– О, да, – ответила Вордис. – Королева сильна. С ней все хорошо. – Но, когда Вордис произносила эти слова, она сжала руку Зои, – очень сильно.

Ее послание не оставляло сомнений. То, что я сказала, ложь.

– Хорошо, – сказала Зои, стараясь скрыть удивление. – Я рада. Мы обязаны ей жизнью, и это сделает мою работу проще. – Она надолго погрузилась в размышления. – А наша комната… мы здесь одни?

– Другие Затворницы имеют собственные покои, у каждой свои. Но мы смертные – как странно произносить «мы»! – На мгновение у Вордис перехватило дыхание от волнения. – Мы живем отдельно.

– А кто-то нас слушает? Мы можем говорить здесь свободно?

– О, конечно, – небрежно сказала Вордис, но вновь ее рука сильно сжала пальцы Зои. – Кому интересна болтовня двух смертных женщин?

Определять ход времени в лишенном света месте, где их держали, было почти невозможно, но к ним четыре раза приходили стражники, приносили еду и чистый ночной горшок, они с Вордис два раза спали, и Зои решила, что прошло два дня с тех пор, как ее сюда привели. Все это время они с Вордис негромко разговаривали, стараясь не произносить слов, которые вызвали бы тревогу у тех, кто мог их слушать. Вордис постоянно задавала печальные вопросы о Наккиге, и Зои поняла: то, что ей самой казалось бесконечным, тягостным заключением, было мечтой о свободе для слепой женщины. Зои рассказывала о себе очень выборочно и ничего не говорила о временах до жизни в Риммерсгарде с Асталинскими сестрами, ведь хикеда’я уже об этом знали; и ни разу не упомянула о детстве в Кванитупуле с отцом, матерью и братом и ужасных годах, проведенных в лагере деда среди Высоких тритингов.

В свою очередь, Вордис рассказывала ей осторожные истории о своей жизни среди Затворниц, хотя она находилась отдельно от остальных и потому могла говорить лишь о том, как бывала с ними у королевы. Так и не произнесенные вслух слова о необходимости соблюдать осторожность означали, что Зои не удастся узнать ничего, кроме того, чего от нее ждут ее новые хозяева.

Зои приготовилась к смерти, точнее, думала, что готова. Теперь же ей предстояло принять то, что придется до конца своих дней жить в темной комнате – мрачная перспектива, даже с милой соседкой. Таким образом, когда стражники принесли пятую трапезу и молча наблюдали, как они едят свои скоромные порции, Зои почувствовала возбуждение, которое почти, но не до конца, преодолело опасения. Когда стражники молча показали, чтобы они следовали за ними, и Вордис взяла ее за руку, ноги Зои дрожали, как у новорожденного олененка.

Их повели по коридорам, освещенным лишь редкими факелами, но даже тусклый свет казался Зои ослепительным после дней, проведенных в темноте. Коридоры не были грубыми туннелями, но казались частью огромного дворца – плоские, ровные полы, стены и потолки из идеально обработанного камня, гладкого, словно шелк.

Стражники остановились возле двери, где стояли другие воины, и через мгновение завели их в помещение, где царила абсолютная темнота. Вордис сжала запястье Зои.

– Позволь мне вести тебя, – сказала она. – Перед нами ступеньки – довольно крутые.

Они спускались вниз, пока Зои не услышала плеск воды и глухое бормотание голосов. Ей навстречу поднимался влажный теплый воздух, запах мокрого камня и другие, более сложные ароматы. В самом низу на треноге в нише стояла единственная сфера нийо, сиявшая, словно первая звезда вечера, и Зои смогла разглядеть в ее свете обнаженные женские тела.

– Мы здесь моемся, а потом ждем Мать всего сущего, – прошептала Вордис. – Смертные и бессмертные, вместе. Для королевы все должны быть чистыми.

Пока глаза Зои привыкали к новому освещению, она с ужасом увидела у других Затворниц черные дыры на месте глаз. Бессмертные обладали красотой молодости, и их лица оставались спокойными – некоторые разговаривали или пели тихими задумчивыми голосами – но пустые глазницы создавали впечатление, будто помещение заполнено живыми черепами.

Зои повернулась к Вордис, размышляя о том, что она увидит, но ее спутница оказалась такой, какой Зои ее представляла, все еще в возрасте деторождения, с хрупкой девичьей фигуркой и хорошеньким круглым лицом. Глаза Вордис были устремлены в пустоту, но, по сравнению с остальными Затворницами, она выглядела как самая обычная девушка.

– Мы купаемся в трех бассейнах по очереди, в одном за другим, – сказала Вордис. – Сначала сними одежду.

Зои едва успела снять одежду, которую носила столько дней, что и сосчитать не могла, как другая женщина хикеда’я, одетая в темные цвета служанки, быстро ее унесла. Больше Зои ее никогда не видела. Затем Вордис помогла ей пройти процедуру мытья, сначала в такой горячей воде, что на лбу у Зои выступила испарина, потом в теплой с розовыми лепестками и, наконец, в прохладном бассейне. Когда они с Вордис вышли из него и стояли рядом, слегка дрожа, другая служанка принесла им свободные белые одеяния.

– Теперь мы уйдем отсюда. И будем молиться, – прошептала Вордис.

Дверь с другой стороны каменного зала бесшумно открылась, и Затворницы, одетые в белые одеяния, прошли внутрь. С другой стороны их поджидала жрица хикеда’я, и, пока она напевала слова какого-то древнего ритуала, появилось множество слуг, которые вручили каждой Затворнице маску, скрывавшую глаза, Зои уже видела такие. К ней подошел слуга и нетерпеливыми жестами показал, что ей следует опустить руки вдоль тела. Когда она повиновалась, хикеда’я завязал ей лицо тканью – и она снова погрузилась в темноту, – а потом надел на голову капюшон и закрепил тяжелую маску на лице.

– Сегодня ты будешь лишь находиться в присутствии королевы, – прошептала Вордис. – Ничего не говори, что бы ты ни почувствовала или услышала. Я все тебе объясню, когда мы вернемся домой.

Домой. Слово прогрохотало, как упавшая ложка, проникнув в грудь Зои. Она не могла бы словами выразить благодарность Вордис, но мысль о том, что лишенная света каменная коробка будет ее домом, заставила Зои ощутить такую сильную боль, что она не сумела бы произнести ни звука, даже если бы захотела.

Следующий час прошел, превратившись в пустое черное пятно. Их отвели в следующее помещение, и Зои услышала шелест одеяний других Затворниц, опустившихся на колени; Вордис тихонько надавила на ее руку, показывая, что и ей следует преклонить колени. Зои не сомневалась, что в этой комнате их ждала королева – она ощутила присутствие Утук’ку, точно кто-то распахнул окно в холодный день, и ее начал бить озноб. Она подумала о серебряной маске и лишенной возраста тайне, что пряталась под ней – самое древнее живое существо во всем мире, – и ей снова стало трудно дышать. Ее кожу покалывало, и она пошевелилась, как будто собиралась сбежать. Возможно, Вордис что-то почувствовала, потому что стиснула ее руку, но потом отодвинулась в сторону, оставив Зои стоять одну, окруженную мраком капюшона.

Из дальней части комнаты воспарил голос. Кто-то пел – мужчина. Зои никогда не слышала этой песни, и слова на языке хикеда’я понимала лишь выборочно. Странно, но после долгой тишины казалось, будто звук не потревожил ни одну из других Затворниц; они все еще занимались своим невидимым делом, пока Зои стояла, стараясь не упасть, но тут вернулась Вордис и сжала ее руки, чтобы поддержать. Голос певца не прерывался, эхом отражаясь от каменных стен комнаты, и мелодия показалась Зои печальной, как трели соловья.

Безразличие королевы и ее Затворниц к присутствию певца удивило Зои, которая поразилась еще больше, когда поняла, что певец не слишком хорош, во всяком случае по стандартам, которые она узнала, пока жила в Наккиге. Голос был юным и сладким, но ей казалось, что певец допускает ошибки, заметные даже ей – нехватка дыхания здесь, неразборчивый звук там, а один или два раза он не сумел выдержать ноту. Зои знала совсем немного о музыке хикеда’я, но не могла поверить, что могущественная королева не имела возможности обеспечить себе более качественные развлечения. Она слышала лучших артистов, выступавших на фестивальных празднествах, которые устраивала жена Вийеки, леди Кимабу.