Кроме того, сейчас проводить градуалистскую политику уже слишком поздно. Единственным решением осталось то, которое старейшина австрийской школы Ф. А. Хайек предлагал, когда критиковал политику Тэтчер, проводимую ее правительством в Британии, за аналогичный разрушительный градуализм. Единственный способ покончить с царящим сегодня маразмом состоит в том, чтобы резко ударить по тормозам, прекратив инфляцию. Тогда неизбежная рецессия будет резкой, но короткой, а свободный рынок, предоставленный сам себе, очень быстро вернется к восстановлению экономики на здоровой основе. Инфляционные ожидания американской публики можно изменить только посредством резкого торможения. Но умудренная опытом публика более не доверяет ни Федеральному резерву, ни федеральному правительству. Для того чтобы удару по тормозам можно было полностью доверять, необходимо радикальное хирургическое вмешательство в деятельность монетарных институтов, по своему масштабу подобное созданию рентенмарки в Германии, которое прекратило неуправляемую инфляцию в Германии в 1923 г.[10] Важным шагом могла бы стать денационализация декретного доллара, осуществленная путем возвращения ему статуса золотой единицы определенного веса. Последующие меры могли бы состоять в лишении Федерального резерва права отныне и навсегда понижать резервные требования или приобретать какие-либо активы. Однако самое лучшее, что можно было бы сделать, это вовсе запретить деятельность Федеральной резервной системы, с тем чтобы государство и предложение денег были бы наконец полностью разделены.

Так или иначе, на горизонте пока нет никаких признаков ничего подобного. После короткого периода заигрывания с темой золота учрежденная президентом Комиссия по золоту (U.S. Gold Commission), состоящая из сторонников декретных денег, которая была сформирована из последователей Фридмена, поддерживаемых кейнсианцами, подавляющим большинством голосов предсказуемо отвергла переход на золото. Рейганомика – смесь монетаризма и кейнсианства в части фискальных доктрин, подаваемая публике в риторической обертке классического либерализма и теории предложения, – никоим образом не может решить ни актуальные проблемы текущей депрессии, сопровождаемой инфляцией, ни более фундаментальную проблему экономического цикла в целом.

Но если рейганомика обречена на неудачу, что может последовать вслед за этим? Грозит ли нам повторение Великой депрессии 1930-х годов, о чем все более громко предупреждают нас все больше голосов? Разумеется, мы можем провести множество параллелей и обнаружить множество признаков сходства. Тот факт, что рейганомика так долго не может понизить процентные ставки, продолжает блокировать фондовый рынок, испытывающий трудности еще с середины 1960-х годов и все в большей степени находящийся в состоянии перманентной сильнейшей волатильности. Уже прекратился рост и на рынке новых жилых домов, подавленный высокими процентами по ипотечным кредитам, то же самое произошло и на рынке многих предметов коллекционирования[11]. С каждым десятилетием хронически растет безработица, – сегодня она находится на максимальном уровне со времен Великой депрессии, не выказывая ни малейших признаков снижения. Инфляционный бум, который после Второй мировой войны все время ускорялся, наводнил экономику проблематичными инвестициями и породил тяжелое бремя задолженности – в виде задолженности потребителей, домашних хозяйств, бизнеса и внешнего долга. В последние десятилетия бизнес фактически стал рассчитывать на инфляцию, видя в ней средство избавления от долгов, но что произойдет с задолженностью, если «дезинфляция», т. е. снижение темпов инфляции, имевшее место в 1981 и в первом полугодии 1982 г., продолжится? Ответ все в большей мере сводится к тому, что дело кончится волной банкротств и более глубоким спадом. Уровень банкротств в настоящее время является максимальным со времен Великой депрессии 1930-х годов. Сберегательные институты, зажатые между высокими ставками, которые они должны платить своим вкладчикам, и низкими ставками, которые приносят им долгосрочные ипотечные кредиты, все в большей мере будут превращаться в банкротов или будут вынуждены прибегать к маскирующим банкротство слияниям с другими сберегательными институтами, которые, в свою очередь, будут отягощены новыми долгами. Даже коммерческие банки, в течение полувека защищенные страховочной сетью Федеральной корпорации страхования депозитов, начинают сегодня чувствовать себя все хуже и хуже вследствие множества безнадежных кредитов, которые они навыдавали в предыдущее десятилетие.

На международной арене дела обстоят еще хуже. В течение величайшего кредитного бума американские банки опрометчиво выдавали крайне рискованные ссуды несостоятельным государствам и сомнительным институтам за рубежом, в особенности правительствам коммунистических стран и стран третьего мира, снабжая их инфлируемыми долларами. Закон о регулировании депозитных учреждений 1980 г., шансы на отмену которого рейгановской администрацией даже не просматриваются, позволяет Федеральному резерву приобретать неограниченное количество иностранной валюты (и любых других активов) и понижать резервные требования до нуля. Иными словами, этот закон предоставляет Федеральному резерву все возможности для неограниченной денежной и кредитной инфляции. Помощь обанкротившемуся правительству Польши и отказ США считать его банкротом, так что может статься, что американским налогоплательщикам предстоит нести бремя соответствующих расходов до бесконечности, являются грозным предзнаменованием, поскольку лишь масштабная инфляция будет способна спасать иностранных должников и американские банки, являющиеся их кредиторами.

Поскольку градуализм последователей Фридмена не позволит рецессии, которая не будет достаточно резкой, сбросить задолженность, это означает, что перед американской экономикой все отчетливее будут вырисовываться два варианта, – либо долги будут выплачиваться в условиях депрессии того же типа, как была в 1929 г., сопровождающейся сильной дефляцией, либо Федеральный резерв прибегнет к масштабной инфляции, видя в ней средство решения проблемы задолженности. Используется риторика, заимствованная у сторонников твердых денег, или нет, нерешительность и компромиссы, присущие рейганомике, со всей очевидностью говорят о том, что из этих вариантов будет выбран вариант масштабной инфляции денег и кредита и, следовательно, возврат к двузначным если не больше темпам инфляции, что еще больше повысит процентные ставки и воспрепятствует восстановлению. Можно ожидать, что в случае прихода к власти демократической партии они прибегнут к инфляции с еще большим энтузиазмом. Поэтому мы должны готовиться не к такой депрессии, которая будет похожа на депрессию 1929 г., но к депрессии, которая будет сопровождаться масштабной инфляцией. Пока такая депрессия не началась, программа, предлагаемая экономистами австрийской школы и предполагающая переход к золотому стандарту, запрету Федерального резерва и политику laissez faire, будет отвергаться экономистами, политиками и широкой публикой как слишком жесткая и драконовская. Но эта программа поражает своим удобством и умеренностью, если сравнить ее с экономической преисподней перманентной инфляции, стагнации, огромной безработицы и инфляционной депрессии, на которую готовы пойти кейнсианцы и неокейнсианцы, являющиеся поклонниками Фридмена. Возможно, нынешний и будущий экономический холокост заставит американскую публику отвернуться от провалившихся рецептов и обратиться к выводам австрийской школы и рекомендациям в сфере экономической политики, сделанным на их основе.

Мюррей Ротбард,

Стэнфорд, Калифорния,

сентябрь 1982 г.

Исследование природы экономического цикла должно базироваться на адекватной общей экономической теории. Простое созерцание гор статистических данных, часто называемое «беспристрастным изучением», совершенно бессмысленно. Цикл развертывается в мире экономики, поэтому экономическая теория цикла, объясняющая это явление, обязана быть интегрированной с общей экономической теорией (любопытный факт состоит в том, что случаи или даже попытки такой интеграции являются скорее исключением из правил). В последние два десятилетия экономисты раскололись на множество изолированных сообществ – ни одна подотрасль экономической науки не имеет почти никакого отношения ни к какой другой. Теории экономического цикла Шумпетера и Мизеса остаются единственными примерами теорий цикла, интегрированных в общую экономическую теорию[12].