Наместник бога на земле не смог примириться с его противоречивой сущностью и поставил человека в трудные условия выживания. Если бы мне дали возможность изменить тот порядок, который царит вокруг, я бы непременно сделал это. Я бы стал непримиримым революционером и сбросил бы в глухую пропасть всех идолов, похитивших у меня право выбора. Мне вспомнился отрывок из Библии, где было ясно сказано, что каждый человек имеет право выбора. Хорошо, ради познания истины я готов согласиться с этим утверждением. Но где же скажите, пожалуйста, моё право. Могу ли я рассчитывать на тёплую постель, сытный ужин и безбедную старость. Могу ли я, не имея средств для существования, обеспечить семью, поступить в институт, получить качественную медицинскую помощь? Останавливаясь на мгновение у витрины магазина, я мечтательно глядел на товар и думал, чтобы я купил, если бы у меня появилось право выбора. Только вот совершено не понятно, где взять право выбора, если меня им обделили ещё при рождении. Я ещё не забыл страницы истории из школьных учебников, ставших для меня началом познания мира. В них собрано немало ярких примеров всевозможных видов казни, придуманных святой инквизицией. Помещик имел полное право выбора отдать слугу для растерзания собакам или продать его первому встречному, который дороже за него заплатит. Но не наоборот, так что слуга не имел ни какого права выбора. Ему просто не из чего было выбирать.
Устав от продолжительной ходьбы, я присел на скамейку возле памятника неизвестному солдату. И мне сразу стало любопытно, а сколько вообще таких вот неизвестных солдат? Чем они заслужили немилость бога, что он отказал им даже в достойной смерти и оставил их без могилы. Где они нашли своё последнее пристанище? На лугах поросших сорной травой, в чаще леса, где нет ни души, в болотах, где уже давно не ступала нога человека или в катакомбах, засыпанных глиной и песком после взрыва. Я всматриваюсь в каменное лицо солдата, и оно оживает. Он хочет мне что-то сказать, но я его не понимаю. Его скулы нервно дрожат, мышцы вздрагивают, а рука держащая автомат опускается, и оружие с грохотом падает на гранитную плиту. Тишину прорезает вой сирен воздушной тревоги. Тротуарные плиты потихоньку раздвинулись. А на смену им появились довоенные постройки с блиндажами и окопами. По переулку идёт колона молодых бойцов. Не далёко от них едут грузовики с боеприпасами. А в противоположной стороне стоят две пушки. Застигнутые врасплох солдаты хватаются за оружие и бегут в укрытие. Начинается неравный бой. Бомбы разрываются вблизи друг от друга и оставляют после себя глубокие воронки. Здания рушатся как карточные домики, погребая под собой неокрепших мальчиков, впервые взявшихся за автомат. Кому они мешали? Кто свёл с ними свои счёты – судьба или карма? Или быть может это неуравновешенная госпожа Война устроила кровавую вакханалию своим кавалерам. Скорей всего что так оно и есть. Мерзкая девица с буйным темпераментом так и не научилась уживаться с соседями. И тогда соседи стали заклятыми врагами. Единственная их вина заключалась в том, что они имели несчастье родиться не в том государстве и не в тот час. А если бы дать им жизнь, то, сколько бы мир узнал новых писателей, композиторов, учёных, спортсменов. Но кто-то свыше отнял у них право выбора. Постепенно бомбёжка утихла, и улицы заполнили горы трупов. Вот он долгожданный покой. Незыблемая и ни чем не прикрытая истина и в одночасье не менее сурова, чем реальность. Уснули воины, смирившись с безызвестностью. Падают снежинки, скрывая от посторонних взоров их окровавленные раны, и закрывают обращённые к небу глаза, в них как в зеркале отражается боль, страх и ужас. Белый коврик постепенно скрывает под собой пиршество войны. Уже ничего не напоминает о битве, разыгравшейся прямо на моих глазах. И только снег продолжал идти. Но мне он не доставлял радости. На пустой желудок не будешь беззаботно разглядывать снежинки и восхищаться их формой. Голод пробуждает первобытные инстинкты и заставляет думать, где достать пищу. Я бы всё отдал, чтобы его утолить. Хотя, что мне отдавать? У меня же ничего нет. Постояв с минуту, я направился в глубь многоэтажных домов. Я рассчитывал, где-нибудь отыскать место для ночлега. Я бы, не раздумывая, согласился бы переночевать на чердаке или в подвале. Но только не оставаться на улице. Я боялся замёрзнуть. В непроглядной тьме ясно виднелись огоньки в окнах. Я с завистью на них смотрел и думал, как хорошо когда тебя ждут, когда ты кому-то нужен и о тебе не забывают. Вернувшись после трудного рабочего дня, ты наверняка знаешь, что тебя ожидает вкусный ужин, приготовленный специально для тебя любимой женой, и мягкая постель, где ты можешь спокойно отдохнуть от тревог и забот. У тебя есть квартира, а в ней имеется твой маленький уголок, где ты чувствуешь себя в полной безопасности. И тебе не страшны ни колючий ветер, ни тридцатиградусный мороз, ни вьюга. Ты избавлен от бесконечных мытарств и скитаний в поисках убежища. Развалившись в кресле, ты читаешь свежий выпуск газеты, пьёшь кофе и споришь с женой о политике. А мне об этом остается только мечтать. Мой удел дрожать от холода в зловонном подвале, питаться, чем придётся, выслушивать оскорбления в свой адрес и смотреть на вас, как вы живёте своих уютных гнёздышках. Я вас ни в чём не обвиняю и не сужу. Это не для меня. Я только воспринимаю вас как истинных богов, получивших дар наслаждаться счастьем и дарить его окружающим. А что мне дарить? Одно лишь несчастье. Кому оно надо?
Проходя мимо подъезда, я услышал истошный женский крик о помощи. Вокруг не было ни одной души. Я же до конца не осознавал что делаю. Меня влекло туда, где раздавались крики.
Если мне и суждено умереть, так пускай это произойдёт именно сейчас. Я интуитивно искал опасность и тем самым проверял себя на храбрость и стойкость. Я мог без разбору завязать драку, наперёд зная, что она окончиться в мою пользу. Меня кто-то оберегал от серьёзных увечий и как будто держал для важных испытаний. В чём они заключались, мне оставалось только гадать. Вбежав в подъезд, я столкнулся с двумя кровожадными монстрами зелёного и красного цвета. Обнажая острые клыки, они злобно шипели, и махали над беззащитной женщиной пистолетом, вымогая у неё деньги и норковую шубу в которую она была одета. Женщина же сопротивлялась, как могла и даже сумела сорвать с одного монстра его маску и на миг превратила его в человека разумного. Но он оказался совсем не разумным. Замахнувшись над женщиной пистолетом, он бы ударил её по затылку, и не известно чем бы это всё кончилось, если бы я в ту секунду не толкнул его в спину. Я очень точно рассчитал удар, и зелёный монстр покачнулся и прилип к стене. Второй его напарник оживился и решил мне показать несколько приёмов с вольной борьбы. Резко развернувшись туловищем, он занёс высоко ногу как балерина, по-видимому, намереваясь ударить меня в грудь. Но я успел пригнуться, и его бедненькая ножка скользнула по железным перилам лестницы и застряла в проеме. Пока он её освобождал, ожил зеленоватый монстр и, выхватив на сей раз нож, двинулся на меня как партизан на немецкий танк. Внезапный удар в пах заметно ослабил его агрессию, и после двух коротких стонов заставил свалиться на кафельную плитку. Поверженные монстры представляли жалкое зрелище для пособия начинающим ворам и тем, кто любит охотиться за лёгкой добычей. Пока я с ними расправился, женщина пришла в себя и убежала. Монстры также удалились, поддерживая, друг дружку и без конца охая и ахая, как будто я им повредил жизненно важные органы. Я подобрал с поля боя забытые пистолет, нож и с облегчением вздохнул. С ними я мог защититься и обеспечить себе хоть какую-то безопасность. Ввязавшись в игру на выживание, я, как ни странно продолжаю играть по своим правилам, не смотря на то, что силы у меня на исходе. Загнанных лошадей принято пристреливать, чтобы облегчить им предсмертную агонию. А что же в таком случае делать с людьми. Загнанные люди довольно часто демонстрируют неслыханный героизм и невиданную стойкость, прежде чем окажутся присыпанными могильной землёй. Судорожная борьба за жизнь несмотря ни на что продолжается. И неудивительно, что эта борьба порой окрашивается жестокостью и насилием. Воскресший пророк смог бы написать новое Евангелие о наших днях. И в нём бы не было и намёка на фальшь. Всё новое более притягательно, чем старое и в нём скрыт некий смысл прогресса. Только мне это всё не доступно.
