– Не надо передо мной извиняться.
Проблема его серьезности в том, что он даже к ней привык. Что и серьезные ситуации воспринимал наплевательски. Что таких дур у него был целый вагон и что разбираться с еще одной ему лень, но его обязывает профессия. Травкин потянулся за сосательной конфетой на столе, и его черная куртка громко зашуршала.
– Извинись лучше перед собой, – говорил он конфете, пока ее разворачивал.
Она тоже захотела конфету и многозначительно посмотрела на серебренный поднос. Нет, она не возьмет. Это бы порвало между ними натянутую струну. Блять, да она бы выглядела еще более дурой, чем была. Но у нее такое кислое лицо. Конфета бы все исправила.
Схватив первую попавшуюся, она быстрым шагом вываливает из клиники.
– До свидания.
– До свидания, – но дверь уже наполовину захлопнулась. Он откидывается на диван, забрасывая ногу на ногу и руку на спинку, и отсутствующим взглядом ловит последние секунды не закрывшейся двери. Язык толкает конфету то к одной щеке, то к другой. Дверь надоедает. Он достает телефон и листает новые сообщения.
Шаги по лестнице и женский смех. Вся орава спускается. Травкин растягивает обертку от скуки и любопытно смотрит на спускающихся девушек. Видимо, пора на выход.
Елена, еще с искрами в глазах и румяными от смеха щеками, идет прямо к Травкину.
– А где Алена? – спрашивает она, как будто рассказывая анекдот.
– Понятия не имею. Это что, новый стоматологический прикид?
– Нравится?
***
Школа начала давить разной херней и ставить подножки на самых неожиданных местах. Внезапные устные ответы по географии и истории в один день, ну кто так делает? Математика на следующей неделе, но математичка болела две недели, и непонятные классом темы ее не интересуют. Хотя, если подумать, подножки были ожидаемы.
Ларина просто устала.
Надо же, и ботана довели.
По четвергам у них с другой половиной класса был один совместный урок. Информатика. Остальные уроки у них проводились на английском, а у кучки непопулярных детей, в числе которых была Алена – на сербском. Билингвальные классы всегда такие странные.
Настя тоже была в билингвальном на английском, но не в ее классе.
На сербском все дрыхли. Предпоследний урок второй смены – информатика. Блядство, а не уроки. На информатике все тоже дрыхли, но активнее. Алена с полузакрытыми глазами слушала учителя и рассматривала надпись AC/DC на футболке девчонки, сидящей впереди.
Бла-бла, азбука, скобочки, точки, компьютерный код, можно домой?
Что делала Милена рядом? Рисовала копыта лошадей.
Алена устало закатывает глаза и осматривается, тут же заострив внимание на Камилле. Она медленно, как ни в чем не бывало, отвернулась от Лариной, стоило той направить на нее взгляд. Ее горящая жопа никак не потушится?
Какое ей дело до Лариной?
В четвертом году никто не записывался в хор. Никто не делал это в одиночку. В кружки записываются компаниями, а Ларина – случай на миллион. Да еще удачный случай.
Ну, гори-гори…
– Камилла смотрит, – шепчет Алена, едва двигая губами и для вида наблюдая за доской, на которой появлялись новые непонятные записи.
– Она весь урок смотрит, – шепчет Милена, не отрываясь от рисунка.
Весь урок значит. Звенит звонок, и все вскакивают. Милене надо в туалет, и Алена идет за ней, пристально осматриваясь по сторонам.
Камилла очень прямолинейна. Если ее беспокоит что-то, она это скажет. Лариной оставалось ждать. И только подумать, все началось с той замены на дежурство, и теперь Камилла не могла дождаться причины, чтобы начать дерзить Алене снова. Но поймите! Камилла Крылова – ни в коем случае не плохой человек, и вообще, чистейших плохишей не существует. Она не клише язвительная популярная девушка из американских сериалов. Алене было бы проще не любить ее, будь она злодейкой, но она такой же ботан, как и Ларина. Учит все подряд, занимается спортом и всегда выглядит потрясающе. Знаете этих людей, продавших душу дьяволу?
Она нормальная поющая баба. Просто так получилось, что Крылова ждала от Лариной провала, потому что она заставила однажды провалиться Крылову.
Ларина осталась стоять у стены, напротив дверцы туалета. Мимо нее проходили толпы, но она все смотрела за угол, из-за которого должна была вырулить Камилла. Должна же. Должна своей королевской уверенной походкой. Она же тоже случайно придет к туалету. И она идет в ярко красном свитере. Алена тут же отворачивается.
– Привет, Ален.
Будто бы весь день не виделись.
– Привет, – взгляд я-не-знаю-о-чем-ты-хочешь-поговорить-со-мной. Ленка рядом уходит в туалет, и их разговор проходит в одиночестве.
– Как прослушивание? – со стороны выглядит, как разговор двух подруг, но одна из них прятала бутылочку с ядом за спиной. Камилла стояла в такой позе. Ее голос всегда был низким и хриплым; будто бы у нее пожизненное воспаление горла.
– Он меня взял, – о, как приятно говорить это. Даже если Лариной от этого факта неприятно: произносить это в атмосферу Камиллы – бесценно.
Камилла разыгрывает удивление, внезапно улыбнувшись. Давай притворимся, что ты не шепталась за моей спиной, а я притворюсь, что не знала.
– Вообще-то – нет, – все еще усмехаясь, медленно говорила она. С таким выражением лица она могла поправить Ленку, которая пересказывала ей лекции по истории. Вообще-то – нет, Япония воевала на стороне России во время Первой Мировой. Вообще-то – нет, он не мог тебя взять, потому что в хор попадают только особенные, а ты не являешься особенной. Проверь факты.
– Вообще-то – да, – Алена упрямится. Ей же так нравилось упрямиться, но только не в саркастических спорах. С Камиллой у нее другие отношения.
На лице Крыловой застывает осуждающая ухмылка. И взгляд такой же. Принижающий, ударяющий легко об стенку.
– Тебя нет в нашей группе вконтакте, – бить фактами хорошо. Алена так не умела.
– Потому что я отказалась.
Ей становится еще смешнее.
– Он тебя взял, и ты отказалась? – насмешливый голос повышается, и компания девочек рядом пытается незаметно обернуться. – Конечно.
О, такие фокусы еще никто не выделывал? Не привыкли к охреневшим Аленам, которые добровольно отказываются от короны? Такое тоже бывает.
– Я просто не хочу петь, – продолжает спокойно Ларина, не пуская в ход ядовитые взгляды и кривые усмешки. Сколько можно говорить, это не ее конек. Крылова с каким-то облегчением и ожидаемым осознанием вздыхает, теряя интерес и по инерции поворачиваясь к вернувшейся Ленке.
– Так мы и думали, что он пошутил, – ее голос не злобный. Камиллу хотелось не любить все больше и больше из-за ее войны, которую она не вела в открытую. – Ты многое пропускаешь. EverGreen2, день школы, концерт в конце года… – ежегодные мероприятия, которые никто, кроме хористов, их родителей и учителей не посещает. Впрочем, EverGreen любили даже ученики, а Алена понятия не имела, что это вообще.
– Ах, горе какое.
– …И после дня школы хористы обычно остаются, чтобы прибраться. Без учителей. Можно делать, что угодно.
– Как тогда, ты сломала микрофон, помнишь? – добавляет Ленка.
– А ты взяла себе белое платье.
Да они тут ебнутые что ли все?
Они могли начать разговаривать друг с другом ни с того ни с сего: однажды, они это сделали на информатике, пока Ленка писала коды на доске, и Камилла начала ее исправлять, и у них завязался разговор. Да они просто решили, что могут многое себе позволить. Все учителя ставят в пример их маски и заставляют других носить? Травкин считал их одними из лучших, а они тырят и портят собственность гимназии? Алене стало противно от одной мысли, что Травкин понятия не имеет. Что никто из учителей не знает. Хотя такие вещи и не положено знать взрослым.
Да они же грязные лгуньи. Ужасные.
Алене она окончательно перестала нравиться. Ее натянутая улыбка пропадает, а взгляд начинает бегать по ним двоим; начинает осматривать, как взволнованный родитель. Придет ли она посмотреть их концерты? Она придет. Она придет, наденет белое платье, или какие там хористы надевают, встанет плечом к плечу с Камиллой и споет.