Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– У меня было три пути, – говорит Семанов. – Знаете, как богатырь стоит на распутье? Налево пойдешь – коня потеряешь, прямо пойдешь – голову сложишь, направо пойдешь – станешь педерастом. Я мог раскаяться, мог рвать рубаху и становиться диссидентом, а мог… Тут мне один знакомый священник помог. Он мне сказал: «Вы же добровольно вступали в эту свою партию? Значит, вы перед ней согрешили, вот и кайтесь». И когда меня на заседании парткома Союза писателей хотели исключать из партии, я сказал, что меня бес попутал. Мне эта формула очень понравилась – бес-то беспартийный, какой с него спрос.

В 1983 году у Булата Окуджавы вышел роман «Свидание с Бонапартом». Среди героев романа был крестьянин-бунтовщик по фамилии Семанов – фамилия редкая, и Сергей Николаевич уверен, что Окуджава так назвал своего героя именно в его, Семанова, честь.

– Там в конце есть такая сцена, как этот Семанов, уже безногий, раненный на войне, встречает барыню, против которой бунтовал, и говорит: «Прости меня, это бес меня попутал», – говорит Семанов. Из партии его так и не исключили, но на работу не брали пять лет – до тех пор пока тот же писательский партком не снял с него наложенное по итогам «Дела Василия Рязанова» взыскание.

VI

О себе Сергей Семанов говорит – «настоящий диссидент, только русский», и это, наверное, кокетством – настоящий диссидент не станет с гордостью говорить о пяти помощниках разных членов политбюро, с которыми он водил близкую дружбу: «Система у нас была однопартийная, но многоподъездная». «Русская партия» с большим количеством сторонников в интеллигентской среде и некоторым количеством покровителей в среднем эшелоне ЦК, была очень странным элементом политического ландшафта брежневских времен – чувствовавшие себя буквально диссидентами, «русисты» за редкими исключениями занимали вполне престижные должности в писательской или журналистской номенклатуре. До «Человека и закона» Семанов работал главным редактором книжной серии «Жизнь замечательных людей» («Перевернул ЖЗЛ из еврейской стороны в русскую»), а до того – гремел в «никоновской» «Молодой гвардии» («Пытался перевести марксизм с иврита на русский»); статья Семанова «О ценностях относительных и вечных» («Теперь ясно видно, что в деле борьбы с разрушителями и нигилистами перелом произошел в середине 30-х годов. Мне кажется, что мы еще до сих пор не осознали всю значимость гигантских перемен, случившихся в ту пору. Эти перемены оказали самое благотворное влияние на развитие нашей культуры»), сильно возмутившая либеральную общественность, до сих пор упоминается в учебниках истории как один из ярких эпизодов идеологической борьбы шестидесятых да и вообще выглядит актуально даже сейчас – по крайней мере, она почти дословно совпадает с нынешним пропагандистским мейнстримом, как и донос «Василия Рязанова» – «Нанесено публичное оскорбление партии. С академической трибуны фашистский лакей (фамилию вписать. – О. К.) безнаказанно обливает грязью работника ЦК». О том, что система опять – однопартийная, но многоподъездная, – и говорить не хочется, и так понятно. То, о чем забывают, всегда возвращается.

Последний враг перестройки

Иван Кузьмич Полозков, которым всех пугали

I

Такого политика ждали тогда, кажется, все. Сталин умер, Чаушеску расстреляли, Нина Андреева и в лучшие годы никого особенно не пугала, и даже сам Егор Лигачев со своей добродушной сибирской физиономией выглядел бумажным тигром – вот и получалось, что настоящих врагов у перестройки вроде как и нет, а что это за революция без врагов? Это пародия какая-то, а не революция.

И вот тут появился он – настоящий вандеец, ортодоксальный большевик и немного антисемит, человек, в котором все – от имени до внешности (у Хичкока в «Иностранном корреспонденте» был такой же – и лицом и ростом, – киллер, который хотел столкнуть героя с верхушки лондонского Биг Бена, но в итоге сорвался сам) свидетельствовало, что перед нами – воплощенное сталинско-брежневское вчера, живой мертвец, который, конечно, исчезнет с первым криком петуха, но пока не исчез, его следует бояться и бороться с ним. Вот все и боролись – демократический Моссовет даже отказался предоставить ему московскую прописку, когда он переехал в Москву из Краснодара (решение об отказе в прописке, впрочем, было вполне символическим – штамп в паспорт поставила паспортистка Кунцевского райотдела милиции без каких-либо проволочек), журнал «Огонек» посвящал ему самые яростные передовицы, пародист Александр Иванов каламбурил – «Вперед, к победе кузьмунизма» (от отчества Кузьмич), а критик Станислав Рассадин со значением напоминал читателям, что точно так же – Иван Кузьмич, – звали гоголевского Подколесина (что в этом такого, я до сих пор не понимаю; у меня, например, имя и отчество – точь-в-точь как у олигарха Дерипаски, так и что теперь?) – в общем, все радовались его появлению на всесоюзном политическом небосклоне. Когда он шагал к съездовской трибуне – маленький, очкастый, остроносый, – без слов было ясно, что вот она – махровая реакция, вот он – номенклатурный реванш. Иван Полозков, бесспорный лидер антирейтинга политических симпатий 1990 года, последний враг перестройки.

Июнь 1990 года – в Италии начинается чемпионат мира по футболу, а в Большом кремлевском дворце народные депутаты РСФСР выбирают первого председателя Верховного совета России, и шестнадцатая полоса «Литературки» обращается к председателю советской Федерации футбола: «Вот, товарищ Колосков, главные умельцы: крайний правый – Полозков, крайний левый – Ельцин». Советская сборная так и не смогла выйти из группы, а депутаты так и не смогли выбрать председателя – ни Иван Полозков, ни Борис Ельцин, набрав практически одинаковое количество голосов, не сумели привлечь на свою сторону необходимые 50 процентов. Повторное голосование результата также не дало. Накануне третьего тура выборов собралось специальное заседание политбюро.

II

Советское законодательство разрешало одному человеку быть депутатом не более чем двух советов. Первый секретарь Краснодарского крайкома КПСС Иван Полозков уже имел мандаты народного депутата СССР и депутата Краснодарского крайсовета, поэтому в народные депутаты РСФСР выдвигаться не собирался. «Но в последнюю неделю выдвижения мне позвонил из Москвы Лигачев, говорит: иди в российские депутаты. Я отвечаю: так нельзя же! А он говорит: после разберемся, иди. И я пошел». Депутатом Ивана Кузьмича избрали. Зачем это было нужно Москве – он узнал уже весной, когда его пригласил к себе в Кремль Михаил Горбачев, который сказал, что политбюро собирается выдвинуть его, Полозкова, на одну из двух руководящих должностей в РСФСР – председателя Верховного совета или председателя Совета министров. Когда открылся российский съезд, политбюро рекомендовало народным депутатам, входившим в КПСС, избрать председателем парламента (по сути – президентом России) Полозкова. «Демократическая Россия» поддерживала Бориса Ельцина.

– В первых двух турах голосования я опережал Ельцина на 13–15 голосов, но для победы этого не хватало. Должен был быть третий тур, и тут мне звонит Александр Николаевич Яковлев и вызывает на заседание политбюро. В повестке дня – один вопрос, ситуация на российском съезде.

Михаил Горбачев был тогда в большом заграничном турне – Исландия, США, Канада. Заседание политбюро проводил секретарь ЦК Вадим Медведев, но он все время молчал, главным был Яковлев.

– Он сказал: съезд зашел в тупик, депутаты не могут выбрать председателя, надо что-то делать, Иван Кузьмич должен снять свою кандидатуру. Политбюро это предложение поддержало, стали решать, кого выдвигать вместо меня. Дублер у Ивана Полозкова был – Александр Власов, бывший первый секретарь Ростовского и Чечено-Ингушского обкомов КПСС, бывший министр внутренних дел СССР, с 1989 года возглавлявший правительство РСФСР. Ему и рекомендовали выдвинуться против Ельцина. – Я прямо там же, на заседании, сказал Власову: не слушай никого, снимай кандидатуру, ты проиграешь Ельцину. Тогда Яковлев мне говорит: Иван Кузьмич, я не узнаю вас, мы всегда вас знали как дисциплинированного и спокойного коммуниста, что это за демарши? И я замолчал.

3
{"b":"682727","o":1}