Молчал Полозков, впрочем, только до конца заседания. А потом сразу же побежал к телефону – звонить Горбачеву.

– Я ему сказал, что в ситуации, когда съезд расколот строго пополам, любой новый кандидат гарантирует победу Ельцина. Горбачев в ответ: ну, политбюро же решило, значит, надо выполнять. Я, говорит, когда политбюро со мной не согласно, всегда выполняю решение политбюро. На том разговор и закончился. Я, чудак, повел себя по-партийному, и на съезде снял кандидатуру. Выдвинули Власова. Власов с первого же раза пролетел, избрали Ельцина.

Сегодня это выглядит очень странно – союзное руководство и лично Михаил Горбачев не хотят (или, по крайней мере, делают вид, что не хотят), чтобы Российскую Федерацию возглавил Борис Ельцин. И при этом выставляют против суперпопулярного Ельцина непонятно откуда взявшегося и никому толком не известного Полозкова. Это первая странность. Вторая – в том, что непонятно откуда взявшемуся Полозкову удается при голосовании соперничать с Ельциным на равных и, по большому счету, уйти непобежденным – он ведь так и не проиграл Ельцину, он сам снял кандидатуру, да и то под давлением. Я спрашиваю Полозкова, как он может объяснить эти странности. Он говорит, что, чтобы это понять, нужно понимать, как выглядела вся его жизнь до 1990 года.

Выглядела жизнь так. Военное детство в курской деревне Лещ-Плата, отец погиб на фронте, эвакуация. Полозков рассказывает, что население его деревни, по которой во время Курской битвы проходила линия фронта, эвакуировали дважды – сначала советские войска увезли крестьян на 20 километров восточнее, потом фронт сместился к востоку, и жителей Лещ-Платы эвакуировали уже немцы – тоже недалеко, на 30 километров западнее. Во втором случае эвакуация проводилась не из гуманных соображений, а в целях антипартизанской профилактики, но все равно забавно. Потом послевоенный голод и разруха, от 800 дворов Лещ-Платы остались два, жили в землянках, работали круглые сутки. Еще забавная история от Полозкова: пахали на волах, а потом появились буйволы, подаренные индийским правительством Советскому Союзу. В первую же послевоенную зиму все буйволы передохли от холода, а летом, когда они еще были живы, наоборот – было жарко, и животные забирались в заполненные водой воронки, которыми была изрыта курская земля. «Забирается в воду с головой и сидит, только ноздри торчат. У нас, у ребятишек, была такая обязанность – бегать с длинными палками и выгонять буйволов из воронок». Через некоторое время Иван уехал в Москву и поступил в лесотехнический институт. Отучился два года, потом призвали на флот, служил в Калининградской области, после службы хотел вернуться в институт, но дома заболела мать, а сестра вышла замуж – пришлось вернуться. Поступил в строительную бригаду.

– Строили коровники, я уже был бригадиром, секретарем комсомольской организации, и тут у нас в колхозе (он уже назывался «Память Ленина», а раньше был – «Путь Сталина») появилась девушка Маша Завершинская из Москвы. Закончила Тимирязевку, и ее распределили к нам старшим зоотехником. И она, уж не знаю, сама ли придумала, или прочитала где-то, устроила революцию коровников в масштабах всего Советского Союза.

Дело в том, что, как объясняет Полозков, до Завершинской коровы в коровнике располагались хвостами к проходу между стойлами. Так было удобнее убирать навоз. Завершинская предложила развернуть коров рогами к проходу, что существенно облегчало процедуру кормления скота, а с какой стороны убирать навоз – это для производительности труда менее важно. К Завершинской приехал первый секретарь Курского обкома КПСС Леонид Ефремов, о почине Марии Завершинской (подхваченном вскоре во всех коровниках страны) много писали в газетах, и в каждой газетной статье отмечалось, что почин состоялся в том числе и благодаря поддержке секретаря комсомольской организации Полозкова, который вместе с Марией тоже стал звездой – правда, если Завершинская осталась в колхозе и проработала в нем до пенсии, то Полозкова отправили учиться в Москву в Высшую комсомольскую школу, из которой он вернулся в родной Солнцевский район Курской области уже секретарем райкома комсомола. Началась блистательная комсомольско- партийная карьера – первый секретарь райкома комсомола, секретарь райкома (уже Рыльского, по соседству) партии. В 1975 году перевели в Москву, в ЦК КПСС.

– Я был вначале инструктором ЦК, потом – в орготделе завсектором Центрально-Черноземного и Волго-Вятского района, это в принципе та должность, которую сейчас занимает Полтавченко. Курировал 16 областей и автономных республик, со всеми секретарями обкомов постоянно находился в рабочем контакте, ни с кем конфликтов не было. Когда Андропов выгнал Медунова и отправил вместо него руководить Кубанью Виталия Ивановича Воротникова, меня отправили вместе с ним, секретарем по идеологии.

В Краснодарском крайкоме Полозков сразу же оказался героем шумного политического скандала. В 1983 году Краснодар отмечал 190-летие со дня основания. Это совпало с начатой ЦК КПСС очередной кампанией по борьбе с великодержавным шовинизмом, а юбилей кубанской столицы – мероприятие по определению шовинистское. Налево пойдешь – казаков найдешь, направо – Екатерину Великую.

– С Екатериной скандал и вышел. С давних пор в атаманском доме висел ее портрет работы художника Ревона. Красивая – дух захватывает. Потом он какое-то время находился в краеведческом музее, а при Хрущеве Леонид Федорович Ильичев приказал его выбросить в запасник. Перед юбилеем я осматривал запасники, нашел этот портрет, говорю – давайте вернем ее в экспозицию и еще календарики с ней отпечатаем, красиво же, и вообще – историческая личность. Заказали в Пятигорске в типографии тираж календариков – сто тысяч, оплатили, ждем, когда напечатают. А через месяц – звонок от директора типографии. Говорит, что готово уже 50 тысяч календариков, но из Москвы поступила команда остальной тираж не печатать, а то, что есть, порезать в лапшу. Я говорю: как же так, мы же все оплатили? Директор мне отвечает: с вами, наверное, еще разберутся. Действительно, не прошло и недели, Полозкова вызвали в Москву, в ЦК, к замзаву отдела культуры Зое Тумановой, которая обвинила его в идеологической диверсии и пропаганде монархии. Хотели снять с работы, но начальник Тумановой Василий Шауро пожалел – объявил выговор и сказал: «Иди, не хулигань больше».

В Краснодар Полозков вернулся народным героем. Точнее, не народным, а интеллигентским – кубанская интеллигенция к началу восьмидесятых уже явочным порядком рассталась с коммунистической идеологией, не ударившись при этом в либеральное западничество. Уже вышла книга Виктора Лихоносова «Наш маленький Париж» о дореволюционном Екатеринодаре, ставшая идеологическим манифестом краснодарских патриотов, на фоне которых любой московский русофил типа Владимира Солоухина выглядел Булатом Окуджавой. После скандала с портретом Екатерины Полозков стал для патриотической интеллигенции Кубани по-настоящему своим. Ему же, кстати, удалось найти в бюджете крайкома деньги на превращение ежегодного литературного альманаха «Кубань» в полноценный ежемесячный журнал, который в годы перестройки стал одним из всесоюзных рупоров писателей-патриотов наряду с «Москвой» и «Нашим современником».

В 1985 году Полозков возглавил Краснодарский крайком. Губернатор курортного края – это во все времена влиятельный политик. Все политбюро, весь ЦК КПСС, все секретари обкомов хотя бы раз в году отдыхали в Сочи. По партийному этикету первый секретарь обязан был встречать только членов политбюро, Полозков встречал всех и дружил со всеми («Пить тогда нельзя было, сухой закон, поэтому мне было просто»), его аппаратный вес рос пропорционально количеству VIP-отдыхающих в Сочи (чтобы не создавалось впечатления, что Полозков занимался только курортными делами – при нем Краснодарский край по всем экономическим показателям побил рекорды времен Сергея Медунова, даже по урожаю риса, не говоря уже о пшенице – сегодня губернатор Ткачев называет рекордным урожай 8 млн. тонн, в конце восьмидесятых собирали по 12 ежегодно). Первым секретарем на Кубани Полозков проработал пять лет, к 1990 году превратившись в, может быть, самого влиятельного регионального партийного руководителя в стране, тем более что краснодарская парторганизация с 333 тысячами членов была четвертой по численности в КПСС.