Сидящая рядом с Питом Аманда встрепенулась. Когда она заговорила, голос ее звучал немного ершисто.

– Понятно, что все эти другие варианты мы рассматривали и с самого начала. Провели подомовые обходы. Допросили всех возможных кандидатов. Но пока это нас никуда не привело.

«Тут явно предполагается что-то еще», – подумал Пит.

– Но?..

Бек сделала глубокий вдох.

– Но я повторно опросила родителей всего час назад. Пыталась найти хоть что-нибудь, что было пропущено. Любую зацепку. И его мать сказала мне кое-что. Она не упомянула про это раньше, поскольку думала, что это просто глупо.

– Что именно?

Но даже когда Пит задал этот вопрос, то заранее знал ответ. Возможно, не дословно, но близко. На протяжении совещания фрагменты нового кошмара уверено складывались вместе в единую картину.

Пропал маленький мальчик.

Фрэнк Картер.

Сообщник.

И вот Бек добавила завершающий фрагмент:

– Несколько недель назад Нил разбудил мать посреди ночи. Сказал, что видел за окном какое-то страшное чудовище. Занавески были раздернуты, как будто он действительно выглядывал наружу, но там никого не оказалось…

Аманда ненадолго примолкла.

– Он сказал, что оно ему что-то шептало.

Когда мы забрали ключи у агента по недвижимости в Фезербэнке, Джейк был в полном восторге, хотя я чувствовал некоторое беспокойство, пока мы ехали в свой новый дом. А что, если он окажется не таким, каким запомнился мне во время осмотров? Что, если я сейчас зайду туда, и там мне решительно не понравится – или, что еще хуже, там не понравится Джейку?

Все тогда будет напрасно.

– Прекрати пинать сиденье, Джейк.

Стук сзади было прекратился, но почти сразу же начался опять. Заворачивая за угол, я вздохнул про себя. Но зато он был в восторге, что само по себе было крайне редким событием, так что я решил просто не обращать на это внимания. По крайней мере, хотя бы один из нас был счастлив.

Впрочем, день стоял замечательный. Даже в своем взвинченном состоянии я не мог не признать, что Фезербэнк, греющийся в солнечных лучах на исходе лета, был просто прекрасен. Формально это пригород, и хотя от перенаселенного городского центра нас отделяли каких-то пять миль, ощущение было такое, будто попал в деревню. Вдоль реки, на южной стороне городка, протянулись мощенные булыжником переулочки, застроенные небольшими коттеджами. Дальше к северу, в стороне от единственного ряда магазинов, круто лезли в гору улицы симпатичных домов из песчаника, и большинство тротуаров были засажены деревьями, листва которых густым шатром нависала над головой. Ехали мы с опущенными стеклами, воздух снаружи пах свежескошенной травой, и мне было слышно, как где-то звучит музыка и играют дети. Атмосфера здесь казалась совершенно безмятежной и умиротворяющей – такой же неспешной и теплой, как то ленивое утро…

Мы доехали до нашей новой улицы, представлявшей собою тихую жилую дорогу, к которой с одной стороны примыкало большое поле. По краям его тоже густо росли деревья; солнце прорезалось сквозь листву, расцвечивая траву яркими пятнами света. Я попытался представить Джейка, бегущего по нему от нашего нового дома, – футболка ярко отсвечивает на солнце… Такого же радостного, каким он был сейчас.

Нашего дома.

Наконец мы приехали.

Я зарулил на подъездную дорожку. Дом по-прежнему выглядел так же, конечно, но казалось, что здание смотрит на мир несколько по-иному. Когда я увидел его в первый раз, оно казалось неприступным и угрожающим – почти опасным, – а во второй я подумал, что у него есть характер. Теперь, всего лишь на секунду, странное расположение окон напомнило мне избитое лицо, с одним глазом, вытаращенным над сильно распухшей щекой, с проломленным и перекосившимся черепом. Я тряхнул головой, и этот образ исчез. Но жутковатое чувство осталось.

– Ну ладно, пошли, – негромко произнес я.

Когда мы выбрались из машины, день был тих и спокоен. Ни ветерка в теплом воздухе – мы оказались словно в капсуле, наполненной тишиной. Но мир тихо гудел, когда мы подходили к дому, и мне показалось, будто его окна наблюдают за нами – или же кто-то, кого просто не видно за стеклом. Повернув ключ в замке, я открыл дверь, и наружу вырвался застоявшийся воздух. Секунду он пах так, словно дом был наглухо заперт гораздо дольше, чем на самом деле; возможно даже, что-то было забыто на солнце, – но через миг в ноздрях остался лишь аромат хлорки от моющих средств.

Мы с Джейком прошли по дому, открывая двери и встроенные шкафы, включая и выключая свет, раздергивая и задергивая шторы. Наши шаги эхом отдавались внутри – не считая их, тишина была теперь полной. Но, пока мы пробирались по комнатам, меня не оставляло чувство, что мы не одни. Что здесь есть кто-то еще, скрывающийся из виду, и что если я повернусь в нужный момент, то увижу лицо, выглядывающее из дверного проема. Это было совершенно глупое, иррациональное чувство, но оно было. И его, похоже, не избежал и Джейк. Он был в восторге, быстро перебегая из комнаты в комнату, но я то и дело ловил слегка недоуменное выражение у него на лице, словно он ожидал найти что-то, чего здесь не было.

– Это будет моя комната, папа?

Да, здесь должна была быть его спальня, на втором этаже, приподнятая над козырьком снаружи, так что его окно было меньше остальных – тот самый глаз, смотрящий на поле поверх распухшей щеки.

– Да. – Я взъерошил ему волосы. – Нравится?

Он поднял на меня взгляд.

– И он действительно наш?

– Да, – отозвался я. – Наш.

И тут Джейк обнял меня за ноги – настолько внезапно, что я чуть не потерял равновесие. Это было так, словно я показал ему лучший подарок, который он когда-либо видел, и Джейк волновался, что вдруг не сумеет его сохранить. Я присел на корточки, и мы уже по-человечески обнялись. Облегчение, которое я испытал, было буквально осязаемым, и вдруг только это и стало важным. Мой сын счастлив оказаться здесь, и я только что сделал для него что-то хорошее, а все остальное неважно. Я уставился поверх его плеча на открытую дверь и лестничную площадку за ним. Если и казалось по-прежнему, что там, прямо за углом, что-то есть, я знал, что это всего лишь мое воображение.

Мы будем здесь в безопасности.

Мы будем счастливы.

И первую неделю так все и было.

В тот момент я стоял, глядя на только что собранный книжный стеллаж и восхищаясь собственным мастерством. Умение работать руками никогда не было моей сильной стороной, но я знал, что Ребекка хотела бы, чтобы я это сделал, и я представил, как она сейчас прижимается ко мне сзади, прильнув щекой к моей спине, обнимая руками за грудь и улыбаясь своим мыслям. «Вот видишь? А говорил, не получится!» И хотя я едва успел распробовать вкус успеха, в последнее время даже такое было необычным для меня чувством, и оно мне нравилось.

Не считая, конечно, того, что я по-прежнему оставался один.

Я принялся заполнять полки. Ведь это тоже было одной из вещей, которую Ребекка обязательно сделала бы, и даже хотя в этот новый дом мы с Джейком въехали лишь сегодня, мне все равно хотелось этим гордиться. «Ты всегда раскидываешь книги, – сказала мне как-то Ребекка. – Это все равно что приманивать кота куском колбасы». Чтение было самым любимым ее занятием. Было так много теплых, умиротворяющих вечеров, когда мы уютно устраивались на разных концах дивана – я в меру сил писал на лэптопе, а она с головой уходила в роман за романом. За годы у нас накопились сотни книг, и теперь я принялся за работу по их распаковке, расставляя одну за другой по местам.

И тут дело дошло до моих собственных. Полки рядом с компьютерным столом были оставлены для экземпляров четырех моих романов, вместе с различными заграничными переводами. Выставлять их на всеобщее обозрение казалось некоторым бахвальством, но Ребекка гордилась мной и всегда на этом настаивала. Так что это был еще один жест в ее сторону – как и пустое пространство, которое я оставил на полках для книг, которые еще не написаны, но обязательно будут.