И что по-настоящему печально, - Виктор не подписал бумаг, но и домой ему возвращаться не стоило. Это было очевидно. И мало того, что эти "блюстители порядка" могли вернуться назад, так ещё и возвращаться оказалось попросту не куда. Толстяк-монстр и тощий высокий уродец, в какой-то момент не выдержали и устроили такой погром, что от жилья остались одни только стены, - вышибли окна и знатно попортили полы, местами даже выломали доски. Да и угрозы, с которыми они покинули его жильё, не внушали доверия своему собственному дому... ведь какая это крепость, когда тебя в своих же стенах терзают и мучают! И что ещё обиднее, никому ведь до этого не было дела. Никто, совсем никто не помог, - ни соседи, ни уж тем более случайные прохожие.

  Но самым скверным во всей этой ситуации было даже не то, что Виктора своеобразно выжили из своего собственного дома. Да, весьма и весьма печально, что ему оказалось не куда возвращаться и пришлось бродяжничать. Но с этим ещё худо-бедно, жить можно. А вот раны, которые у него появились после одного живого сна, которые и так не желали зарастать, теперь, - за какие-то три дня! - совсем скверно выглядели и ужасно загноились. Их было необходимо обработать, Виктор это понимал, но ничего... совершенно ничего не мог поделать.

  Он и так не благоухал полевыми цветами. Пот, зловонье подвала и грязной одежды, аромат прелой и старой ткани - всё это меркло на фоне гнилостного запаха. Уже привычным образом, только проснувшись, Виктор расстегнул рубашку и осторожно обнажил верхнюю часть тела. Ткань пропиталась гноем и липла. Вокруг глубоких, длинных порезов появилась тёмная припухлость, - воспаление начинало ширить свои владения.

  Виктор не смог бы при всём своём желании припомнить, когда в последний раз он наедался по-настоящему. Его не покидало чувство сытости, но он редко и совсем скудно питался. А уж если учесть, что его по нескольку раз на дню рвало, - и это за те дни, что он не принимал таблетки, - так и вовсе его дело стало унылым. Щёки и глаза ввалились. На теле, и прежде худом, прогорали остатки мускулов. Даже удивительно, как он только ещё оставался живым!

  В тот вечер, в противоположность прежним дням, его голова прояснилась. Впервые за долгие дни мужчина понимал, кто он и где находится. Понимал со всей возможной отчётливостью, насколько плохи его дела. И не смотря на все свои злоключения, пытался отыскать способ спастись. Неутешительные мысли, словно тучи, закрывали мыслительный небосвод, и последнии лучи надежды таяли в сгущающейся темноте, когда пришло оно, - озарение!

  "Есть только один человек, который в силах мне помочь, - подумал Виктор, удивляясь тому, как прежде умудрялся не замечать очевидного. - Только он один в целом мире может протянуть мне руку помощи. Он один может мне подарить силы жить дальше! - перед мысленным взором возник образ из воспоминаний. Седой старичок с доброй, сердечной улыбкой, ясным взглядом и искренним желанием помочь. - Если и он окажется таким же, как они... тогда, зачем мне вообще жить?"

  ***

  Он стоял перед дверью кабинета психолога. Поднятая рука замерла в воздухе, - он никак не мог решиться постучать. Чувствовал лёгкий, едва уловимый аромат одеколона и какого-то ароматического масла. Ощущал свой собственный, прелый и удушливый запах. И этот контраст словно воздвигнул незримую стену, которую человек ни как не мог решиться преодолеть.

  Был поздний час. В выбитые окна коридора проникал рассеянный лунный свет. И воздух, порывами ветра задуваемый в дом, был так свеж и нетерпелив, что на мгновения полностью избавлял Виктора от собственного запаха. В эти мгновение ему становилось неосознанно лучше. Словно все беды последних дней отступали. Разумом он понимал, что это временно, что свежесть не может избавить его от всей той грязи, что облепила его одежду, что не избавит от запаха гнили. Понимал и страшился стучать, ведь боялся, что психиатр просто прогонит его. Что и он отвернётся, когда так жизненно необходима поддержка.

  Свежий, ночной воздух самым незаметным образом охлаждал тревожные мысли и беспокойную голову. Виктор даже не осознал, когда и как это ему стало спокойнее. И как сам подумал: "Нельзя так вечно стоять. Прогонит и прогонит... но если всё же решиться помочь... лучше не тратить даром время. У меня его и так, кажется, не особо много!"

  - Входите! - раздался бодрый голос старика с другой стороны двери после короткого стука.

  ***

  - Как же так, мой добрый друг! - восклицал с самым живейшим беспокойством старик, быстро ходя по кабинету от одного ящика к другому и собирая различные медикаменты. - Как можно быть так неосторожным со своим телом?

  Виктор сидел на самом краешке дивана. Изначально даже не желал садиться, ведь понимал, что непременно замарает, но психиатр был непреклонен. Уступив старику, мужчина всё же ощущал, что поступил не правильно и плохо.

  - Снимайте пока верхнюю одежду, рубашку... сложите куда-нибудь или повесьте! - собрав в руки, целую охапку антисептиков, бинтов, ваты и прочих лекарственных средств, сказал старик.

  Виктор с удовольствием поднялся на ноги и, отойдя в угол рядом с дверью, где не было ничего, кроме паркета, сложил грязную, потную одежду. Тело слушалось не так хорошо, как хотелось бы. И оставшись по пояс без одежды, Виктор в очередной раз посмотрел на ужасные и пугающие, гнойные раны.

  Послышался шуршащий звук. Виктор оглянулся. Старик стоял рядом с диваном, а на самом диване теперь находилась крупная гора различных медикаментов.