От удивления я слегка приоткрыла рот. Должно быть, Бернар и Камилла были отчаянными людьми, раз пошли на такой смелый шаг. Лично я не уверена, что решусь отправиться в будущее – даже учитывая тот факт, что в настоящем моя жизнь складывается далеко не лучшим образом.

– А знаешь, – бодро и уверенно заявила я, – ты невероятно смелая женщина! Всем бы такую смелость.

Камилла улыбнулась и смущенно опустила глаза. Я смотрела на нее и думала, как сложится ее жизнь: кем она будет работать, как скоро встретит свою судьбу, сможет ли привыкнуть к новым (вернее, старым) реалиям. Она производила впечатление сильной и самодостаточной женщины, но в ее глазах читалась едва уловимая грусть – странно, что я заметила ее только сейчас, когда Камилла раскрыла мне главную тайну своей жизни.

– Я пойду, – сказала Камилла и снова направилась к выходу.

– Постой! – крикнула я ей вслед, когда она уже стояла у двери.

– Да, – встрепенулась Камилла и подняла на меня сияющий, исполненный надежды взгляд.

– Если я вдруг решусь отправиться в будущее, – произнесла я, пытаясь вникнуть в смысл своих слов, – ты всегда можешь обратиться за помощью к моему отцу.

Камилла понимающе закивала.

Я улыбнулась. На моем сердце распустился душистый розовый пион – мой любимый цветок.

– До встречи, – уверенно произнесла Камилла, пристально глядя мне в глаза, и вышла из моей квартиры, неслышно закрыв за собой дверь.

Я не знала, какую встречу она имела в виду: завтрашнюю или ту, которая, наверняка, состоится, если мы будем жить с ней в одной и той же временной эпохе. В любом случае я была бы рада увидеть ее снова. Ведь эта смелая женщина преобразовала мою жизнь во всех смыслах этого слова.

– Угощайся, – заботливо произнесла Беренис, поставив передо мной тарелку со свежими маффинами.

Я кивнула и сделала глоток горячего шоколада, который она приготовила специально для меня (сама она не пила ничего, кроме ромашкового чая, что совершенно не свойственно парижанкам в десятом поколении, каковой она являлась).

– Так что же твой Бернар? – продолжала Беренис, раскладывая у себя на коленях клетчатую салфетку. – Вот так взял и исчез? И даже не объяснил, что случилось.

Я предпочла не рассказывал ей то, о чем сама узнала несколько часов назад. Пусть Беренис считает, что меня бросили. Если я сообщу ей, что Бернар – путешественник во времени, боюсь, она сочтет меня сумасшедшей.

– Да, – печально ответила я, – просто взял и исчез. А ведь мы собирались пожениться. Думаю, у него были веские причины, чтобы так поступить.

– О, милая, – протянула Беренис, – ты слишком великодушна. Знаю, это прозвучит странно, но я немного завидую твоему благородству. Если бы меня бросили за несколько месяцев до свадьбы, я бы рвала и метала.

Я смущенно пожала плечами. Беренис никогда не отличалась тактичностью, и я к этому привыкла. Но когда она говорила мне откровенно унизительные вещи, мне становилось немного не по себе. У меня в голове не укладывается, как можно сказать женщине, которую недавно бросили: А знаешь, я тебе завидую. Но в этом вся Беренис. Она просто не может деликатно промолчать, сочувственно покачать головой или заботливо приобнять за плечи. Ей непременно нужно высказать все, что она думает.

– Я не держу на Бернара зла, – решительно произнесла я.

– Похвально, – сказала Беренис и сделала глоток ромашкового чая.

Я обвела взглядом ее гостиную, обустройство которой было продумано вплоть до мельчайших деталей. Здесь все было на своем месте: тумбочки, вазочки, хрустальная посуда, аккуратно расставленная на полках старинного буфета. Каждый раз, приходя в дом Фарнье, я ощущала себя героиней волшебной сказки. Жизнь Бенедикта и Беренис была идеальной. Они никогда не ссорились, каждый их день был расписан по секундам, а их дочь походила на маленького ангелочка. Что удивительно, они относились друг к другу с искренней привязанностью и заботой. Я восхищалась мудростью и открытостью Беренис. Однако каждый раз, когда я смотрела ей в глаза, у меня возникало ощущение, будто какая-то часть ее семейной жизни остается за пределами людского внимания. Она была счастлива и несчастна одновременно. Счастлива – потому что у нее было все, о чем только может мечтать женщина. Несчастна – потому что для полной идиллии ей недоставало важной детали. Я бы не хотела оказаться на ее месте. Пусть лучше я буду несчастной, но в моей жизни все будет определенно.

– Когда думаешь приступить к работе? – любезно поинтересовалась Беренис.

Я не знала, что ей ответить. У меня был шанс изменить свою жизнь, но я не была к этому голова. Поначалу я думала посоветоваться с папой, но потом решила, что не стоит так сильно его травмировать. Если я скажу ему, что собираюсь пожить в другом времени, потому что надеюсь разыскать парня, за которого собиралась замуж, я разобью ему сердце. С другой стороны, если я просто исчезну и даже с ним не попрощаюсь, это нанесет ему еще больший вред и до конца своей жизни он будет пребывать в неведении. Он этого не заслуживал. Беренис поставила меня своим вопросом в тупик.

– Думаю, через пару дней, – сказала я и на всякий случай отвела взгляд.

– Отлично! – радостно произнесла Беренис. – Тогда мы ждем тебя во вторник?

– Да, – бодро закивала я, стараясь скрыть свое смятение.

В этот момент в комнату вошла Эмма. Она была одета в розовое платье, ее волосы были заплетены в пышные косы. Увидев меня, она радостно улыбнулась.

– Мадам Ламбер! – восхищенно пролепетала она. – Как здорово, что вы пришли. Пока вас не было, мы с мамой собрали три цветочные композиции.

– Серьезно? – удивленно спросила я и перевела взгляд на Беренис.

Она закивала. В отличие от меня Мадам Фарнье терпеть не могла возиться с цветами, и делала это исключительно ради дочери, которой всеми возможными способами старалась привить любовь ко всему прекрасному.

– Эмма делает успехи, – гордо произнесла Беренис.

Я посмотрела на Эмму и одобрительно ей подмигнула. Я всегда общалась с ней как со взрослым человеком. Для меня она была маленькая женщина, у которой есть свои собственные суждения, увлечения и взгляды на жизнь.

На часах пробило три. У меня оставалось ровно четыре часа на принятие решения. Я не знала, что мне делать и чувствовала себя самым потерянным человеком на свете.

– Я, пожалуй, пойду, – сообщила я Беренис.

– Конечно, – закивала она. – Возьмешь с собой маффин?

– Пожалуй.

У Беренис была потрясающая кухарка по имени Лоретт. Она готовила изумительные шоколадные маффины, которым не было равных во всем Париже. Каждый раз, приходя в дом Фарнье, я тайно надеялась прихватить с собой кусочек шоколадного удовольствия и почти каждый раз у меня это получалось.

Беренис выдала мне маффин, салфетку, слегка погладила меня по плечу и посмотрела на меня взглядом, который говорил: У тебя все будет хорошо, милая.

Я встала из-за стола, поцеловала Эмму в щечку. Беренис вышла со мной в коридор, чтобы меня проводить.

– Спасибо тебе за все, Беренис, – задумчиво произнесла я.

У меня вдруг возникло ощущение, будто я больше никогда ее не увижу, и мне стало немного грустно. Она посмотрела на меня с недоумением. Она не понимала, почему и за что я вдруг решила ее отблагодарить.

Я вышла из дома, где жили Фарнье, и вдохнула насыщенный парижский воздух, пропитанный ароматом свежей выпечки. Я не знала, смогу ли когда-нибудь подобрать слова, чтобы выразить всю свою любовь к этому городу. Стоило мне выйти из дома, как мое тело наполнялась сладостными вибрациями и я замирала в блаженном созерцании таинственных улочек, по которым можно бродить часами, неспешных людей, стоящих на в остановках и в очередях за багетами, и машин, проносящихся мимо меня словно слайды на кинопленке. Я бы ни за что не смогла жить в другом городе. На всем белом свете нет места лучше Парижа. Надеюсь, через шестьдесят лет он будет так же прекрасен, как и в тот момент, когда я стояла в самом сердце Латинского квартала и не могла пошевелиться, потому что каждая клеточка моего тела была пронизана благостью и любовью, а перед моими глазами пролетал сверкающий туман, наполняющий мою душу едва уловимым ощущением счастья.