Клемента знала его куда лучше других, но даже она не смогла бы предсказать, какую выходку ей предстоит наблюдать сегодня.

Цебитар бросил на гетеру быстрый взгляд и мягко улыбнулся. Кивнул. Он тоже знал Клементу давно и хорошо – хотя и совсем не так хорошо, как хотелось бы ей самой.

– Тоже желаете увидеть снежную пантеру, патриций? – она легко улыбнулась и повернула голову так, чтобы шея в вырезе декольте казалась длиннее.

Цебитар замешкался с ответом. Это было странно – сколько Клемента знала его, Маркус Цебитар всегда находил, что сказать.

– Императорская чета желает посмотреть на Пантеру. А я желаю того, чего желает император.

– И императрица…

Луцио получил в награду испепеляющий взгляд и резко заткнулся.

– По-моему, дражайший распорядитель, вы не цените своих гостей, – холодно заметил Цебитар, – вам давно пора бы покинуть нас и проверить, почему не несут вина.

– Абсолютно верно, мой дорогой господин, – Луцио отвесил неловкий, но старательный поклон и, не разгибаясь, засеменил к дверям, однако на полпути задом врезался в тело другого патриция, уже стоявшего в дверях.

– Вот вы где, – Тавио Кэнсорин безжалостно оттолкнул Луцио в сторону, едва не уронив на пол, как бочонок с вином, а потом, устроившись на ближайшей к входу скамье, закинул ноги на стол. Алый бархат его камзола разметался по белому шёлку подушек, высокие ботфорты сверкали на солнце безупречной чернотой. Слегка подкрученные пряди золотых волос разметались по спине и плечам. Выбеленные специальным раствором длинные пальцы запорхали над подносом склонившейся перед ним рабыни, выбирая персик посочней.

– У вас как всегда хорошая компания, любезный Цебитар.

Клемента поморщилась. Этот человек, безусловно, очень красивый и, чтобы ни произошло, ловко остававшийся в рамках приличий, порядком её раздражал. Общаться с Тавио было равноценно тому, чтобы играть с водой – текучей и зыбкой. Никто толком не знал, чего хотел и о чём мечтал этот человек. Но все доподлинно знали, что Тавио нравится причинять боль – развлечение, вполне достойное столь богатого аристократа, как он.

– Чего не сказать о вас, – Маркус кивнул на распорядителя, потиравшего ушибленный зад, – вы плохо умеете ладить с людьми.

– Очень спорный вопрос, – ответил Кэнсорин, отправляя персик в рот. – Просто не вижу смысла растрачивать силы на тех, кто станет подчиняться мне и так.

Клемента фыркнула и отвернулась от него. На Маркуса она тоже старалась не смотреть, хотя взгляд нет-нет, да и скользил к нему.

Оба они – Маркус Цебитар и Тавио Кэнсорин – не только принадлежали к первому эшелону римской аристократии, но и славились тем, что обладали одними из мощнейших в Империи рун. Гением Кэнсорина была Венера – богиня, пробуждающая любовь. И руна, которая от отца к сыну передавалась в его семье, позволяла ему вызывать это чувство в любом, кто на него смотрел.

Прародителем Цебитаров считался Плутон. Руна Маркуса вызывала страх и желание подчиняться. Но сколько Клемента знала его – а знала она патриция довольно давно – он ни разу не использовал свою тайную силу при ней.

«Я люблю, когда люди подчиняются мне, а не моему отцу», – так он говорил. И заставить подчиняться Цебитар умел. Он отлично пользовался пряником, где нужно, и ещё лучше орудовал кнутом.

– Я по крайней мере честен сам с собой, – заметил Кэнсорин. Увидев, что Луцио снова появился в ложе, он тут же поинтересовался: – А где вино?

– Сейчас принесут. Я вернулся проверить, всё ли хорошо у дорогих господ.

– Лучше не бывает, – ещё один патриций, такой же черноволосый, как Цебитар, появился на пороге и, отодвинув распорядителя в сторону, прошёл к парапету. – Я так и знал, что найду вас вместе.

– Ещё бы. У некоторых патрициев смысл жизни сводится к тому, чтобы доставить мне неудобства. Куда ни оглянешься – они всюду тут, – Маркус демонстративно отвернулся от него и сосредоточил взгляд на центральной ложе, куда неторопливо входила императорская чета. Поймав устремлённый на себя взгляд императрицы, отвесил неглубокий, но изящный поклон.

– Поверьте, я здесь не из-за вас, – Дариус Сант, как звали третьего из гостей, повернулся к Клементе и подмигнул.

Клемента поспешила отвернуться, не желая вступать в перестрелку взглядами, которая могла для неё плохо закончиться.

Дариус Сант не только был похож на Маркуса Цебитара чернотой своих волос и мужественным разворотом плеч, но и стоял на иерархической лестнице в двух ступенях от него. Отказать ему было так же трудно, как и двум другим стоявшим здесь господам, и Клемента отлично понимала, что только покровительство Цебитара оберегает её сейчас.

«Надолго ли?» – пронеслось в её голове, и Клемента ощутила у сердца болезненный укол. Маркус был ей хорошим другом уже не один год – но не более того. Цебитар легко чередовал в своей постели женщин всех мастей, но надолго не оставлял там никого. А саму гетеру и вовсе держал на расстоянии вытянутой руки. Иногда Клемента вообще сомневалась, что Цебитар способен полюбить.

– В Империи становится скучно, – заметил Кэнсорин, поудобнее устраиваясь на своей скамье. – Сант, вы, должно быть, соскучились по войне?

– Не очень, – хмыкнул тот. – У меня достаточно рабов. Если хотите организовать новый сумасбродный поход наподобие тех, которыми развлекались наши отцы – вам лучше обратиться к патрицию Цебитару, а не ко мне.

Маркус промолчал. Он отлично понимал, в какую сторону движется разговор. Именно его семья завоевала славу на войне с Короной Севера, окончившейся более семи лет назад. И именно его род в мирное время проиграл больше всего.

Цебитары привыкли воевать. Сама руна, покровительствовавшая им, требовала постоянных битв и покорения новых врагов. Рим же давно предпочитал военным походам кровавые игрища на арене, оргии в закрытых атриумах и бесконечное многообразие марок вина.

– На вашем месте, господа, я бы сосредоточился на зрелищах, ради которых мы собрались здесь. По крайней мере, до тех пор, пока ваши собственные схватки не станут зрелищнее, чем бои рабов.

Кэнсорин и Сант переглянулись.

– Он сравнил нас с рабами, – заметил Сант.

– А я не удивлён, – ответил Кэнсорин, – Цебитар никогда не понимал, что значит быть вежливым, как патриций. Слишком привык к своей солдатне.

– Зато ваша мать-галлка слишком хорошо знала, как общаться с истинными патрициями, – вклинилась Клемента.

– На вашем месте я бы не лез в разговор мужчин, – ответил Кэнсорин.

– На вашем месте я бы не забывал, в чьей ложе нахожусь, – произнёс Цебитар, не оборачиваясь к нему. – А раз уж вы заговорили о войне, то да. Я скучаю по ней. Я люблю видеть кровь на своём мече, а не на чужом. И мне жаль, что император не решается двинуться ещё дальше на восток – но воля Юпитера священна, и я не собираюсь спорить с ней.

– На восток… – протянул Сант. – Восточные провинции и без того вот-вот развалятся по частям. Говорят, они даже валькирий не способны удержать в узде – что уж думать о том, чтобы покорять новые народы.

– Господа, господа! – перебил их Луцио, до того молчаливо стоявший в дальнем углу. – Сегодня чудесный день! Игрища обещают множество сюрпризов! Оставьте политику в покое, поговорим лучше о них!

– Поговорим о них, – согласился Цебитар. – Слышал, вы принимаете ставки? Не боитесь, что я подыграю своему фавориту?

– Ваша честность превыше любых подозрений. Но кто же ваш фаворит?

Маркус усмехнулся.

– Пантера. Но я ещё не решил, какая. Внимание – кажется, сейчас фаворитка определит себя сама.

Маркус замер, в одно мгновение забыв обо всём, что творилось в ложе. Он был азартен, но ни одна игра на удачу не зачаровывала его так, как зрелище, которое вот-вот начнётся на арене.

Обычно Маркус не любил смотреть, как дерутся другие. С куда большим удовольствием он находил повод устроить драку сам.

Но девушка, стоявшая в тени ворот, ведущих в помещения для рабов, приковывала его взгляд, вынуждая наблюдать за ней. Маркус мог бы вечно смотреть на валькирию, изучая каждый изгиб её тела, каждое, едва заметное движение изящных рук.