И если честно, то пока не знал, как решить такой неоднозначный момент. С одной стороны, то, что не удастся хранить вечно в тайне незамысловатый способ, которым авиаторы стреляли через плоскость вращающегося винта, можно было не сомневаться. Но чем дольше противник не будет об этом догадываться, чем дольше он будет не в курсе, что опасность для него представляют именно наши аэропланы, тем больше мы их сможем сбить. Даже когда они поймут, что их сбивают именно наши лётчики, а не какое-то чудо оружие неизвестно откуда стреляющее, ещё будет оставаться наше преимущество в воздухе. Разумеется, если германцы не придумают чего-то своего оригинального и столь же эффективного. Но поскольку наш способ на самом деле невероятно прост, то стоит просочиться лишь малым слухам об этом, хоть чему-то, что может дать верную подсказку, и наше преимущество в воздухе исчезнет в течение буквально нескольких дней. И начнётся серьёзная борьба на равных, победит в которой в конечном итоге тот, у кого лучше промышленность. А это, к сожалению, не Россия. Поэтому Самсонов и оттягивал, как мог любые разговоры на эту тему с вышестоящим начальством. Всё было просто – чем больше народу знает об этом, тем больше шанс утечки секретной информации. Конечно, дело было вовсе не в том, что он не доверял лично Жилинскому. Но ведь тот, командующий фронтом, и обязан заботиться о всех вверенных ему войсках. Значит, надо как-то позаботиться о том, чтобы Жилинский проникся серьёзностью сохранения секрета.

И тогда Самсонов решился на составление целого послания. Сев за стол в небольшой комнате, которая заменяла ему теперь кабинет, он взялся за бумагу и перо, и написал текст телеграммы. В ней он поведал Жилинскому, что штабс-капитаном Вальницким была разработана оригинальная система, при помощи которой можно стрелять из пулемёта прямо по курсу через плоскость вращающегося винта аэроплана. Суть системы описывать не стал, ограничившись лишь упоминанием. После практического применения он, Самсонов, лично убедился в результативности этих мер, поскольку сбито уже три вражеских аэроплана. Сохраняя строжайшие меры секретности в отношении новинки во вверенных подразделениях, он теперь решил поведать об этом нововведении командующему, для чего просил и его максимально сохранить эту тайну от любых возможностей её распространения. Даже подключив к этому контрразведку. Но для обмена опытом с другими авиаторами он настоятельно просил выслать представителей, разбирающихся в таких вещах, в расположение армии и бесед с командиром авиаотряда. Следом шла просьба представить штабс-капитана Вальницкого, а также авиаторов, отличившихся в воздушных боях, к награде.

После этого Самсонов отдал пространный текст адъютанту с наказом отправить его в штаб фронта. А уже вскоре, спустя примерно час, Самсонов услышал стрельбу над Млавой. Выйдя на небольшой балкончик, посмотрел в небо, и ничего не увидел. Все германские аэропланы, как ветром сдуло. В отдалении ещё слышались редкие раскаты артиллерийских выстрелов, где-то стрекотали пулемёты короткими очередями. Чуть позже, к нему зашёл начальник разведки Лебедев, и рассказал о своих изысканиях по поводу привезённого с собой репортёра «Русского Слова» Рукавицына. Успокоил командующего, что тот в принципе чист, не считая поверхностного знакомства с некоторыми творческими личностями, позволяющими себе высказывания в недовольном тоне о российских порядках. Но учитывая, что среди этой публики только ленивый не проходился в своих пассажах на подобные темы, считал его вполне благонадёжным и тем, за кого себя и выдаёт.

А вечером, вместе с докладом авиаторов о ещё двух сбитых аэропланах, пришло известие, что на ближайшей германской железной дороге, идущей от Лаутенбурга к Зольдау, и дальше на Нейденбург, наблюдается большое скопление войск противника и выгрузка их из эшелонов. А это значило, что появился новый противник, скорее всего долгожданный Двадцатый корпус Шольца. Но возможно, привезли что-то ещё. При этом Вальницкий признался, что ещё два вражеских аэроплана ушли, и догнать их оказалось невозможно для наших машин с изношенными моторами. Ну, вот, собственно, и конец тайны. Теперь враги знают, куда деваются их воздушные разведчики и чего им надо бояться. Но это всё ерунда, поскольку он, похоже, разозлил своим дерзким наскоком противника, и за него теперь брались всерьёз. Разумеется, он мог отступить, и спокойно удалиться обратно к Варшаве. Он был уверен в том, что германцы за ним далеко не последуют, но выглядело бы это как-то неправильно. А для того, чтобы выработать правильную реакцию на эти известия, предстояло попытаться оценить силы противника.

Начать решил снова с разведчика. Заодно позвал и Орановского. Когда они собрались в его кабинете, то Самсонов озвучил свои опасения:

– Авиаторы докладывают, что против нас собираются новые силы. Кто это может быть?

Первым нарушил молчание Лебедев:

– Это однозначно Двадцатый корпус Шольца, но могут и кого-то ещё подтянуть.

– Кого например? – Спросил Самсонов.

– Ума не приложу. – Честно ответил Лебедев. – Никаких сведений я ещё не получал по своим каналам. Перебрасывать корпуса с востока германцы не рискнут, потому что уже наверняка знают о наступлении нашей Первой армии Ренненкампфа. Появление каких-то крупных сил с западного фронта мы бы обязательно обнаружили. Хоть какие-то сигналы бы были, пусть и не подтверждённые. А этого нет вообще. Может они усиливаются дополнительными частями ландвера?

– Подождите. Какими частями ландвера? – Решил уточнить Самсонов. – Вы мне ранее докладывали, что они все собраны у границы, распределены вдоль неё, и поэтому наша кавалерия не может преодолеть их заслоны.

– Вот теперь-то они и могут собрать их в кулак, чтобы бросить против нас. – Продолжал настаивать на своей точке зрения Лебедев. – В любом случае, я могу что-то сказать определённо, только, когда поступят новые донесения от моих агентов.

– А если они опоздают? Я уж не говорю, если они что-то вообще пропустили. У нас всего полтора корпуса здесь собрано. Окажись мы против значительно превосходящих нас сил, и нам отомстят за вчерашнее поражение.

– Ландвер против наших корпусов не выстоит. У них артиллерии мало, да и подготовка не та, что у армейских и резервных частей. – Подал голос Орановский.

– Да, только учтите, что этой самой артиллерии в корпусах у них существенно больше, чем у нас, и если они просто немного усилят ей свой ландвер, то нам не поздоровится.

– Возможно. – Согласился начштаба. – Но делать выводы пока рано. Надо действительно собрать побольше данных.

– Надо. – Согласился Самсонов, но его грызло беспокойство. Он чувствовал, что здесь что-то не так.

То, что теперь всё пойдёт по-другому, можно было уже не сомневаться. Фактический разгром целого армейского корпуса германцев радикально изменил ситуацию. Теперь можно было даже не надеяться на то, что какие-то знания о предстоящих событиях ему помогут. Противник вынужден учитывать новые реалии, и будет реагировать иначе. Главным остаётся только одно, его армии по-прежнему не стоит спешить с наступлением, не уходить далеко на север, чтобы встретить там сконцентрированный удар германской армии. Потому что, когда они начнут переброску большей части своих сил с востока на юг, против него, то очень легко смогут зайти и в тыл, и во фланг, прямо по железной дороге… Чёрт!!! А с чего это он взял, что они будут чего-то ждать? В той реальности они практически оголили свой южный фронт против него, собрав сначала все силы против Ренненкампфа. Но это потому, что тот первым перешёл границу, раньше на два дня. А потом, когда разбить нашу армию на востоке не получилось, точно также оголили свой фронт против неё, и перебросили все силы на юг, нацелив все силы против той армии, которой он сейчас и командует! Так что же получается, он спровоцировал удар всей германской машины против себя раньше срока?

– Владимир Алоизиевич, напомните мне, какими силами располагает противник в Восточной Пруссии. – Изменившимся голосом попросил Самсонов своего начштаба. – Хотя бы те, о которых нам известно.