Судя по захламленности кухни и пустому холодильнику, мама была в дальней поездке, и сын жил на подножном корму. А на пыль и грязь он никогда не обращал внимания.

Алик немного постоял у двери и предложил:

– Давай собеседниц позовем…

Ему самому не нужен был праздник, просто он хотел отблагодарить друга. Тот заметно оживился, тут же с готовностью пристроил паяльник на заляпанную канифолью подставку и вылез из-за стола.

– Давай!

Моня быстро рванул в прихожую к телефону, но Алик тормознул резвого друга.

– Только условие: без фанатизма и милиции, тихо и пристойно.

Друг послушно закивал головой. Он был согласен на все, понимая, что просто так не заманит к себе девушек, но если скажет, что приглашает Алик, сразу сбежится не менее трех-четырех красоток, и ему тоже перепадёт. В университете Кольцов был личностью популярной. Он неплохо пел и играл на гитаре, рассказывал истории – как собственного, так и чужого сочинения, – травил анекдоты. Он любил быть в центре внимания, и, что называется, умел держать аудиторию.

Решив, что до прихода девчонок есть время заняться своим гардеробом, Алик отволок сумку в ванную, вывалил грязные шмотки в эмалированный таз, залил их водой и насыпал порошка.

– Моня, надо пойла купить, – крикнул он в сторону прихожей. – Деньги есть?

Тот мгновенно появился в проеме двери.

– Есть. А сколько брать?

Алик, не очень охочий до выпивки, пожал плечами.

– На меня можешь не рассчитывать – так, чисто символически. Сколько чувихам, сам решай.

Моня, уже переодетый в джинсы, сунул руку в карман и вытащил горсть мятых бумажек. Быстро пересчитал их, попутно расправляя купюры, и подвел итог:

– Хватит упиться.

Затем он глянул в зеркало, пригладил ладонями торчащие во все стороны волосы и выскользнул за дверь. Алик немного послонялся из угла в угол со скучающим видом и завис в прихожей над телефоном. После некоторых колебаний он поднял трубку, набрал номер, а когда ему ответили, вежливо поинтересовался:

– Добрый вечер, а Киру можно пригласить к телефону?

Когда они познакомились, Кире только что исполнилось восемнадцать, и она искала подходящую кандидатуру на роль своего первого мужчины. В девушке еще сохранялись некоторая подростковая угловатость и застенчивость, что странно сочеталось с диким желанием познать все прелести взрослой жизни – как будто ее поезд вот-вот уйдет и нужно успеть запрыгнуть в последний вагон. Алик не мог себе объяснить, чем эта девушка-подросток привлекла его, но они провели вместе весь вечер, а затем и ночь. В итоге он походя лишил ее девственности, особо не заморачиваясь на какие-либо прелюдии. После той мимолетной встречи они не виделись почти год. Кира училась в институте иностранных языков и возможность пересечься с ней практически равнялась нулю. Когда они вновь столкнулись на каком-то дне рождения, Алик уже успел забыть лицо случайной знакомой и не узнал ее. Но Кира абсолютно не расстроилась по этому поводу.

За это время из подростка вылупилась довольно сексапильная девушка с красивым лицом и стройной фигурой. Алика немного коробило, что Кира практически не выпускала сигарету изо рта и взяла привычку перемежать речь матом. И снова они были вместе до утра. Алику все понравилось, если не считать того, что пришлось полночи слушать Ахматову в заунывном Кирином исполнении. К поэзии он был равнодушен – рифмованные строки, не положенные на музыку, вызывали у него откровенную скуку. Кира же напротив, зачитывалась сборниками стихов, просто фанатела от них. Несмотря на некоторые различия во вкусах и привязанностях, им было хорошо вдвоем – хотя вряд ли их можно было назвать парой. Они не ходили в кино и кафе, не проводили вместе время на вечеринках. Встречаясь периодически, страстно занимались любовью, общались и вновь пропадали из вида до следующего раза. Однако время шло, и Алик с удивлением начинал понимать, что Кира стала ему самым близким человеком после мамы.

Кира была красива, к тому же из состоятельной профессорской семьи, и многие сокурсники западали на нее, но девушка упорно отметала ухаживания. Алик лишь однажды был у нее дома – когда отмечали двадцатый день рождения Киры. Желая проветриться, он вышел из комнаты на просторный балкон, вторая дверь которого вела на кухню, и там, оставаясь невидимым в темноте, случайно подслушал разговор Киры с матерью.

– Кто этот юноша?

– Знакомый, – небрежно ответила дочь.

– Красив, как Аполлон.

– И знает об этом, – вздохнула девушка. – А еще он жутко талантливый.

– Ты любишь его?

– Это неважно. Важно, кого любит он, – немного грустно усмехнулась Кира.

Мать бросила на дочь сочувствующий взгляд, но продолжать расспросы не стала. Отчего-то Алика этот разговор напугал, и в тот вечер он постарался побыстрее слинять из профессорского дома.

В квартиру Монина Кира приехала через час, когда в комнате уже стоял дым коромыслом. Три студентки университета, разогретые портвейном, практически не переставая хихикали над сальными шуточками Мони. Алик лениво перебирал струны расстроенной гитары, перемежая пустое бренчание песнями собственного сочинения. Хотя песнями это можно было назвать лишь с натяжкой. Он писал их довольно просто, выстраивая в звукоряд несколько аккордов, которые выучил еще в далеком детстве. Получались незамысловатые мелодии, под которые сами собой рождались строки стихов, почти всегда про несчастную любовь. Иногда выходило неплохо. Недавно он с удивлением обнаружил, что некоторые из его творений благополучно ушли в народ и исполнялись студенческими бардами в общагах.

Увидев Киру, с иронической улыбкой застывшую в проеме двери, Алик с удовольствием отложил в сторону инструмент. Оставив веселую компанию, они удалились на кухню. Кира сварила кофе, поставила на стол две чашки с ароматным напитком и устроилась напротив Алика.

– Ты по-прежнему популярен, хотя выглядишь каким-то замученным.

– Мы с Артемом почти сутки в застенках провели, – гордо поведал Алик.

Кира никак не отреагировала. Это случилось не впервые, и она считала, что событие не стоит повышенного внимания. Однако поинтересовалась:

– Артемовский папашка вытащил?

Алик, немного обиженный ее равнодушием, просто кивнул. И тут из прихожей раздались, догоняя друг друга, три коротких звонка. Моня не торопился открывать, видимо, не силах оторваться от своих гостей, и Алик нехотя поднялся со стула. Немного повозившись с мощным неподатливым засовом, он распахнул дверь и удивленно крякнул: на пороге стоял Артем. Удивило не появление друга, а его почти заплывший левый глаз, украшенный ярко-лиловым синяком.

– Привет! – непринужденно воскликнул Артем и, не дожидаясь приглашения, протиснулся мимо Алика в квартиру. Проследовав на громкие голоса, он заглянул в комнату и обернулся.

– Весело тут у вас!

Моня радостно замахал руками и завопил:

– Девчонки, смотрите, кто пришел! Красавец! Будущий дипломат!

Алик цыкнул на него, и Моня с наигранным испугом прикрыл рот ладонями. Кольцов потянул Артема за локоть, увлекая на кухню.

– Привет, Кира, – улыбнулся Артем.

Девушка тоже удивленно застыла, увидев синяк. Даже поздороваться забыла.

– Хорошо вас в милиции встретили. Это за что так?

– За правду и преданность идеалам коммунизма! – выпятил грудь колесом Артем.

Алик втолкнул его в кухню и подвинул стул.

– Хватит дурковать. Нас в милиции и пальцем не тронули. Колись, где схлопотал?

– Папачес приложил, – признался Артем.

Алик выпучил глаза и покачал головой.

– Вроде интеллигентный человек. Такой спокойный всегда. Говорил, что наши приключения – просто ерунда.

– Ну так и есть, – подтвердил Артем, пододвигая к себе недопитый кофе Алика. – Нет, ты представляешь – это ведь он подослал этого типа в костюме, чтобы нас попугать и в чувство привести. Ему еще в двенадцать дня дозвонились, но он специально решил нас промурыжить до вечера.

Алик тупо пялился на своего друга, ничего не понимая.