Ненужный медленно ковылял вдоль берега реки, глядел на неспокойные воды и гнал от себя назойливый образ, который зудел под кожей. И зуд тот унять было нельзя. Образ тот было не прогнать. Он стоял перед глазами. Мальчишка в красной осенней куртке. Маленький такой, на него похожий. Умка. Один в ночном лесу, смотрит на него и молчит. И от молчания того хотелось рвать волосы на себе, расчесывать кожу в кровь. Не уйти от него. Даже на край света не сбежать. Потому что внутри он. Под кожей. Зудит.

  Андрей умылся из реки, прокашлялся, выдохнул и, перепрыгивая с камня на камень, поспешил к дому, где к тому времени уже погас свет. Жена легла спать, не дождавшись его домой. Но, едва Ненужный скрипнул дверью, Анна вышла навстречу в одной ночной сорочке. В тусклом лунном свете, бьющем в окно, она казалась ненастоящей, чужой. Лицо было в слезах, а глаза - опухшими.

  Не говоря ни слова, Андрей собрал все патроны, какие были в доме, уложил в понягу. Анна, тоже молча, кинулась собирать еду, лекарства и прочую провизию. Собирались скоро, даже свет не включали. Уже через десять минут женщина в ночной сорочке стояла у калитки и смотрела вслед Ненужному, рядом с которым семенила серая лайка по кличке Хурта.

  Долго так стояла. Даже когда силуэт мужа скрылся за кустами ивняка, а вдалеке заурчал мотор отчалившей лодки, все продолжала стоять, глядеть в темноту. И было ей отчего-то стыдно. Толи за мужа, толи за себя. Хотя, разницы-то все равно никакой не было...

  Ходить по Енисею ночью - занятие более чем опасное. А идти на полном ходу - и вовсе сродни самоубийству. Лодка промысловика рассчитана на переброску больших грузов, а потому сделана так, чтобы не иметь глубокой усадки. Потому - неустойчива. Если в борт ударит волна, то опрокинет. Править надо строго против волны. В темноте поймать правильный курс не просто, но Ненужный понимал, что ждать утра, по сути - преступление. Что любая минута промедления может стоить жизни человеку. Человеку, которого он сам обрек на смерть. Потому держал руль и молился, чтобы луна, дающая хоть какой-то свет, не зашла за тучи. А еще ему хотелось бы заплакать, да только он забыл как это делается.

  * * *

  - Тебе нельзя лежать, Умка. Вставай. Прячься!

  - От кого?

  Пашке было трудно говорить. Зубы стучали, а дыхание сделалось прерывистым. Из-за этого слова выходили рваными и тихими. Все тело трясло то ли от холода, то ли от болезни. Он не знал точно, от чего это происходит.

  Открыл глаза. Сквозь кроны деревьев светила луна. Она заливала лес голубоватым светом и отражалась в зеркале заводи. Папы все также не было видно, но Пашка знал, что он обязательно где-то рядом. Просто прячется.

  - Папа.

  Долго никто не отвечал, и когда Пашка уже и не думал получить ответа, снова услышал знакомый голос:

  - Вставай, Умка. Иди к реке.

  - Где ты, папа? Я тебя не вижу! - ему хотелось плакать, но он боялся показаться слабаком перед папой, поэтому держался.

  В кустах, растущих неподалеку, в ночной темноте кажущихся сплошной, непроходимой стеной, хрустнула ветка. От резкого звука Пашка чуть не подпрыгнул на месте и прошептал:

  - Папа, это ты?

  В голосе не было и намека на радость. Ему никто не отвечал. Пашка попятился. В кустах послышалось шевеление, силуэты некоторых веток закачались. Зашуршали листья, снова хрустнула ветка. Звуки не прекращались, а мальчик все продолжал пятиться назад, пока не уткнулся спиной в лежащий ствол. Он зарылся пальцами в мох и старался дышать как можно тише. Спустя минуту звуки стихли.

  - Папа, - снова шепнул Пашка, но ему никто не ответил.

  Было жарко. То ли от волнения, то ли мох, на котором он теперь сидел, согревал. Кусты больше не шевелились. Звуки стихли. Луна, до этого исправно светившая прямо над головой, зашла за проплывающее облако и потускнела. Зато звезды стали ярче и Пашка лег на спину, чтобы получше их разглядеть.

  Бабушка рассказывала ему, что звезды - это вовсе не маленькие точки. Это большие солнца, которые только кажутся маленькими из-за того, что находятся очень далеко. Так далеко, что свет от них долетает через много-много лет. Но что больше всего удивляло Пашку, так это то, что многие из этих звезд уже давным-давно погасли, а свет их все еще продолжает лететь и лететь к земле. Он смотрел на них и ждал, когда хоть какая-нибудь звездочка мигнет и потухнет. Надеялся увидеть последний свет хотя бы самой тусклой, самой далекой звездочки. Иногда ему казалось, что вон та или эта - погасла. Но, когда присматривался получше, снова начинал видеть тусклый мерцающий огонек.

  А еще Пашка вспомнил, как бабушка рассказывала ему, что ночью можно увидеть падающий метеорит. Он светится в темноте, потому что сгорает. И если успеть загадать желание, пока он горит, то желание это обязательно сбудется. Особенно, если желание сокровенное. Пашка не знал, что означает это слово, но ему казалось, что "сокровенное" - это самое главное, самое важное желание. Ему нравилось это слово. И прежде он много раз задумывался над тем, какое же из желаний можно назвать по-настоящему сокровенным. Смотрел на небо из окна бабушкиной квартиры и ждал. Иногда казалось, что двухколесный велосипед будет пределом всех мечтаний, а когда Юрке купили настоящий компьютер, стало казаться, что сокровеннее желания и быть не может. И всякий раз находились все новые и новые. Всякий раз терзали сомнения, какое из желаний лучше. В итоге их скопилось так много, что он даже стал некоторые забывать. А метеориты, как назло, все не падали.

  Пашка готов был ждать у окна хоть до утра, но бабушка всякий раз говорила, что скоро уже полночь и укладывала спать. Засыпая, Пашка думал, что настоящие метеориты никогда не падают до полуночи. Зато в полночь их падает так много, что можно загадать миллион желаний! От этого становилось обидно, и он даже пару раз сердился на бабушку. Но не сильно, не всерьез. В конце концов, скоро он вырастет, станет взрослым и сможет загадывать желания хоть всю ночь напролет.

  И только сейчас, лежа в одиночестве в тайге, Пашка не сомневался в том, что нашел, наконец, то настоящее, то сокровенное, что теперь жило в нем. Самое важное и главное желание. Он даже вслух решил его проговорить, чтобы отрепетировать. Чтобы успеть повторить, когда метеорит, наконец, упадет. Ведь теперь бабушки рядом нет, и некому прогнать его в кровать. Да и кровати-то никакой нет. Лежи себе на мху и смотри в небо. А значит, он сможет дождаться полночи и обязательно увидит заветный огонек!