– Что я хочу попросить вас сделать, так это посмотреть, на чем указано имя и есть ярлык, – проговорила женщина. Она отвела от него взгляд. – Я уверена, что там есть вещи, владельцев которых больше нет в живых. Если бы вы смогли отметить эти вещи, то я продала бы их на аукционе или выбросила.
– Это неприятная обязанность, – заметил Фолк.
– Вот почему я никогда никого не просила делать это прежде, – так же откровенно ответила миссис Филлион. – Но теперь, когда настал мир… – Ее слова повисли в воздухе.
– Я могу сделать это, – заявил капитан, не потому, что хотел, но из-за того, что он никогда не уклонялся от неприятных задач в своей карьере, которая включала неприятные задачи в мировом масштабе. – Вероятно, вы хотите, чтобы я перевез и свои дневники тоже.
– Это не к спеху, – ответила миссис Филлион, и он не мог не заметить симпатию в ее голосе. Она знала, что ему некуда идти, кроме «Дрейка». – Знаете, я однажды почти прочитала один из них.
– Я был бы этому рад, – ответил Фолк, польщенный, что она почти сделала то, что прежде не заинтересовало никого другого. Кое-что из того, что он писал, могло вогнать леди в краску, но миссис Филлион не являлась леди. Вероятно, она только улыбнулась бы, читая описания женщин, с которыми он спал в заграничных портах, вплоть до их особых примет. В последнее время Джеремия меньше писал о таком, либо потому, что необычность этого занятия рассеялась, либо потому, что у капитана не так много времени предаваться разврату.
Или так он думал, в то же время признаваясь, что ощутил тепло под воротником от некоторых из своих наиболее впечатляющих воспоминаний. Пришло время для решительной смены темы разговора. Фолк показал ножом для сыра на двух юных посетителей столовой.
– Кажется, вон там происходит ссора, – негромко проговорил он.
Миссис Филлион посмотрела туда, куда он указывал.
– Думаю, что мальчика послали сопровождать сестру домой из школы в Бате. – Она пожала плечами. – Они не смогут обмануть меня с платой за комнату, потому что я уже забрала ее у них. Что касается ужина, то они заказали только чай.
Миссис Филлион провела с ним еще несколько минут, обмениваясь любезностями, а затем встала из-за стола и забрала с собой сыр.
Фолк вышел из столовой раньше оставшихся там молодых людей, смотревших теперь друг на друга с выражением, которое он мог описать как упрямое. В его голове промелькнула мысль, что, возможно, им нужна ссуда, чтобы проделать остальную дорогу до дома, где бы ни был их дом. Тебе не нужно заботиться обо всех в мире, капитан Фолк, напомнил он себе. Утром, если они все еще будут выглядеть обеспокоенными, Джеремия сможет вмешаться и помочь, если они позволят ему.
Следующий час Фолк провел на прогулке, наслаждаясь свободой, возможностью размять ноги и двигаться на большее расстояние, чем его квартердек, по которому он регулярно шагал так много лет: столько-то шагов в одну сторону, затем в другую.
Он прошел мимо церкви Сент-Эндрюс, ненадолго остановился, а затем вошел внутрь. Фолк запротестовал бы, если бы какой-то человек обвинил его в религиозности, но таким он и был. Он знал, что только божественное вмешательство несколько раз сохранило его корабль от опасностей подветренного берега[8]. Как капитану своей команды ему пришлось похоронить в море много людей, и верил в каждое слово из молитвенника, в каждый библейский текст, который отправлял его парней в гостеприимные объятия глубин.
Было пустячным делом зажечь свечу, затем опуститься на колени на скамью, прижавшись лбом к рукам, лежавшим на спинке скамьи перед ним, и возблагодарить Бога за последнее безопасное плавание. Фолк молился за души всех тех мертвецов, чьи лица все еще видел в своих снах, и жалел, что не смог сделать для них большего.
Наконец он снова сел, посмотрел на алтарь, а потом снова преклонил колени.
– И благослови этих двух глупых детей, – прошептал он.
Утром Фолк особенно не торопился вставать, потому что ему некуда было идти. Тем не менее, он, как всегда, поднялся рано, наполовину прислушиваясь к четырем склянкам[9], означающим шесть часов, когда придет время подъема. Он вообразил, что услышал эти склянки где-то вдалеке, на каком-то везучем корабле, стоящем на якоре в проливе и сохранившем команду в полном составе.
Когда Фолк спустился вниз, в столовой оказалось намного больше людей, что удивило его, но потом он вспомнил, что «Дрейк» служил остановкой для королевской почтовой кареты и прибрежного экипажа, курсировавшего до Торки и других небольших городов.
В этот раз он не собирался намеренно садиться поближе к двум юнцам, но вдалеке от них не было свободных столиков. Если Фолк услышит о каких-то проблемах от брата или сестры, то сможет вмешаться, проявив благородство.
Миссис Филлион знала, что ему нужно, и девушка, прислуживающая в ее столовой, принесла яйца, сосиску, тост и черный пудинг на его столик. Фолк с некоторым испугом заметил, что мальчик посмотрел на его еду, а затем опустил глаза на собственный пустой стол. Также капитан перехватил взгляд сестры, подозревавшей мальчика в том, что он позавидовал завтраку другого постояльца гостиницы. У нее хорошие манеры, решил Фолк, начиная завтракать и стараясь не думать о голоде за соседним столом. В юности ему самому пару раз приходилось оставаться без еды, и еще чаще – за последние двадцать два года. Он знал, что мальчик не умрет прежде, чем доберется до дома, где бы этот дом ни был.
Еда, как всегда, была превосходной. Фолк пытался сосредоточить все внимание на тарелке перед ним, но не смог не подслушать волнующиеся тихие голоса за примыкающим столом.
– Ради Бога, что подумает мама, когда мы не приедем в экипаже сегодня днем?
– Я не хотел потерять их, – устало запротестовал мальчик.
Капитан только этого и ждал. Я не могу пройти мимо них, подумал он, опуская нож и вилку. Фолк не был уверен, к кому обратиться сначала. Молодая леди, очевидно, была старше, но мужчина есть мужчина, в конце концов, и не важно, насколько юный. Он предпочел обратиться к мальчику, просто потому имел намного больше опыта в общении с собственным полом.
– Парень, прости мне мою дерзость и тонкий слух. Невольно возник вопрос: неужели в ваших делах наступил отлив?
Взгляд, который послал ему мальчик, был полон безграничного облегчения. Но с его сестрой все оказалось не так, если это его сестра.
– Наши дела в порядке, адмирал, – ответила девочка, что заставило его улыбнуться.
– Я всего лишь командир корабля, и думаю, что вы голодны, – ответил Фолк. – Что еще важнее, полагаю, что в ваших карманах пусто. Если это не подветренный берег, то я не знаю, что это такое. Как я могу помочь вам?
Фолк не был уверен, чего ожидать, но мальчик наклонился через стол к сестре.
– Диана, не глупи. Ты же знаешь, мама говорит, что мы всегда можем доверять людям с золотом на плечах.
– Она абсолютно права, – подтвердил капитан, тронутый тем, что не все в Англии считали морских офицеров лишенными галантности, культуры и участия. – Что произошло и как я могу помочь вам?
Фолк не думал, что его морщинистое и обветренное лицо способствует откровенности, но одна шлюха в Пирее как-то сказала ему, что у него очень добрые глаза. Или так он понял ее слова. Его греческий не так хорош, как испанский.
История, кажется, сама собой полилась из маленького мальчика. Фолк остановил поток слов ровно на столько, чтобы заказать еще два завтрака. Оба без промедления начали есть, хотя он заметил, что юная леди испытывает сильное смущение. Капитан вернулся к собственному завтраку, чтобы избавить ее от дальнейшего унижения. Он может подождать до тех пор, пока они утолят голод.
Мальчик закончил с едой первым. Он обратил к Фолку открытое и честное лицо.
– Благодарю вас, капитан. Я наелся до отвала.
Фолк улыбнулся, в то время как сестра мальчика – он назвал ее Дианой? – поджала губы, услышав его слова.
– Я знаю, каково это: быть голодным и несправедливо обиженным. – Разве он сможет это забыть. Испанские тюрьмы никогда не будут напоминать «Кларидж»[10]. – Расскажите мне, что произошло.
