"Страж" теперь тихо потрескивал.
-- А ты ведь ашими, да? И влюбилась.
Лэни моргнула.
-- Но знаешь, я не мучаюсь. Мне нравится жить. Жить здорово, уж поверь. Столько всего интересного.
"Страж" успокоился и перешёл в беззвучный режим. Теперь слабо поблескивал золотом, зависнув у Лэни над головой.
Харди тщательно упаковал джиппер, проверил заряды фазеров, прихватил все три. Собрал все пайки и закинул в рюкзак. Он-то всего лишь слабый терранец. Ему нужно много и часто есть.
-- Парализатор будет действовать ещё трое суток. Для таких как ты это неприятно, но неопасно. А я за эти три дня как раз доберусь до города. "Стража" оставляю тебе, считай подарком. Не могу же я тебя тут совершенно беззащитную бросить. Он к тебе никого не подпустит. Ну, бывай.
По лиловым щекам текли слёзы.
-- Ладно.
Наклонился и прижался губами к губам.
-- Если передумаешь убивать, напиши мне, в "страже" есть адрес моей электронки. В моей команде для тебя всегда найдётся место.
Джунгли шумели.
Мелкие твари сновали среди деревьев.
Харди побежал.
Опять один. Что же за...
Перемычка
Гленда Магрит никогда не смотрит на себя в зеркало -- чего она там не видела? Немолодая уже тётка, а красивой так и вовсе никогда не была, даже в юные тридцать.
Гленду всё в ней устраивает: и хромота, доставшаяся наградой за честную двадцатилетнюю службу на одной захудалой приграничной планетке, и шрам через правую щеку ко лбу -- оттуда же, с Приграничья. Ещё Гленде нравится её нынешняя жизнь: некуда спешить, не перед кем выслуживаться и нечего бояться. Как-то особенно хотеть тоже нечего, но это уже вопрос десятый.
У Гленды есть свой корабль и верная команда к нему в придачу (именно что к нему, потому что -- никто не скрывает: это такие люди -- и не вполне люди, -- которым корабли милее всего на свете, милее даже других людей).
Гленда может отправиться куда глаза глядят, и вот сейчас её глаза, судя по всему, глядят в сторону М-зоны (и двадцати тысяч магранскими).
И ей впервые за долгие годы хочется посмотреть на себя в зеркало. Наверняка у нее сейчас блеск глаз... этакий. Маниакальный. И, может, зрачки расширены от предвкушения и некоторого ужаса.
Глава 2. Большой кит
На самом деле Харди соврал -- нет у него никакой команды. И не было никогда.
Но иной раз думает -- почему бы и нет? Было бы всяко веселее.
Он сидит на публичной лекции одного чрезвычайно авторитетного и уважаемого историка, и у него с тоски аж зубы сводит.
Харди думает: всё, что ты делаешь, должно быть тебе интересно. Если неинтересно, то какого чёрта ты этим вообще занимаешься? Ещё бывает: заниматься интересно, а рассказать интересно не умеешь. Ну, так и не рассказывай. Делай, а не болтай.
И уйти нельзя -- у Харди в этом самом месте в это самое время назначена встреча. И он теперь понимает, почему именно здесь: дельце-то деликатное, лишние свидетели не нужны, и то, что половина зала уже спит -- только к лучшему. Тут главное -- самому не заснуть.
Нет, серьёзно, мужик! Что с тобой не так?! Почему ты рассказываешь о культуре верхнего палеолита на Терре так, будто бы она лично тебя чем-то оскорбила?! Это ж Терра! Это ж палеолит! Это же голозадое прошлое человечества!
В общем, Харди борется с раздражением и сонливостью одновременно, когда его аккуратно трогают за локоть.
-- Мистер Квинс? -- спрашивает миниатюрная женщина, чистокровный человек, насколько Харди видит. -- Мы договаривались о встрече...
-- Да, да, -- между зевками соглашается Харди.
-- Я хотела бы предложить вам руку и сердце! -- пылко шепчет миниатюрная женщина, и Харди неприлично разевает рот.
Вот так сразу?
***
Тут темно (чернота разбавляется только зеленью светляков, засидевших стены и потолок), промозгло, воняет протухшей рыбой и ещё чем-то смутно знакомым, чего Харди не может припомнить. И страшно болит голова.
Харди садится и потирает затылок, и под пальцами у него огромная шишка -- говорит вот о чём: никудышные нынче пошли клиенты, и совершенно неблагодарные.
-- Нет-нет-нет, -- уныло бормочут из другого угла... камеры? каменного мешка? земляной ямы? чем бы оно ни было. -- Нет-нет-нет.
Когда глаза привыкают к полутьме, Харди обнаруживает источник этого бесцветного, унылого монолога.
Это некто щуплый, тонкий и вроде бы светлокожий, но большего Харди разглядеть не может.