Виктор покрутил в воздухе рукой, пытаясь этим жестом что-то сказать. Но и сам не мог объяснить, что же пытался так сказать. Помотал рукой и, поморщившись, продолжил рассказ.
- Такое и прежде случалось... не часто, но случалось. Ведь не охото просто так и без дела сидеть, - время расстягивается и становится мучительно ждать оканчание рабочего дня. А как другие... мне там не с кем говорить. И скука... скука заставляет занять себя даже такой, бессмысленной работой, ведь иначе до конца дня просто недожить.
Вновь вздохнув, Виктор продолжил.
- И каждую неделю, в понедельник, шеф... босс... короче, начальник, устраивает разнос за то, как плохо мы работаем. Все вместе и по отдельносте в частносте. Ругается, орёт, матерится. Краснеет весь, но орёт так, что даже кажется стёкла в окнах звенят. А после, когда проорётся, выдаёт работу на нынешнюю неделю. Чтоб вы понимали, за глаза его все называют боровом или просто свиньёй, - и внешне, и по характеру подходит.
Виктор широко раскрыл глаза и посмотрел на старика. Всем своим видом он передал то удивление, которое испытал в понедельник:
- И вот вы представляете... сижу, значит, жду очередного разноса и выдачи работы на неделю... а тут в офис заходит огромный такой, жирный боров! Ну, настоящая свинья! Только заходит на двух, задних лапах... да и сам одет в костюм, который полопался весь... и вот в эти прорехи ткани прямо таки вытекает жир... складки жира, висящие сквозь порванную одежду! Стоит... босс... обводит офис маленькими и тупыми глазками и как начнёт... хрюкать! Уши аж заложило... и ведь, ничего ведь не разобрать! Слышно немного нашего, человеческого языка... но так, плохо...
Виктор покачал головой, продолжая вспоминать и рассказывать:
- Сижу и стараюсь не смотреть ему в эти маленькие чёрные глазки... а он стоит себе да хрюкает на всех. Я скосил взгляд на сидящих рядом "коллег" - выделил он со злобой слово, - а им всё едино! Словно так и должно быть! Сидят со скучающим видом, да слушают... шефа!
Виктор схватился за голову и смотрел перед собой. Ему было не понятно то, что он озвучивал. Это было слишком не реально. Неправдоподобно. Но он был всему этому свидетелем. И это противоречие откровенно выбивало его из понимания мира. Он словно потерялся в давно знакомом лесу. Потерял тропу, которую знал с самого детства, заплутал меж пары-тройки деревьев.
- И целую неделю, - продолжал мужчина, - целую неделю происходило не пойми что. Каждый день кто-нибудь из "коллег" становился монстром. Менялся кардинально, но только внешне... и не один из них не обратился в такого же свина, как шеф... это... это просто безумие какое-то! - воскликнул Виктор. - Но что ужаснее, никто этого не замечал... только я... представляете каково это целую неделю работать в окружение монстров, которых никто кроме тебя не замечает? Целую неделю!
Достав из кармана пустую баночку из-под чудодейственных таблеток, показав её старичку, добавил:
- Они мне помогали... но не избавляли от главного... от этих уродцев! Мне становилось легче, но и только... Меньше беспокоился и переживал... не больше!
А после Виктор замолчал на долгие минуты. Ему больше нечего было сказать... совершенно нечего. И он размышлял о том, что видел за неделю. Размышлял о том, насколько плохи его дела. И вывод, крайне неутешительный и болезненный, он выразил коротким вопросом... вопросом, от которого на сердце возникла жгучая боль:
- Я ведь сошёл с ума?
Психиатр, что удивительно, не стал отвечать на вопрос. Не разуверял и не заставлял поверить во что-либо. Он долго молчал, постукивая указательным пальцем по столу. Явно был погружён в свои мысли, которые, в конечном счёте, не стал озвучивать. Просто встал на ноги и, подойдя к проигрывателю, включил другую композицию.
Под агрессивно звучащий контрабас оркестра, старик подошёл к книжной полке и демонстративно провёл пальцами по корешкам старых книг. Тихо-тихо мурлыкая что-то под всё возрастающий мотив музыки доктор взял одну из книг. Старый и потёртый томик с полностью истёршимся названием.
Обернувшись и ободряюще улыбнувшись, психиатр задал несколько уточняющих вопросов. Виктор не понимал, что именно пытается понять доктор, но всё же отвечал. Чувствовал, что его ответы вообще никак не связаны с делом. Боролся с растущим чувством непонимания и даже тихой злобой, но отвечал. Говорил о том, что он и в самом деле не понимает своих "коллег" и что с ними у него отношения с самого начала не задались. Подробно объяснил, что не понимает, для чего работает и зачем это вообще нужно, - бесконечные и бессмысленные отчёты, как он сам признавал. Признавал, не забывая уточнять, что под нужные ответы уравнивал различные значения. И признался, что ненавидит шефа лютой ненавистью, но никогда не решался озвучить свои мысли.
- А ведь решение всей той беды, о которой вы мне рассказали... о прошедшей и, несомненно, тяжёлой неделе, крайне простое. Да-да, мой любезный друг, всё просто и даже немного очевидно! - сказал психолог, вернувшись к столу и положив на него книгу. - Я вначале сомневался в своей догадке, но... всё это и в самом деле очевидно. Вы попросту ненавидите свою работу и вынужденное, рабочее окружение!
Старик сказал это с таким умным видом, что слушавший его Виктор едва не вскочил на ноги с возгласом "Да неужели? Правда? Ну да... конечно! А я-то сомневался и терялся в догадках!" - но он промолчал. Промолчал, чувствуя, как яд разочарование сжигает изнутри.
