В церковь идти решили вечером. А пока, за чаем, Гордеев рассказывал о суде, о неизбежном разводе.
- Что ж я на неё пахать должен? Детям все равно ничего не достается. Из редакции уйду, сяду за повесть, давно хотел. Владимир поддерживал:
- Раз, в церкви не венчаны, то - разводись. Чего тянуть? Встретишь хорошую женщину, обвенчаетесь. Хотя, лучше тебе с батюшкой поговорить.
- Хорошо. Только не онеметь бы. И что я ему скажу?
- То же, что мне говорил. Но смотри, если уж решишься на разговор, делать придется, как он скажет.
- Ты только договорись с ним, чтобы после службы. Поговорить, посоветоваться.
"Хотя, что он мне посоветует? - думал Гордеев, - мне с ней уже не жить. Детей жалко. Но ничего не поделаешь. Однако когда Владимир рубанул: "Разводись", в нем вспыхнул внутренний протест: вон, как легко решил!"
Всю службу он думал о предстоящем разговоре с отцом Серафимом, волновался, выстраивая свой рассказ, как перед экзаменом, перебирал в уме вопросы. И вновь ловил себя на том, что в общем-то ситуация предельно ясна, и советоваться не о чем.
Просто расскажу ему все...
Священник подошел к нему, стоящему у выхода из церкви. Показал на светло окрашенную лавку:
- Садитесь.
Присел и сам. На мгновенье прикрыл серые, чистого света глаза, кивнул:
- Рассказывайте.
"Боже, - подумал Гордеев, - какие усталые у него глаза. А тут еще я со своим...".
-Я даже не знаю, - начал он, - С женой у меня...
Он говорил подробно и долго.
- А Вы изменяете жене?
- Я? - растерялся Гордеев. - Видите ли... Я, наверное, неправильно жил и живу, и она - моя расплата:
Мой монолог на языке страданья
Бессмысленен. Она его не слышит.
Ее же нет. Она лишь наказанье,
Лишь кара, мне ниспосланная свыше. -
Это я написал.
Он поднял глаза, отец Серафим улыбался. Это не было насмешкой. Так смотрят на детей.
- Вы человек творческий, фантазия у Вас богатая...
- А суд?
- Вот суд. Это наказание. - Он поднял ладонь, останавливая, открывшего рот Гордеева. - Вот, что я думаю... - Гордеев почувствовал себя в потоке, он не осознавал структуры потока, но четко понимал, куда его выносит, он соглашался со всем. Все было настолько логично и просто, что становилось непонятно, как можно было думать иначе.
- Детей нельзя бросать. Дети не простят. Несите свой крест. Молитесь Богородице, и я буду молиться за Вас.
- Но если я стану тряпкой, зачем я детям? - возразил он скорей по инерции.
- Будьте собой. Только собой. Воспитывайте детей. И молитесь. У Вас все будет хорошо. - Гордеев поцеловал вложенную в его ладони руку. Вышел, перекрестился на блестящие от света Луны купола храма. И стоял, не надевая шапки, глядя вверх, - то ли на кресты, то ли в усыпанное звездами небо.
Ночь - это страшно и трудно. Но тьма - это всего лишь путь к свету. Ночь неизбежно разрешается утром. Не так ли и страдание? Всего лишь, кажущийся бесконечным, путь к счастью?
(Вятка - Самара. 1996 - 1997гг).
И будет дано вам...
Квартиросдатчик был человек душевный, разговорчивый и разбитной. Отсутствием красноречия не страдал. И по его рассказам получалось, что Сергей переселяется почти в центр города.
- Но это, надеюсь, по расстоянию не сто шестнадцатый километр? - перебил он его.
- Да, ты что! Какой сто шестнадцатый?! На троллейбусе, как на крыльях! Пятнадцать... Ну... Ну, полчаса, максимум!
Сергей прикинул, сколько времени потребуется троллейбусу, чтобы преодолеть сто километров, и понял, что в главном мужик не врет. Как древние мерили расстояние перелетом стрелы, так и максимальный пробег троллейбуса, - это еще цивилизация, может, грань ее, но тем не менее...
- Будешь, как у Христа за пазухой. Магазины, рыночек под боком, дешевый. А захотел, - и пятнадцать... ну, полчаса, - ты в центре!
- Ладно, - вздохнул Сергей, и протянул мужику обусловленную сумму.
- Сейчас вместе и поедем.
- Я и сам могу, адрес знаю, ключ только...
- Да, мне в ЖЭК еще надо зайти, электриков вызвать, плита ведь не подключена.
"Вовремя сообщил", - подумал Сергей, но вслух только удивился:
- Разве?
- Я ж тебе говорил! Не помнишь, что ли? Да там пять минут включать-то. И мне в паспортный еще надо заодно. И тебе весь район покажу - магазины, почту там... зачем сам плутать будешь? - он вдруг остановился и хлопнул себя ладонью по лбу, - Эх, ты! Мне ж в паспортный то - завтра! Завтра день приемный. Давай завтра встретимся на площади часиков в одиннадцать. Идет?