– Имел удовольствие читать некоторые из ваших опусов. Те, что в газете напечатаны, очень недурны. Остро, зло и прямо в десятку. А вот те, которые вы иногда читаете своим приятелям… прямо скажу, не вызывают положительных эмоций. Это попахивает поклепом на нашу с вами Советскую Родину, на нашу жизнь. Вы же комсомолец, Кольцов. Подумайте хорошенько, куда это все может вас привести? Сейчас вы просто пишете пасквили, читаете их в узком кругу. Потом обратитесь к самиздату, а дальше что?.. Прощай, университет, прощай, свобода… Подумайте о своем будущем, о своей маме. Не стоит ее огорчать. Согласны?

Алик замер с открытым от удивления ртом. В самом страшном сне он не мог представить, что его скромной персоной интересуются органы. Два последних года он сотрудничал с Московской районной газетой, куда устроился по протекции профессора с факультета. В основном поручали писать фельетоны, и он отрывался по полной. Платили неплохо, к тому же Алику самому доставляло огромное удовольствие разоблачать негативные явления общественной жизни. На публикации приходили отклики: зачастую хвалебные, но иногда с угрозами, и последнее он считал высшей оценкой своего творчества. Значит, дошло до тех, кого он клеймил, значит – проняло. Публикации выходили под псевдонимом «Алик Круглый», и ему казалось, кроме редактора никому не известно о его авторстве. А что касается тех произведений, которые не вызвали положительных эмоций у сидящего напротив человека – они вообще были сокровенной тайной. Эти рассказы он читал только самым близким, самым доверенным друзьям, и то не часто. И хотя в них он никого не обличал, не кричал о тупости и никчемности системы (в чем сам был уверен на все сто), но жизнь простых советских людей была изображена им достаточно правдиво и отнюдь не в радужных тонах. Никак и нигде этот товарищ не мог прочитать его рассказы – Алик никому их в руки не давал. Значит, содержание «опусов», как выразился этот тип, ему кто-то довольно подробно пересказал.

Алик никак не отреагировал на слова о своей писательской деятельности. Тупо уставившись в пол и чувствуя пристальный взгляд сотрудника, он прикидывал, как должен отвечать на поставленный вопрос. Наконец оторвал глаза от затертого линолеума и согласно кивнул. Тип в черном костюме тут же поднял трубку телефона и пригласил кого-то. Через минуту в кабинет вошел отец Артема. Едва он поздоровался, Алика отправили в коридор, где на стуле уже сидел его друг. Ребята переглянулись, но обмениваться комментариями не стали. Артем только провел ребром ладони по горлу и состроил дурацкую рожу. Его отец пробыл в кабинете недолго, а когда вышел, жестом приказал ребятам следовать за ним.

– Вы как там вообще оказались? – спокойно поинтересовался он, когда все трое оказались на улице.

– Нас Кузнецов пригласил, – пояснил Артем.

– Два идиота. Ваш Кузнецов или штатный провокатор, или просто подонок. Тебя подвезти? – предложил он Алику.

– Спасибо, мне недалеко.

– Про то, что здесь произошло – забудьте, и никому не рассказывайте. Я договорился, по месту учебы не сообщат. В принципе, вы ничего не успели противозаконного наговорить, а эти американцы – члены антивоенной организации. Они здесь по приглашению МИДа. Так что… А вообще-то, и статью такую с месяц назад отменили.

– Какую статью? – не понял Артем.

– Семидесятую. «Антисоветская агитация и пропаганда».

Отец Артема не стал вдаваться в подробности, просто обреченно махнул рукой и, подталкивая впереди себя сына, двинулся к припаркованной неподалеку машине. Алик постоял немного, глядя им вслед, развернулся и поковылял в сторону общаги. Единственным его желанием на данный момент было залезть под душ, а после завалиться спать. Однако на вахте его ожидал сюрприз. Злая как черт комендантша общежития преградила путь и заорала благим матом:

– Кольцов! Ты где шляешься?!

Усталость и полусонное состояние мгновенно улетучились. Состроив смиренно-виноватую гримасу, Алик замер по стойке смирно перед грозной фурией. Дело в том, что это было общежитие чужого ВУЗа и Алик пристроился в него совершенно случайно. На первом курсе ему не удалось получить жилье от университета, а мама и слышать не хотела о возможном возвращении сына домой. Она готова была работать в три, в четыре смены, только бы иметь возможность гордо отвечать на вопрос о месте учебы сына: «МГУ». В ее устах эти буквы звучали торжественно и немного надменно. Первые три месяца Алик снимал комнату в районе Шлюзовой набережной за баснословные для него деньги: цены на жилье в Москве не просто кусались, они сжирали студенческий бюджет целиком, и если бы не мамина помощь… Но неожиданно проблема решилась. Как-то к нему подошла девочка с параллельного потока и просто спросила:

– Тебе нужно общежитие?

– Да, – прохрипел обалдевший юноша.

Девушка оказалась племянницей комендантши общежития технического ВУЗа, и вот уже три года Алик периодически писал за нее рефераты и курсовые работы. Люда была не то чтобы тупая, но жутко хитрая и ленивая.

Как же он мог забыть, что вчера был последний срок сдачи реферата по журналистике, а это значит, что племяшка Зои Федоровны попала на заметку одному из самых зловредных преподов университета. Алик даже не пытался успокоить разъярённую комендантшу – по опыту знал, что это бесполезно.

– Я тебя выселяю! – проорала Зоя Федоровна.

Скроив на всякий случай страдальческую физиономию, Алик покорно побрел под ее конвоем в свою комнату, собирать вещи. Вопрос с выселением его не очень волновал, не первый раз такое случалось. Через несколько дней комендантша успокоится, и он снова окажется в привычной обстановке. А пока… Пока найдется, где приклонить голову. Чего-чего – а друзей у Алика было предостаточно.

Не успел смолкнуть хрипло дребезжащий звонок, как за обшарпанной дверью лязгнул тяжелый засов. Алик вздрогнул и слегка поежился от возникшей ассоциации с местом, где они с Артемом провели чуть не целые сутки.

– А, это ты? Заходи, дорогой друг Карлсон!

Моня любил подхватывать словечки и фразы из фильмов, и ловко вставлял их в свою речь.

– Скажи, Моня, на хрена тебе такой засов на дерьмовой двери? Я ее одним ударом ноги пополам сломаю.

Хозяин квартиры затянулся сигаретой и выпустил дым Алику в лицо.

– Так это хата моей бабули. Побаивалась старушка, вот и прилепила мощный засов. Главное – замок, а что дверь говно – не важно, – рассудительно заявил Моня. – Типа плацебо. Не лечит, но на душе как-то спокойнее.

Хлопнув по протянутой ладони хозяина, Алик прошел в комнату. Мебель в ней практически отсутствовала: лишь пара стульев и огромный разложенный диван. Диван Моня не складывал намеренно – ему казалось, так он привлекает удачу. Под удачей понималось заманить к себе очередную «мадам», поэтому диван всегда должен находиться в боевой готовности.

Алик швырнул на диван свою сумку и с размаху плюхнулся рядом с ней. Ложе приветственно скрипнуло, и этот звук разбудил воспоминания о весьма приятных часах, проведённых в этой комнате. Алик вздохнул, поднялся и подошел к окну, на котором болтались непонятного цвета шторы. За черным стеклом по проспекту спешили автомобили с включенными фарами. Поток машин в темноте приковывал взгляд, завораживал. Говорят, можно часами смотреть на огонь – но движущаяся внизу автомобильная река также не отпускала, не давала отвести глаз. Наконец он вернулся к дивану, открыл сумку и начал перебирать свое барахло. Достал трусы, футболку и джинсы. Джинсы не американские – сделано в ГДР, гласила надпись на этикетке, плюс ко всему еще и черного цвета. Поэтому после покупки Алик с помощью подручных средств довел их до довольно потертого вида – а это уже считалось шиком.

Сбросив с себя пропахшие камерой вещи, он прошел в ванную комнату, быстро сполоснулся, вытерся насухо свежим полотенцем и оделся в чистое.

На кухне Моня лудил дорожки очередной печатной платы. По мнению Алика, в этом он был просто гений: чинил любую электронику – не важно, в какой стране и какой фирмой она выпущена, а также лепил из подручных средств цветомузыку, усилители и прочую тряхомудию для расплодившихся рок-групп. Даже хвастался, что знаком с Кузьминым, и в доказательство предъявлял кассету, на которой под словами: «Моня, спасибо!» стояла размашистая подпись популярного музыканта. Заказов у Сереги Монина было валом и он жил довольно безбедно, однако тратил деньги бестолково. Его мать работала проводницей и появлялась в квартире сына нечасто. Как правило, во время своих посещений она устраивала генеральную уборку, чем доводила парня до белого каления, однако спорить с ней он не решался. Родительница имела твердый характер и столь же твердую руку, чем, в случае каких-либо возражений, пользовалась без промедления. Визиты мамы имели плюс: в квартире появлялась нормальная еда – правда, друзья Мони уничтожали ее в течении суток.