Оба варианта были малоприятны и нежелательны. Хотя, если уж выбирать, то я предпочел бы полицейских. В тюрьме я уже был и благополучно оттуда вышел, а вот чтобы выходили из могилы, слышать не доводилось.

Через секунду я расслабился. Голоса звучали где угодно, но не за дверью ванной. Похоже, парочка: мужчина и женщина, о чем-то спорили у себя в номере.

Но как? Здесь отличная звукоизоляция.

И тут я сообразил — как. Голоса доносились… из лейки. Ей-Богу, я держал в руке душ, а оттуда неслось на правильном немецком:

— Да и черт с ним, пусть задавиться своим миллиардом, или сколько ему там отстегнет Пауль. Деньги меня волнуют меньше всего.

Услышав такой пассаж, я насторожился.

— Не паникуй, — увещевала женщина. Голоса доносились так отчетливо, словно я случайно подключился к телефонной линии, — то, что они здесь, еще не значит, что их интересует наша операция и наш клиент.

— Что еще их может тут интересовать, Ева? — взорвался мужчина, — портье, который болтается с бандой? Горничные, которые выпрашивают чаевые? Повар, который разогрел тебе вчерашнюю утку под видом свежей? Поверь мне, всех, кто тут ошивается, интересует только одно…

Не знаю, как на счет всех, трудно сказать «за всю Одессу», но у меня уши встали «топориком». А разговор, как назло, ушел в сторону. Мужчина принялся перечислять, когда и где Ева прокалывалась из-за своей неосторожности и попадала в неприятности, а та в ответ пилила своего партнера за трусость, из-за которой они так и помрут нищими.

Надо было аккуратно «повесить трубку» и притвориться, что меня здесь нет, и никогда не было. Надо было…

Но ситуация провоцировала. Я держал в руке лейку, прижимая ее к щеке, как телефонную трубку. И, когда в разговоре возникла пауза, негромко сказал:

— Да не кипятись ты, мужик, и Еву не грузи. Мы здесь и в самом деле на отдыхе. Ваша операция нас не интересует.

На какую реакцию я рассчитывал?

Да ни на что я не рассчитывал, если честно, просто похулиганить захотелось. Говорю же, ситуация провоцировала. Наскучался за решеткой. К тому же, я никогда в жизни не вел телефонных переговоров, пользуясь душевым шлангом как кабелем связи.

В лейке раздался сдавленный женский возглас и неслабый грохот. То ли она со страху в обморок упала и что-то опрокинула, то ли кого-то убивали… Пошутил, называется! Я быстро «повесил трубку» и вылетел из душа, на ходу обтираясь и залезая в джинсы.

На каком они этаже?

Спускаться вниз не было времени. Я подозвал портье и, сделав «страшное» лицо спросил:

— Немцы… Ее зовут Ева. Видимо — супруги. В каком номере?

Поганец мотнул головой: то ли «не понимаю» то ли «запрещено», то ли «а не пошел бы ты…»

У меня не было универсальной отмычки к сердцам всех работников сервиса, Папа Монсальви, опасаясь, что я удеру, оставил меня без наличных. Пришлось прибегнуть к шантажу.

— Я — полицейский под прикрытием. Готовится преступление и все честные граждане должны помочь его предотвратить.

Ответом мне был взгляд, полный недоверия. Еще бы — полицейский, живущий в «люксе»! Это все равно, что прачка, завтракающая паюсной икрой.

— Честные граждане, — с нажимом повторил я, — в нашем департаменте есть сведения, что кто-то из портье работает на местную банду. Надеюсь, это не ты… или все же позвонить в участок, чтобы тебя проверили?

Угадал я или нет, не важно. Не бывает на свете портье, за которым бы не водилось мелких грешков, типа доставки «заряженных» сигарет или раскованных девочек в номера…

— Наверное, вы имеете в виду Иогана и Еву Мюллер из Карлсбадена. Номер 416, он соседний с «люксом».

— Универсальный ключ, — сказал я и протянул руку.

Портье округлил глаза.

— У меня его нет, господин полицейский, и быть не может. Ключ находится у…

— Я знаю правила, — бросил я, чувствуя странную, нелепую уверенность в том, что время уходит, — а еще я знаю, что у тебя он тоже есть.

Почему я так решил? Потому что он испугался. И гораздо сильнее, чем из-за банальной «травки» или проституток. Значит — попал. А какая польза банде от портье без универсального ключа? Ни «жучок» посадить, ни засаду провести…

Через минуту я уже подходил к номеру четыреста шестнадцать. Один. На просьбу «быть свидетелем» портье выдал длинную и экспансивную тираду, из которой я понял только одно — «лучше смерть, чем бесчестье» Видно, не было для парня большего позора, чем впутаться в полицейское расследование совершенно случайно, как посторонний, мирный, абсолютно честный гражданин. Его друзья — бандиты этого бы просто не поняли, а в тех кругах рейтинг — это жизнь. В буквальном смысле.

Стучать я не стал. В случае чего сделаю вид, что банально ошибся дверью.

Номер был не «люкс», но вполне достойный. Ничего не имею против ТАКОЙ нищеты. Мельком глянув в зал, я состроил подходящее к случаю, слегка удивленное лицо и толкнул дверь ванной комнаты, как сделал бы это в своем номере.

Лицо не пригодилось. Ванная была пуста. И — да, шкафчик над раковиной висел на одном крючке, зеркальные дверцы были распахнуты и целая батарея всяких коробочек, пакетиков и флаконов валялась частью на полу, частью в раковине. Пачка влажных салфеток угодила в биде.

Я рванул на себя двери сначала одной спальни, потом второй. Никого. Пустота.

Если бы не шкафчик, я бы решил, что ошибся дверью и вломился в номер ничего не подозревающих туристов.

Оделся я как пожарный — за несколько секунд. Портье поймал сразу, весь разговор наш происходил тут же, на этаже, мимо нас никто не проходил и не пробегал, и лифт не спускался.

Как, черт возьми, эти немцы ухитрились исчезнуть из номера?!!

И почему? Кто эти загадочные «они» от имени которых я так напугал любителей сосисок с капустой? Одно утешало: если исчезли так быстро, то того, чего я опасался, не случилось. Вряд ли мужик вынес бы труп так оперативно.

На всякий случай я еще раз, более тщательно, осмотрел четыреста шестнадцатый номер. Обнаружил следы поспешного бегства: Из трюмо в большой спальне выдернули верхний ящик, да так и бросили. Похоже, забрали документы и деньги. А больше ничего. Все остальные вещи так и остались расставленными и развешенными с истинно немецкой аккуратностью. Трупа прекрасной Евы я не обнаружил.

С чего я взял, что она прекрасна? Ну, голос мне понравился. Грудной, с такой джазовой хрипотцой. Очень сексуальный голос.

Ну хорошо, не прекрасная… Не было там никаких трупов вообще, ни прекрасных, ни ужасных. Ни мужских.

Я вышел на балкон. И тут же метнулся назад.

К зданию отеля бесшумно, без сирен, подлетали полицейские машины: одна, вторая, третья… Видно, я жестоко переоценил свое влияние на портье. Или он был чище, чем мне показалось. Или — умнее.

А в неслабый переплет я угодил из-за своей тяги к дешевому блефу! В дверь четыреста шестнадцатого уже барабанили, и, я мог не сомневаться — через минуту в него войдут.

Быстро соображать и быстро бегать! Где тут может быть бар? Логично предположить, что в зале.

Я выдернул бутылку неплохого коньяка, зубами сорвал пробку и хлебнул прямо из горла, на ходу сдергивая джинсы и футболку. Ванна! Ванна, ванна, ванна… Ох, как жалко-то, коллекционный коньяк в сливное отверстие… Бирочка! Так, бирочка есть — пальцы подрагивали от адреналина, но с бирочкой я справился быстро. Ничего не забыл? А, даже если забыл, сейчас уже не вспомню… Копы входили в номер. Я едва успел приобнять унитаз и распластаться на полу, с выносом голых пяток в коридор. Зрелище было, надо думать, омерзительное.

— Встать, руки за голову, лицом к стене! — прогремело надо мной. Я не пошевелился. С выражением полного блаженства на лице лежал щекой на толчке и сладко посапывал.

— Да он пьян в сосиску! — услышал я, — и спит как бы не со вчерашнего дня.

— Так, может, это жилец?

— Аптечка где? Дай ему что-нибудь, чтобы протрезвел, а то ведь и не допросишь толком.

— А если он не говорит по-английски? Что тогда?

Пару секунд я серьезно размышлял, говорю ли по-английски. Потом все же решил не изображать совсем уж дикого бедуина, только вчера вылезшего из прадедовских барханов.