– Аааа! – вдруг зашлась в крике она… или все посвящаемые разом – не разобрать.
Душаня выгнулась дугой от острой боли: древесное тело медленно прорезали витиеватые узоры. Белая гладкая кожа скрылась под кружевом черных спиралей. И древока потеряла сознание.
* * *
– Неееет!
– Дубич!
– Что вы делаете? – взрывались отчаянные крики сразу отовсюду.
Зеленая муть, сквозь которую смотрела очнувшаяся Душаня, показывала что-то несусветное. Дубич облил себя отваром и, поклонившись на четыре стороны, залпом выпил остаток. Высохшее тело налилось зеленью, клочки шерсти заветвились в сучья, ноги пустили корни. Глава Древок-селения увеличивался, поднимался над деревьями, и вот на поляне стоял неохватный трехсолетний дуб.
– Там! – вдруг прохрипела Душаня и поползла к дубу.
Ее тело было налито жгучим отваром, который плескался при каждом движении. Руки и ноги, испещренные узорами, стали чужими и размашисто следовали собственным велениям.
Под новоявленным дубом запутавшись в корнях шевелился младенец, совсем еще зеленый. Похоже, никто его не видел, кроме нее. Да и древоков на поляне осталось всего никого. Они следили за неловким передвижением Душани и не шевелились.
– Там! – сипло крикнула Душаня и протянула руки к зеленому ребенку в корнях дуба.
– Ищи древостов, – кто-то прохрипел над ее головой.
– Что?
Душаня подняла голову и встретилась взглядом с лицом Дубича, с трудом различимое в складках коры дерева.
– Скажи им… – Дубич с трудом скрипел, складывая неподвижную кору в натужные гримасы, – скажи им всем, что Ханмор одержал победу. Что Мир поглотила Ханморская Древучесть. А мы… Мы ничего не видим. Мир – обман.
– Я не понимаю, – скривилась Душаня. В голове шумело, перед глазами плыла зеленая пелена. Казалось, ожившее дерево намеренно искажает слова. – Ничего не понимаю.
К тому же руки и ноги непослушно дергались во все стороны. Рука задела зеленого младенца в корнях дуба. Он истошно завизжал. Душаня закрыла уши, заехав себе по лицу.
К дубу ринулись древоки. Охая и умиляясь, они переступили через лежавшую Душаню и занялись выпутыванием младенца из корней.
– Найди древостов, они все исправят, – еле слышно проскрежетал Дубич над возней взрослых древоков.
– Но как?
Душаня с отчаянием подняла на дуб мутные глаза.
– В тебе Песня – дар древостов. Слушай Песню в себе. Найди древостов.
На стволе уже не было знакомого лица. Последние слова прошелестела листва, и в небо полетели косяки листьев.
– Кто такие древосты? – прошептала Душаня в никуда.
* * *
– Ханмор победил. Древосты все исправят, – повторила Душаня.
Неимоверным усилием она собрала ноги вместе, заставила руки повиноваться и, пошатываясь, поднялась.
Отвар внутри нее, забулькав, перетек в ноги. Душаня не успела подумать, что ей делать дальше, как вопреки своей воле понеслась сквозь лес. Зеленая муть потерялась где-то по дороге, и Душаня видела все, как в первый раз. Мир пел песню жизни: томные изгибы травинок, листья, млеющие на солнце, улыбающиеся лица деревьев… Что?! С каких это пор у деревьев лица? Ладно Дубич, но… Душаня резко остановилась.
Деревья помахали ветками.
– Кого ищешь? Твои-то умчались дерево своей судьбы искать, – хихикнула ближайшая старушка-липа.
– Тут нет того, кто тебе подходит, выбирай дерево по себе, – буркнул кряжистый вяз. – Сказали тебе идти до древостов, вот и иди.
– Откуда вы знаете? – удивилась Душаня.
– Едиными корнями опутана земля наших гор. Здесь каждый узнает то, что стало известно другому, – ответил вяз, – стоит только поглубже заглянуть в себя.
– Но кто такие древосты? – спросила Душаня.
– Иди-иди отсюда, – уколол ее облезлой веткой дед-ель. – Говоришь им ответы, а они с вопросами лезут снова, ничего сами подумать не могут.
Ноги Душани сами собой заплясали на месте и понесли ее вперед. Лес оказался живым. Деревья болтали, обмахивались листьями и много жаловались на преотвратное пекло. То тут, то там в корнях жалостливо мяукали зеленые младенцы, разбуженные посвященными подростышами: Бетька с компанией, наверное, уже пробежали мимо. Толпа взрослых древоков, лопоча от умиления, кидалась на детские звуки и, высвободив очередного малыша из заботливых корней, баюкала. И ничего не замечала вокруг. Ни лиц деревьев, ни стаек пурушат, ни пробежавшую мимо Душаню.
Бег Душани подсек коварный Бетька.
– Держи ее крепче.
– Связывай.
– Ай, она мне в нос заехала.
– Все, готово.
Связанную Душаню прислонили к стволу. Длинные ветки свисали почти до самой земли, тут же скрыв под собой белую древоку.
– Глядите-ка, вылитая чудинка: что ива, что эта, обе косматые и тухлые. Будешь нам благодарна – мы тебе судьбоносное дерево отыскали, – грохнул от смеха Бетька.
– Гнилье ты, Бетька, – ива раздвинула ветви и сонно взглянула из-под набухших век, – у тебя червяк в сердцевине.
– Проснулась! Старая ива проснулась! – закричали подростыши. – Дерево смерти снова ожило! Душаня вступила на путь смерти!
И разбежались.
– О-хо-хо, время меняет Мир, но только идиоты во все века одинаковы, – прошамкало дерево и стало вынимать из спутанной шерсти Душани ветки и листья.
– Вы меня отпустите? – испуганно спросила Душаня, – вдруг вы – не мое дерево.
– С чего бы это? – ива сильно дернула за колтун и отбросила еловую шишку. – От судьбы решила побегать?
– Но вы – дерево сме…
– Я просто дерево, смерти и жизни, жизни и смерти – разницы никакой, – равнодушно добавила ива. – Страхи кратковременной мелюзги ко мне не относятся. Смерть – не смерть. Жизнь – не жизнь. Ерунда. Не находишь?
Душаня в страхе помотала головой.
– Я еще не умирала.
– Небольшое недоразумение. У тебя все еще впереди, – успокоило ее дерево.
Ива погладила Душаню по белой шерсти, задумчиво перебирая пряди. Душаня дернулась от ивы, но та обвила ее ветвями.
– Куда тебе бежать? У тебя Песня – последний дар великих древостов. Только ты сможешь отыскать их и вернуть в наш обмелевший на свершения мир.
– Они все исправят? – с надеждой повторила слова Дубича древока.
– Да уж хотелось бы, – пробурчала ива.
– Но Соечка сказала, что я могу жить без Песни, если загадаю желание, – прошептала Душаня.
– Печь лепешки и болтать с соседкой о погоде? – насмешливо уточнило дерево.
Душаня помотала головой.
– К судьбе готова?
Древока выдохнула «да» и откинулась на ствол.
По телу Душани пробежала дрожь. Белая шерсть поднялась вверх и переплелась с ветвями ивы. Время остановилось: ветер застыл полосами, деревья скрючились в гримасах, трава замерла иглами. Мир наполнился монотонным гудением, от которого у Душани жутко зачесалось в ушах. Она обернулась к иве спросить, кто это мычит. Мычала ива, закатив глаза и покачиваясь из стороны в сторону:
– Ом-м-м – ном – ном-м-м.
В конце концов привязанная ветвями к дереву Душаня прониклась гудением. От него в ней задребезжали все внутренности и проснулась Песня. Душаня повисла на ветвях, раскинув руки в стороны, а из ее узоров сиял золотистый свет. Все вокруг наполнилось сиянием. Цветы, помятые Бетькой и его друзьями, поднимались, трава расправилась, ветви ивы потянулись ввысь.
Чуть позже Душаня обнаружила, что танцует и подпрыгивает вокруг ивы. Она старалась подпрыгнуть как можно выше: казалось, что еще чуток и она взлетит, хотя то и дело больно падала. Душаня смеялась, зато ива морщилась от каждого нового удара об землю и во избежание очередного быстро вставила:
– Посвящаемая может загадать желание у земли, опутанной корнями наших предков.
– Что?
Душаня как раз собиралась подпрыгнуть, но остановилась, пожевала прядь, смутно припоминая наставления Соечки. Ива многозначительно на нее посмотрела.
– Та-а-ак, для начала мне очень надо, чтобы получилось взлететь. Ом-м-м-ном-ном, – промычала древока, потом наморщила лоб, пытаясь разложить мысли по порядку, но они, как назло спутались. – Что-то еще было про Песню. Что же там было, вспоминай, вспоминай, – она постучала головой об Иву. – Ага, наверное, чтобы петь можно было во весь голос. Да, точно. Как же гудит в голове этот оммм-ном-ном.