Ненужный глубоко вздохнул, встал с кровати и, не глядя на жену, вышел из дому. Во дворе заскулили, залаяли собаки.

  Андрей ушел и не показывался дома до ужина. Анна даже волноваться начала, не случилось ли чего. По хозяйству уйма дел, а мужик ходит где-то.

  К вечеру вернулся и слова не сказал. Будто похмелье так и не отпустило. И тревожило Анну не то, что с нею он не говорит, а то, что сам на себя не похож. Жили-то до сих пор сносно, мирно. Когда-никогда поругаются. Бывало и крепко. Но ссоры эти были, как буря, которая всегда скоро стихала. Покричат друг на дружку, поругаются, выплеснут накипевшее, и снова душа в душу. А тут, будто туча над домом собралась. Собралась, повисла и с места не двинется. И молний, вроде, не видно, и грома не слышно, а душно так, что дышать нечем.

  - Вот ты молчишь, а мне страшно становится.

  Она присела рядом с Ненужным на ступенях крыльца.

  - Ну, скажи ты хоть что-то. Что ж ты, как бык насупленный? Я же вижу, что ты в тайгу ходил. Крупы вот вывез. Ну, прости ты уже бабу. Не сдержалась. На то и баба же. Ну?

  Андрей закрыл ладонями лицо и шумно выдохнул.

  - Грех на мне большой, Аня.

  Она почувствовала, как по всему телу прошел холод. Да такой, что прижаться к мужу захотелось, только бы не замерзнуть. И знать она не знала, о чем он говорит, да только чувствовала, понимала, что никогда Андрей не сказал бы таких слов, если бы и правда беды не наделал. Она часто задышала, заглянула ему в лицо и быстро залепетала:

  - Какой грех, Андрюшенька? Что за грех? Ты что такое говоришь?

  Она спрашивала и боялась остановиться. Спрашивала без остановки, боясь получить ответ. Потому что догадывалась, каким этот ответ будет. Сама не понимала, почему связывает его слова с отсутствием сына Пашки, а потому спросить об этом не решалась. Но Ненужный сам ответил.

  - Мальца бросил.

  Он говорил тихо, глядя в одну точку. При этом раскачивался вперед-назад. Анна же ощутила, как мороз, до того жгущий все тело, отступает и позволяет расслабиться. Она облегченно выдохнула.

  - Ох, и дурак. Ох, и напугал-то, гад, - она даже позволила себе хохотнуть вслух и толкнула мужа в плечо, - Дурак ты, Ненужный! Я-то уже грешным делом такого понапридумывала!

  Андрей прекратил раскачиваться и посмотрел на жену так, словно та была сумасшедшей. Она не обратила на его взгляд внимания, махнула рукой и усмехнулась.

  - Сама вернулась, что ли?

  - Кто вернулся? - Андрей смотрел на жену, не понимая, о чем она его спрашивает. Он со вчерашнего дня вообще мало что понимал.

  - Мать его! Кто ж еще-то?

  - Куда вернулась?

  - Че? Нет? Сам отвез, что ли?

  Он продолжал смотреть ей в глаза и говорил медленно. Язык сделался вязким, не желал поворачиваться.

  - Я его в тайгу отвез.

  Анна запнулась. Улыбка медленно сошла с лица. Оно сделалось серым.

  - Ты его в зимовье оставил?

  Он отрицательно покачал головой.

  - О, Господи... - выдохнула Анна. Ей не хватало воздуха, а глубоко в груди что-то заныло. Андрей же продолжал сидеть, не отводя от нее взгляда.

  - О, Господи, - повторила Анна и встала со ступеней, - Ты говорил кому?

  Он снова покачал головой.

  - Вот и хорошо. Вот и хорошо, Андрюшенька. Не говори. Никому не говори. Никто ведь не видел его. Не видел? Не видел. Хорошо. Никто не знает даже, что у тебя сын есть. И не надо им знать. Правильно? Не надо. Никому не надо. А мать его, видать, и не вернется за ним. Раз бросила, значит, не вернется. Такие не возвращаются.

  - Какие такие? - все тем же отрешенным голосом спросил Андрей.

  - Такие. Которые детей своих бросают. Кукушки.

  - А я тоже кукушка?

  Анна запнулась, затем нервно хихикнула, снова присела рядом с мужем, обняла за плечи и прижалась щекой.

  - Ну, что ты такое говоришь-то? Ты-то причем? Она же мать. Она растила его. Это ее сын. Такие если бросают, то уже не вспоминают. А тебе-то он кто? Может он и не твой вовсе? Может, нагуляла, а тебе сказала, что твой? Ты же и не знал-то, что он есть даже? Не знал!

  Он молчал.

  - Ну, вот! Так какой с тебя спрос-то? Какой ты ему отец?

  Анна говорила, продолжая поглаживать мужа по плечам. Дыхание сбивалось от волнения, руки дрожали.

  - Ты же его не сам бросил? Не убил же, в конце концов? Прости Господи... Он же сам потерялся? Ну? Заблудился ребенок! Так было, Андрюш? Да тут и отвечать-то не надо. Я же тебя знаю. Ты бы сам не бросил. Заблудился, значит, мальчик. Заблудил в лесу-то. Ну, так с кем не бывает? Такая, видно, судьба у него. Такая доля у человека. Значит, надо было так. Жалко, конечно. А как же не жалко? Жалко! И мне вот жалко. Но что делать? Искать? А как ты его в тайге-то найдешь? Он-то, видать, ушел уже. На чужой участок даже. Как его найти-то? Никак!

  Андрей обхватил голову и вздохнул. Анна же не унималась.

  - Так, а может он найдется еще? Ну, сам! А? Андрюш! Ну, находятся же дети, когда заблудят! Выйдет к людям, его пригреют. А там - передадут в детдом или еще куда? Куда таких определяют?

  Ненужному и так было тошно, а от беспрерывной трескотни жены и вовсе жить не хотелось. Он сбросил с плеч ее руки, встал и вышел за ворота. Только сейчас Анна дала волю чувствам. Разрыдалась. А из глубины двора завыла собака.