Литмир - Электронная Библиотека

– Ты все-таки называй его папой. Иногда. Ему же жутко нравится.

– Могу в виде компромисса называть его Борисом Анатольевичем.

– Ну Вить…

– По этой лестнице – короче.

– А по той – длиннее, – потянула его Вера. – Пройдемся немного. Я хочу на людей посмотреть, себя показать.

Виктор повел ее через фойе. Как длиннее. Мамин лучший друг.

Борис и правда уже ждал у ложи:

– Привет.

Виктор не глядел на него:

– А Аня где?

– Уже села.

Борис пропустил Веру вперед, за бархатную занавеску, сам задержался в пахнущей духами и пылью темноте с проблесками позолоты, приложил к уху телефон, дождался писка голосовой почты, тихо, но так чтобы слышно было беспокойство, бросил: «Ира, просто хочу знать, что все в порядке». Отключил звук. Рабочий телефон тоже переставил на airplane mode. И вошел в ложу. В свет, рокот, звуки настраиваемого оркестра, как бы снизу куполом подпиравшие гигантскую хрустальную люстру.

Вера выпустила из объятий дочь.

– Мам, ты чего? – с улыбкой спросила и Аня, оправила платье. – Ой, смотри, у тебя пятно на платье.

Вера прижала подбородок, скосила глаза на черный бархат.

– Где? Это? Пыль. Странно. Откуда?

Махнула рукой:

– А. Отвалится само… Ань, – позвала она дочь. – Я тебя обожаю.

– Мама сегодня восторженная какая-то, – с нежной насмешкой заметил сестре Виктор.

Та спросила его одними глазами поверх Вериного бархатного плеча. Виктор еле уловимо кивнул сестре.

– Странное чувство. Видеть весь этот театр снаружи, – заметил он, садясь.

– Предвкушаешь спектакль? – поинтересовалась Аня.

Вера почувствовала спиной сквозняк. Обернулась из кресла – на лице легкая тревога. Борис ей улыбнулся: все хорошо. Виктор сделал вид, что не заметил его появления, – а может, и правда не заметил: показывал спину в темно-синем пиджаке, разглядывал полный зал. Аня крутила колесики перламутрового бинокля. Борис потянул за золоченую спинку, сел на бархатное сиденье и, разделяя любопытство жены, пасынка, дочери, тоже стал разглядывать зал.

В балете он раньше не был. В этом театре, кажется, да, но не на спектакле – вручали какую-то премию, Борис представлял, как всегда, спонсоров, в одном из множества комитетов и советов, в которых числился.

Неровные тихие вопли настраиваемых скрипок образовывали какофонию, которая наполняла предвкушением чуда.

– Царя еще нет, – сообщила Вера.

– Опаздывает, – ухмыльнулся Борис. За бархатным бортом ложи он казался себе плывущим в утлой золотой лодочке прямо в шипящее море.

26

В отеле «Евразия», огромном и роскошном, а главное – почти примыкавшем к театру, к ним отнеслись ровно так, как предсказывал Олег.

Вот и опять люди оказались лучше, чем Света о них думала.

Администратор с бейджем на лацкане хорошего пиджака («Армен», прочитала Света) тихо воскликнул: «Боже милостивый». Прибежала брюнетка в узкой юбке и блузке с бантом: ассистент.

Света удивилась, что их вообще выслушали.

Смирнову (дома она не усидела, дома осталась бабушка Костика), уже не хлюпающую, но с ужасным, ужасным лицом, усадили на шелковый полосатый диван в уютном закутке фойе. На столике перед ней стоял чай. На многоэтажном блюде сэндвичи и пирожные. Девушка из «Леры» к ним не притронулась.

– Это уже подвижка, уже подвижка, – повторяла она матери Костика.

Отель был шикарный. В нем останавливалась однажды певица Мадонна. Простые гости тоже были не просты. Камеры были натыканы везде.

– Попробуйте выпить хотя бы чаю, – сочувственно уговаривала ассистентка в узкой юбке, низко наклоняясь, так что Света чувствовала ее духи, и прочла, скосив глаза, на бейдже: «Карина». Есть хотелось, но было стыдно жевать в присутствии чужой беды.

Смирновой кусок не лез в горло.

Администратор Армен вернулся. Уши красные. Вероятно, служба охраны отеля упиралась, сделала вывод Света. И вероятно, администратор Армен превысил полномочия – такие уши обычно пылают после разговора с каким-нибудь Большим Боссом.

Но и Большой Босс «Евразии» проявил понимание.

– Идемте, – пригласил Армен.

«В отель, что ли, устроиться», – подумала Света, вставая. В «Евразии» ей понравилось все: бежевые цвета, запахи, букеты в огромных вазах, люди. Сидеть со Смирновой, полубезумной от страха за сына, опять и опять повторять: «Да не к кому Ирке в гости идти. Нет у нее в Москве родственников – она сама из жопы какой-то сюда приехала. Вы же Иру знаете. Она очень, очень ответственная», – сил уже не было. Света чувствовала себя какой-то обугленной. Как дерево, по которому все шарахает и шарахает молния. Со стыдом за себя сделала вид, что Армен пригласил и ее, увязалась за Олегом и Сашей по тихим коврам. Когда они ее заметили, уже пора было входить в лифт. Олег все же промолчал.

27

От множества экранов в комнате было сухо и жарко. Охранники держались неприветливо. Но и здесь Света ошиблась. Олега они выслушали внимательно, соображали вдумчиво, замечания вставляли дельные. Изучили фото Костика.

– Какой мелкий, ужас, – не выдержал один. Оба обернулись к экранам.

– Посмотрим.

На экранах была «Евразия» – вид снаружи, вид изнутри – как бы разбитая на мозаику.

– Вот здесь театр попадает, – показал на один из экранов охранник. Если бы не сказал, Света не догадалась бы. Театр там не выглядел театром. Просто кусок стены с окнами, балкончик. Внизу тротуар, край проезжей части.

– Негусто.

– Лучше, чем ничего.

– Посмотрим, – охранник принялся отматывать сегодняшний день. Задом наперед побежали люди, в окнах дергались и мерцали отражающиеся облака.

Каждый раз, когда мелькали две фигурки – одна повыше, другая пониже, охранник бил по клавише «стоп». Пара, отец с ребенком, дети разного возраста. Опять бежали задом наперед одиночки. В углу экрана неуловимо для глаза менялись цифры – время отматывалось назад.

Просмотрели на всякий случай на час раньше, чем была выложена фотка в инстаграме. Ничего.

Надежды было мало, но все равно – досадно.

– Извините, – произнес один охранник, как будто это была его вина.

Теперь экраны снова показывали настоящее время.

– А больше камер нет? – понадеялся Саша.

Охранник покачал головой. Не хотел казаться черствым, выпроваживая волонтеров сразу за дверь.

– А у кого еще могут быть камеры на театр?

Но охранник уже таращился на экран. Пальцем бил по одной клавише: зум, зум, зум…

Картинка приближалась с тошнотворной быстротой, от которой желудок сводило, как в машине, когда укачивает.

Олег выхватил телефон. Саша никак не мог попасть в рукав куртки. Кто из них заорал?

– В полицию, в полицию звони!

У охранника словно заклинило палец: зум, зум, зум…

28

Антракт задерживали.

Публика, вытесненная в фойе, за запертые двери зрительного зала, уже допила шампанское в буфетах, уже опустели туалеты, уже сделаны и запощены селфи, уже люди начали беспокоиться. Гулкий голос вальяжно объяснял – спутнице и всем, кто услышит: «Это президент. Из-за него антракт задерживают». Всегда и везде, в любой толпе, в любом кафе, в любом человеческом собрании находится такой человек, который знает просто-напросто все.

За кулисами недоумение также росло.

В театре рыскала полиция. Много полиции. Что-то искали. Везде заглядывали.

– Может, позвонили, что бомба, – предположил в буфете артист миманса Волосов.

Внутреннее радио опять призвало всех сохранять спокойствие.

От этого всем стало еще больше не по себе.

Даша ходила из угла в угол гримерки, то и дело зевала; глаза при этом были не сонные, а широко открытые и блестящие. «Психует», – подумал Славик, выключил радио в гримерке совсем. Передумал – так можно пропустить важное: просто убавил звук. Антракт так затянулся, что разогретые мышцы уже остыли.

– Такое бывает. Наверное, просто опять какой-нибудь псих позвонил, якобы в театре бомба.

19
{"b":"683748","o":1}