Анна взглянула на маленькие золотые часы, висевшие на стене каюты, и свернула свое шитье.

— Мне пора идти… Пожелайте удачи!

— А когда ты вернешься?

— Ну, к обеду уж точно. — Анна подошла к зеркалу, чтобы поправить прическу.

«И уши у нее прелестные, — подумал Стефен, — такие розовые…»

— Это платье — просто стыд, — заметила Анна. — Такое старое и вылинявшее! Но я не хочу каждый день надевать синий жакет с юбкой.

Она стояла перед зеркалом, внимательно рассматривая себя.

— Ты выглядишь отлично.

— Хорошо, если так, — быстро ответила она, забирая сверток и рабочую сумку. — Мне надо идти.

Стефен поднялся и придержал перед ней дверь. Прислонясь к дверному косяку, он наблюдал, как она торопливо идет к лестнице. На повороте она обернулась и улыбнулась ему. Он поднял руку в приветствии.

— Удачи, дорогая, — сказал он, хотя она была слишком далеко, чтобы его услышать.

К дамскому будуару Анна подошла задолго до назначенного часа. Заглянув, она увидела, что комната пуста, если не брать в расчет трех пожилых дам в черном и жемчугах, сидящих на прочных, с высокими спинками стульях. Две из них громко беседовали, а третья дремала.

Анна дотронулась до волос, желая убедиться, что черепаховые гребни на месте, распрямила плечи и вошла в салон. К ее облегчению, никто из дам не обратил на нее внимания.

Она опять села на голубой софе под кормовыми окнами. Утреннее солнце освещало черный лакированный чайный столик. Анна развернула сверток, разместила узоры кроше на столе и принялась обвязывать края сумочки для оперы.

Пока крючок выделывал изящную цепочку из белого, ее глаза часто обращались к двери будуара. В любой момент могли нагрянуть миссис Смит-Хэмптон и другие дамы, с резкими голосами и такие самоуверенные. Анна облизала губы. А почему, собственно, она нервничает? После всего, что она пережила, как можно бояться нескольких дам, вооруженных только острыми языками да высокомерными взглядами. Даже если они не закажут сумочки для оперы, магазины в Нью-Йорке ими заинтересуются. Если не сумочками, так большими воротниками и манжетами, а может быть, и ее прекрасными скатертями. Разве Стефен не уверял ее, что она найдет покупателей? Все будет, как он сказал.

Анна улыбнулась. Он так отличается от самоуверенных, как петухи, мужчин. Она впервые такого встречает… Прошлой ночью она несколько раз опасалась, что он одолеет ее. Но она достаточно быстро приучила его, поставила-таки на место. Сейчас он немного мрачен, поэтому очень опасен.

Мысли Анны прервало тихое покашливание. Подняв глаза, она увидела стоящую перед ней миссис Смит-Хэмптон — стройную, с нежным цветом лица и волос, который забивал ярко-желтый цвет широченного платья. Пальцы в перчатках сжимали сверток воздушных кружев.

— Доброе утро, миссис Флин. Надеюсь, не заставила вас ждать.

Анна взглянула на кружево, и нервозность исчезла.

— Я не ждала ни минуты, миссис Смит-Хэмптон. — Она похлопала по легкой подушке голубой софы рядом с собой: — Пожалуйста, присаживайтесь.

Усевшись, миссис Смит-Хэмптон развернула кусок тончайшего кружева.

— Вы не считаете, надеюсь, что я слишком поторопилась сделать вам предложение насчет починки.

— Совсем нет, — возразила Анна, разглядывая тонкую работу, — для кружев использовали аппликацию и гипюровые вставки. — Я польщена, что вы доверяете мне чинить такое красивое кружево.

— Это одно полотнище верхней юбки. Мистер Смит-Хэмптон наступил на него, когда я выходила из экипажа. — Она засмеялась: — Мой муж не так уж легок на ногу.

Анна взглянула в лицо миссис Смит-Хэмптон, зардевшееся и веселое. «Она его любит, — подумала Анна. — Этого безнравственного человека, имеющего содержанку». Она наклонилась ниже, чтобы осмотреть порванное место. Ей нужно было восстановить разрывы ажурными кружевами, обшить и заделать прорези для пуговиц.

— Это займет несколько дней.

— Ах, Боже мой! Это не к спеху! Мне платье не понадобится до концерта в следующий понедельник. Моей девушке нужно будет совсем немного времени, чтобы опять пришить полотнище на юбку.

— Ну, тогда отлично, — Анна заботливо свернула кружево. — Я его отдам вам в пятницу.

Миссис Смит-Хэмптон обратила внимание на узоры кроше, разложенные на чайном столике.

— Какая прелесть! — Она указала на ажурные кольца. — Какую тонкую работу вы делаете, миссис Флин. Где же вы этому научились?

Анна смутилась на минуту — плетение кружев тесно связано с печатью бедности. Кружева называли пособием по безработице во время голода, да и после, когда бедные женщины и девушки взялись за кружева кроше как за возможность заработка.

— Девочкой я училась у жены помещика. Когда приехала в Дублин, моя хозяйка отправила меня в настоящую школу, где учили делать аппликации и кружево преподаватели из Англии и Бельгии.

Миссис Смит-Хэмптон взяла крошечный листок и прорисованный изгиб шипа.

— Я для себя вышиваю, но боюсь, очень плохо.

— Мне нравится больше кроше, — сказала Анна, благодарная миссис Смит-Хэмптон за ее интерес. И добавила: — Делать из кроше кружево — это как рисовать картину. Некоторые эту картину соберут примитивно, а вот другие соберут художественно. Все зависит от того, как вы свяжете шнурок, какой сделаете изгиб и где добавите небольшой узор в виде веточки.

— Вы, миссис Флин, просто художница!

— Ох, — возразила, покраснев, Анна, — я и не думала хвастаться.

Движение около двери возвестило о приходе других дам. Миссис Смит-Хэмптон поднялась.

— Я должна к ним присоединиться, — объяснила она. — Нам нужно прорепетировать концерт.

Анна вновь взялась за работу. Работая, она краем глаза следила за дамами. Мисс Кэмберуел, с бантами цвета лаванды в волосах, уселась за полированное пианино, проигрывая гаммы и аккорды. Другие дамы столпились вокруг миссис Чарльз, которая по песеннику в кожаном переплете намечала программу концерта. Потом все дамы, за исключением мисс Кэмберуел и миссис Смит-Хэмптон, разместились на креслах и диванчиках. Мисс Кэмберуел проиграла вступительные аккорды песни, а миссис Смит-Хэмптон заняла место у пианино, свободно сложив перед собой руки. Она закрыла глаза и запела сильным нежным голосом. Руки Анны замерли на коленях.

Это была грустная песня — баллада о любви и потерянном счастье. Миссис Смит-Хэмптон пела уверенно и с чувством, голос звучал чисто и безукоризненно.

Смежу ли я усталые веки,

В мечтах так сладко, зыбко…

Проснусь ли я — все грезится

Любимого чудесная улыбка.

Анна огляделась вокруг. Пожилые дамы наклонились вперед, опершись на трости, ловя каждую ноту; в дверях застыла стюардесса. «Господи! — подумала Анна. — А ведь миссис Смит-Хэмптон тоже художница, только по музыке!»

Другие дамы явно были знакомы с ее талантом накоротке — когда замерли последние звуки ее голоса, они зашумели и стали спорить о том, кто будет выступать по программе следующей.

Настала очередь другой дамы, но голос ее звучал пронзительно, по-птичьи, а на высоких нотах Анна не могла сдержаться и морщилась. Потом миссис Смит-Хэмптон спела жизнерадостную мелодию, слова которой вызвали у Анны улыбку.

Закончив кроше для края оперной сумочки, Анна собрала свою работу, полотнище юбки миссис Смит-Хэмптон и удалилась.

Она напевала про себя, быстро шагая вниз к прогулочной палубе, высоко подняв голову. На нее пристально смотрели пассажиры, но Анна не обращала на них внимания. Какое ей дело до того, что они думают? У нее в рабочей сумке кружева миссис Смит-Хэмптон. Скоро она будет зарабатывать деньги, и Стефен не будет ей надоедать. Она чувствовала себя свободной, как ветер.

Когда Анна свернула с прогулочной палубы, направляясь в каюту, она увидела маленькую фигурку, скорчившуюся недалеко от двери. Анне показалась она знакомой. Она ускорила шаги. Через секунду она уже бежала. Подбежав, Анна наклонилась над мальчиком. Рори опустил подбородок на грудь, так что все, что она увидела — это была копна спутанных черных волос. Увидев на рубашке кровь, сердце у нее оборвалось.