Почти сразу после праздника начались проблемы со одноклассниками. Мальчишки постоянно дразнили его, а он не собирался терпеть и начал драться с обидчиками. Драки случались почти каждый день, и Алику было не важно, сколько перед ним противников – он бился до последнего. Устав от жалоб родителей, директор вызвал в школу маму. Он во всем обвинял Алика и никаких доводов в пользу его невиновности слушать не желал. Вернувшись домой, мама страшно ругала сына, плакала и ругала. Алик был в шоке от несправедливых обвинений: ведь не он затевал эти драки, а мальчишки нажаловались на него. Как люди могут быть такими подлыми?

Но этот неприятный случай имел счастливое продолжение. Алика перевели в другую школу, новую, современную, и он вдруг обнаружил, что в мире есть нормальные учителя и дети, которые знают не меньше его. И хотя учеба все равно не доставляла удовольствия – это было уже второстепенно. На первый план вышли взаимоотношения с товарищами. По уровню развития эти ребята были с ним наравне, и он влился в коллектив без особых проблем. В старой школе он был почти изгоем и уже начинало казаться, что его удел – одиночество. Здесь все сложилось по-другому. Может, потому, что Алик не стал выпячиваться, а может потому, что не ушел от драки, навязанной ему Саней Кисловым, признанным авторитетом класса. В один из первых дней, после уроков, они бились на заднем дворе школы до кровавых соплей – но в итоге никто не смог назвать себя победителем. Потом они стали лучшими друзьями и дрались уже вместе, доказывая свое право на лидерство не только в классе. Дружба связала их на долгие годы, пока Сашка не погиб в Афгане.

Алик немного выделялся на общем фоне своим интеллектом, но это было не слишком заметно и не вызывало отторжения у одноклассников. И девчонки уже не так явно выражали свои симпатии, хотя он чувствовал повышенное внимание к своей персоне. Но все же самыми большими друзьями для Алика оставались книги. Правда, теперь он не прятался в выдуманном книжном мире от реальности – просто чтение доставляло ему огромную радость и безмерное удовольствие.

Школьные годы промелькнули как один день, оставив после себя лишь смутные тени впечатлений. Мама всегда мечтала, чтобы сын учился в Москве. Алик не стал спорить, и без особых усилий поступил в МГУ на факультет журналистики.

Интерьер бара напоминал антураж из французских боевиков. Плавающие лучи цветных прожекторов выхватывали из полумрака лица сидящих в зале людей. Освещенные лишь на мгновение, они казались бледными и неживыми, как маски персонажей в кукольном театре.

Черные колонки изрыгали тяжелый рок на такой громкости, что даже сидящего напротив человека было трудно расслышать. И если русскую речь Алик еще как-то разбирал по губам собеседника, то, когда говорили на английском, не понимал ничего, хотя общался на нем довольно сносно. Наконец, не выдержав буханья басов, устроившийся рядом с колонками пожилой иностранец поднялся с места и подошел к барной стойке. Несколько слов бармену – и музыка стала тише.

Какой-то волонтер из Америки спорил с Артемом, и практически на чистом русском пытался что-то доказать ему. Алик прислушался.

– Как вы можете так жить? – громко удивлялся американец.

Вначале Алик не понял, что возмущает иностранца, а тот продолжал брызгать слюной и пьяно махать руками, объясняя свои претензии:

– В магазинах пусто. Сплошной дефицит. Жрать нечего! А одеты вы как?

Алик обвел удивленным взглядом стол перед собой – он просто ломился от всевозможных деликатесов. Потом внимательно осмотрел прикид сидящих рядом соотечественников. Артем тоже указал на стол рукой и что-то коротко возразил америкосу. Однако волонтер распалился еще больше.

– Это? – парень вперил взгляд в жратву на столе. – Здесь – да! А в магазинах у вас… Да в моей стране даже на помойке продуты получше.

Отчасти Алик был готов согласится с пьяным фирмачом. Со жратвой в магазинах было туго, а со шмотьём – вообще беда. Если бы не фарцовщики и всякого рода спекулянты, он бы тоже носил штаны фабрики «Большевичка» и выглядел весьма убого. Алик признавал, что и со всем остальным – тоже завал, однако готов был грудью встать на защиту Родины. Хрен с ними, с джинсами, насрать на рок-музыку и Голливуд. Даешь лучшие в мире танки, ракеты и балет!

Он открыл было рот, чтобы выдать волонтеру, а заодно и всем мировым буржуям – но передумал. В голове приятно шумело и не хотелось напрягаться, портить себе кайф.

– Я бы так не жил! – объявил америкос и замолчал, обводя горящим взглядом собеседников.

– И что бы ты сделал? Повесился? – хихикнул сидящий напротив Артема белобрысый прыщавый хлюст по фамилии Кузнецов. Это он провел двух приятелей в закрытое для советских граждан заведение.

Иностранец, не задумываясь ни секунды, огорошил друзей, пьяно выговаривая русские слова:

– Я бы пошел и застрелил прэ̀зидента!

Все моментально заткнулись. Против такого аргумента крыть было нечем. Прыщавый начал трусливо озираться и через минуту слинял в туалет. Больше в тот вечер его за столом не видели.

Эту ночь Алик и Артем провели в кутузке. Их забрали прямо у гостиницы. Едва они, слегка покачиваясь, спустились со ступенек, двое крепких сержантов грубо упаковали друзей в милицейский «газик». Причины задержания никто не объяснял, но им и без объяснений было все понятно. Пьяных по городу собирали пачками, особенно старались в дни аванса или получки, когда карманы подвыпивших граждан были полны денег. Ну а если ты еще и выглядел прилично, то шансы провести ночь в вытрезвителе увеличивались многократно.

Со стороны могло показаться несколько странным, что их привезли в отделение, а не в вытрезвитель, но ребята не очень переживали. Отцу Артема, довольно высокопоставленному чиновнику МИДа, уже приходилось вытаскивать их из различных передряг. Вот только на этот раз Артему не дали позвонить отцу, и пришлось ребятам ночевать на загаженном деревянном помосте. Ближе к вечеру следующего дня Артема вызывали на допрос и в камеру он больше не вернулся. К тому времени, когда пришла очередь Алика, он уже успел порядком разозлиться, и прямо с порога едва не нахамил подтянутому следователю в черном строгом костюме. Однако наткнувшись на неприятный, пронизывающий насквозь взгляд, смолчал, и плюхнулся на предложенный стул. Человек за столом был предельно вежлив и корректен, что вызвало у Алика недоумение. А первый же заданный вопрос просто ввел в ступор.

– Так с кем вы собирались стрелять в президента?

После тяжелой и почти бессонной ночи голова работала в замедленном режиме и Алик не сразу сообразил, о чем вообще идет речь.

– Кого… стрелять?.. – после паузы едва выдавил он.

– Александр Петрович Кольцов, – задумчиво прочитал следователь, глядя в студенческий билет, который держал в руке.

– Д-да, – неуверенным тоном подтвердил парень.

– Почему же вас называют Алик? Кличка?

– Нет. Просто сокращенно от Александр. Маме нравилось так меня звать.

Сидящий за столом человек закрыл синюю книжечку, нервно постучал по ней пальцами, поднялся с места и подошел к арестанту вплотную.

– Ну так что по поводу покушения на президента?

До Алика наконец дошло, что перед ним сотрудник КГБ, и он слегка поежился. И далее больше получаса кэгэбэшник мурыжил его вопросами, упорно пытаясь выяснить подробности вчерашней беседы с гражданами США, и лично его, Алика, намерение сотрудничать с ЦРУ. Если бы не серьезный тон разговора, Алик мог бы подумать, что кто-то решил разыграть с ним дурную шутку. С его точки зрения, вопросы казались глупыми, а обвинения надуманными и нелогичными. Довольно скоро он чувствовал себя, как выжатый лимон, и в ответ на вопросы лишь мычал что-то нечленораздельное. Алик уже представил холодную сталь наручников на своих запястьях и нарисовал в воображении картину: он, в арестантском вагоне, едет отбывать срок на Колыму…

И вдруг допрос закончился. Следователь – или кем он там являлся на самом деле – устало откинулся в кресле и неожиданно заявил: