Пашка шагал, глядя под ноги, но так и не понял, когда именно оказался на тропинке. Он даже остановился от удивления, когда это понял. Тропинка! Настоящая! Протоптанная чьими-то ногами! А если она протоптана, значит, по ней часто ходят люди! Папа!
- Папа! - не в силах сдерживаться, выкрикнул Пашка, - Эй! Ау! Я здесь! Папа!
Он стал озираться по сторонам, но ни папы, ни каких-либо других людей так и не увидел. Зато вдалеке, в той стороне, куда вела эта самая тропинка, росли какие-то необычные кусты. Точнее, они-то были самыми обычными: с ветками, с листьями. Вот только цвет у кустов этих был не таким, как у других. С синевой.
Заинтересовавшись такой сменой однообразного пейзажа, Пашка зашагал по тропинке быстрее, а когда подошел ближе, расплылся в улыбке. Перед ним стояли плотные заросли кустарника, густо обсыпанного упругой, темно-лиловой ягодой. Он протянул руку, сорвал одну. Во рту тут же собралась слюна, которой Пашка чуть не подавился. Сунул ягоду в рот и раскусил. Сладкий, ароматный сок брызгами разлетелся на языке, вызывая стон блаженства. Трясущиеся от нетерпения и слабости ладошки принялись жадно срывать вкуснятину прямо с листьями и горстями совать в рот. От этого пальцы, как и весь подбородок, зубы и язык окрасились в синий цвет. Но Пашка этого не замечал. Он ел, пока не почувствовал легкое покалывание в животе. Затем смачно отрыгнул, вздохнул и завалился в траву.
Если бы Пашка знал слово "блаженство", он бы именно так и охарактеризовал охватившее его чувство. Он лежал на спине, смотрел на растущие ягоды и улыбался. А если бы в животе осталась еще хотя бы капелька свободного места, Пашка обязательно съел бы еще несколько штук. Но места больше не было. И это было замечательно.
* * *
Андрей гнал Хурту вперед. Периодически стрелял в воздух, в надежде, что Умка услышит выстрелы, и бежал. Просто идти, даже быстрым шагом, он уже не мог. Судя по тому, куда вела его собака, сын уходил вглубь. В противоположную от реки сторону. К болотам. И если раньше перед глазами вставали только жуткие картины, то сейчас к ним прибавился еще и страх потерять след. А уж в том, что в болотах след потеряется, Андрей не сомневался. Чего уж говорить об опасностях такой местности.
Он снова выстрелил. Хурта заскулила и закружилась на месте.
- Ты чего это? Давай! Вперед!
Но собака озадаченно крутила мордой и поскуливала.
- Жрать, что ли? Или воды тебе? Ручей скоро! Напьешься! Шагай вперед! Ищи! Ищи, говорю!
Хурта гавкнула, будто соглашаясь с хозяином, и резко сменила направление. Ненужный шагнул следом. Метрах в ста от того места, где она кружилась на месте, Андрей увидел вещи. Они были разбросаны по лежащим замшелым деревьям, некоторые висели на ветвях. Чуть поодаль валялся небольшой разорванный рюкзак. Собака обнюхивала детскую одежду, размахивала колечком пушистого хвоста и радостно лаяла.
Ненужный застыл на месте, как вкопанный. Он прекрасно понимал, чьих рук, а точнее, чьих лап, это дело и ясно осознал, к чему нужно готовиться. В этот момент даже решиться было страшно на то, чтобы осмотреться по сторонам. Чтобы обыскать окрестности. В поисках чего? Нужно ли знать, что и так уже известно? Нужно ли искать то, что заставит приставить дуло карабина к подбородку? Нужно ли видеть? И нужно ли теперь вообще хоть что-то?
Собака продолжала отчаянно лаять, зазывая хозяина к находке, но тот не двигался с места. Он просто стоял, не моргая, и смотрел вперед, на яркие лоскуты тканей. Долго так стоял. Целую вечность. А потом развернулся и пошел назад.
Хурта гавкнула еще пару раз, обнюхала на прощание изодранную одежду, пахнущую человеком и медведем, и отправилась следом за хозяином. Но тот теперь будто не замечал ее вовсе. Просто шагал вперед и тихо мычал. Она чувствовала, что не так что-то, но не понимала, в чем причина, а главное - в чем ее вина? А потому просто бежала рядом и тихо скулила.
* * *
Пашка вздремнул, а уже через час его разбудили капли, падающие на лицо. Он открыл глаза и удивился, как все вокруг изменилось. Небо стало непривычно низким, серым и тяжелым. Лес шумел дождем. Каждый листик, каждая травинка отзывалась шелестом падающей воды.
Он рывком накинул на голову капюшон и поспешил укрыться под старым, раскидистым кедром. Здесь дождя почти не было, и он уселся на мох, прислонившись к стволу.
Из-за шума не было слышно бегущей в ручье воды. От этого идти дальше было страшновато. Да и намокать совсем не хотелось, поэтому Пашка решил переждать дождь под деревом. Вот только дождь и не думал заканчиваться. Даже наоборот: чем дольше длилось ожидание, тем сильнее начинало лить. Уже через полчаса ветви кедра промокли и по его хвое стали стекать первые крупные капли. Еще через час, когда мох под ногами полностью пропитался водою, как губка, Пашка почувствовал, что обувь его тоже промокла. Изо рта стали вырываться маленькие клубы пара, а это означало, что воздух остывает и скоро будет по-настоящему холодно. Да и солнце, спрятавшееся за тучами, уже клонилось к закату. От этого в лесу с каждой минутой становилось все темнее и темнее. А дождь все лил и лил, даже не думая прекращаться...
Пашка почувствовал, что дрожит. Встал, потоптался на месте. Не без удовлетворения отметил, что слабость, которую ощущал в последние дни, сменилась бодростью. Конечно, оставался кашель. Причем сильный, хриплый. Но больших неудобств он не доставлял, и Пашка по этому поводу сильно не расстраивался.
Немало порадовало отсутствие мошкары. То ли от холода, то ли от дождя назойливые твари совсем пропали. А еще рядом росли заветные кусты... Все-таки хорошие он нашел ягоды!
Пашка вспомнил их вкус, и от этого стало чуточку теплее. Вон они висят. Маленькие, но такие приятные! Он выбрался из-под дерева, подошел к кустарнику и сорвал несколько ягод. Знакомый вкус снова принес удовольствие. Пусть не такое яркое, как в первый раз, но останавливаться все равно не хотелось. От воды ягоды, казалось, налились и стали еще более сочными и упругими. Они здорово лопались на зубах, взрываясь ароматными бомбочками.
Совсем скоро куртка промокла почти насквозь. К спине стала прилипать даже футболка под легким свитером. Ноги в ботинках чавкали от влаги. Сухими оставались лишь волосы, укрытые под капюшоном. Тот, почему-то, упрямо не промокал.