Ганева спасла от смерти обыкновенная бюрократия. Не задержись он в Лондоне всего лишь на один день из-за подробного доклада о нюрнбергском деле, затребованного региональным директором СОБН по Западной Европе, Ганев рухнул бы в Атлантический океан вместе с обломками ракетоплана, на борту которого отправили в Штаты его подопечных. Ракетоплан взорвали управляемой по радио миной, не пощадив четыре сотни пассажиров, находившихся на борту.

Видели бы меня сейчас мои былые коллеги по нашей тихой уютной обсерватории! Физиономия заляпана грязью так, что через нее с трудом пробивается многодневная щетина. От рубахи остались одни лохмотья, джинсы располосованы. За последнее время я не ел ничего, кроме представителей местной флоры, потому что рюкзак с продуктами и питательными таблетками остался на месте моей позавчерашней встречи с одним из представителей местной фауны — ягуаром. Честно говоря, в кино это все выглядит гораздо лучше, чем в жизни. Он бросился на меня так неожиданно, что я еле успел достать нож и, катаясь с хищником в обнимку по земле, всадить ему в горло.

Потом я из последних сил бежал с того места, боясь, что шум и запах схватки привлечет еще кого-нибудь из хищных зверей.

Первое, что я услышал, придя в себя, было журчание воды. Губы мои слиплись от жажды, и я прильнул к маленькому ручейку, благо что вода в нем была относительно чистой. Но важнее было другое. Я заблудился, а ручеек должен был вывести меня на главную тропу — к реке. Превозмогая боль, я через несколько часов добрался до реки. Шорохи и шелесты слышались со всех сторон. Быть может, это были змеи, но у меня уже не было сил реагировать на них. Я свалился у самой воды, теряя сознание. Что-то ползло по моим ногам, быть может какой-нибудь ядовитый паук, но в тот момент все уже было безразлично.

Судя по всему, я пролежал без сознания довольно долго. Однако за ночь я выспался, и с утра мне даже показалось, что силы мои прибывают. Я постепенно стал привыкать даже к комарам и оводам и боялся не хищников и не змей, а мух, которые могли отложить яички мне прямо под кожу.

Не помню, на каком дне пути дорогу мне преградили лютые муравьи-переселенцы. И хотя мозг работал с трудом, я понял, что единственное мое спасение — вода. Я влез в полужидкую грязь больше чем по пояс и просидел там часа два или три, пока опасность не миновала.

Потом меня обуяла неукротимая жажда жизни. Я должен был бороться с ней, ибо понимал, что стоит мне только уступить — и ради самосохранения я пойду на самые безрассудные поступки. И не доберусь до цели своего путешествия — угодий фирмы «Ромерсон».

Река становилась все шире и шире. Эти проклятые мухи, одолевшие меня, сколько я ни отбивался от них, все-таки населили меня своими личинками. Слава богу, что сохранившиеся остатки одежды не позволили им это сделать по всему телу. Но руки и ноги болели невыносимо. Сознаюсь честно, у меня даже мелькнула мысль: не ампутируют ли мне их?

Я сел на поваленный ствол дерева, собрался и сказал себе: «Джеральд Финчли, прекрати ныть. Ты не маленький. Идти сюда тебя никто не заставлял. Сам решил… Почему решил? Потому что надо. Почему надо? Потому что если Джеральд Финчли не пойдет в сельву, рискуя потерять руки-ноги, а Гарсиа Фернандес не поедет в Таиланд, рискуя получить пулю, а Стоян Ганев не поедет в Нюрнберг, рискуя неизвестно еще чем, то многие тысячи, если не миллионы, людей рискуют стать жертвами огромной банды негодяев».

И как только это дошло до меня, все вокруг стало привычным, даже спокойным, как будто я родился не на ухоженной ферме в Штатах, а меж полусгнивших, оплетенных лианами стволов.

Хотя идти вдоль реки было делом не самым легким, я все же боялся потерять ее, так как знал, что худо или бедно, я иду правильной дорогой и рано или поздно доберусь до тайных владений фирмы «Ромерсон». Там мне предстоит провести тщательную разведку. И одному только господу богу известно, что я обнаружу. Думаю, что ничего хорошего.

Несколько дней назад в стране, на территории которой я нахожусь, закрыли представительства СОБН и Интерпола. Мы, мол, плохо себя вели…

Доходили до нас слухи о странных делах, творящихся в районах, скупленных солидной английской фирмой «Ромерсон» для проведения «долгосрочных сельскохозяйственных экспериментов». Фирма держала все свои работы в глубокой тайне. Вот поэтому никому никогда не было хода в эти районы. В нашем обществе уважение к святому праву частной собственности — это вам не шутки… Уж не эксперименты ли по разведению в сельве опиумного мака и переработке его в героин вела там эта фирма? Тем паче, что бывший золотой треугольник, столько веков исправно служивший поставщикам наркотиков, мы все-таки с помощью правительств Бирмы и Лаоса скоро ликвидируем окончательно, и нашему противнику может потребоваться новая крупная опорная зона.

Под давлением все той же фирмы «Ромерсон» правительство этой страны приняло решение выступить на предстоящей сессии ООН с отказом от участия в жизненно важном для страны предприятии — прокладке новой межконтинентальной транспортной магистрали Север — Юг, которая должна была проходить через Канаду, США, Центральную и Южную Америку и оканчиваться на Огненной Земле. Она, конечно же, пересекла бы не только Трансамазонскую магистраль, но и зону, скупленную фирмой «Ромерсон».

Правительство держало свое решение в тайне, чтобы не вызвать накануне предстоящих выборов волну возмущения в стране, но о нем узнал главный редактор ведущей политической газеты. Редактор был честный человек и не получал субсидий от фирмы «Ромерсон». Я говорю «был», потому что он решил выступить публично на страницах своего еженедельника с разоблачением правительства, попирающего национальные интересы страны в угоду иностранным дельцам. Редактора нашли мертвым, когда гасили пожар, вызванный взрывом мощной мины в его доме.

Джейк Питерс раскопал эту историю, но доказательств не имел. Зато он загорелся желанием наведаться в сельву и посмотреть, чем это так мешает фирме «Ромерсон» новая дорога и чем эта фирма вообще там занимается. Но после того, как местные власти закрыли здешнее бюро СОБН, ему, разумеется, пришлось выкатываться отсюда и ждать официального обсуждения протеста нашего руководства правительству этой страны на сессии Генеральной Ассамблеи.

Я же срочно вылетел сюда из Нью-Йорка «для ликвидации дел бюро»… Два дня спустя, выполнив все формальности, я сел во взятый напрокат элегантный электромобиль и на глазах наблюдавшей за мной полиции пересек границу с соседним государством. Еще через день, оторвавшись от пущенных кем-то за мной «хвостов», я пересек границу в обратном направлении и «растворился»…

Скандал, конечно: старший инспектор СОБН находится нелегально в стране, нарушая закон и международное право. Это только «пушерам» можно, а нам такого нельзя. Если меня поймают — СОБН скомпрометирован. Ну что же, я знал, на что шел. Американец я, в конце концов, или нет?

Отвечаю — американец. А какой уважающий себя американец побоится проявить свою вольную индивидуальность, не пойдет на приключение один? Нет, действовать в одиночку для моих предков было куда привычнее, чем работать в рамках какого-то аппарата. Проповедь гнилого индивидуализма, заявил бы на это мой уважаемый русский друг Сергей Карпов.

«Эх, — подумал я, вставая со сломанного ствола дерева, — Серега, в настоящий момент мне одинаково начхать и на индивидуализм и на коллективизм. Мне просто, увы, одиноко и грустно и очень хочется поскорее отсюда выбраться».

В конце концов река привела меня туда, куда мне было нужно — к самым границам «государства в государстве», к угодьям фирмы «Ромерсон». Обходя очередную излучину реки, я наткнулся на высокий проволочный забор, пересекавший даже реку. Насколько я понял, он был установлен не столько против лесных бродяг вроде меня, сколько против зверей. В проволоке не было электротока, часовых я не обнаружил, заросли близ забора метров на сто были расчищены. Я приблизился к забору, сделал подкоп и проник на территорию фирмы. Крупное зверье в огражденную зону попасть не могло. Но зона за забором может просматриваться средствами электронного наблюдения, поэтому я включил свою «шапку-невидимку» — маленький такай приборчик, делающий меня практически невидимым для всех видов электронного наблюдения. Хорошо еще, что этот прибор я нес в застегнутом на «молнию» внутреннем кармане, а то, катаясь с тем ягуаром, вполне мог бы растерять все.