горячие камни.
Эллиот прижимает кулаки ко лбу.
— Чёрт возьми, я был уверен, что уроню тебя.