Джеремия поцеловал ее в макушку и крепче прижал к себе.
– Нет, именно так устроен мир. Если бы Джим был жив, то вы и ваша маленькая семья были бы счастливы друг с другом, а я, хм, остался бы тем, кто я сейчас. Или кем я был недавно. – Капитан снова поцеловал ее и прижался щекой к ее щеке. – Мы едва не разминулись, Ианта. Если бы Джем не потерял те деньги в Плимуте, то сейчас я находился бы в «Дрейке».
Она вздрогнула.
– Давай больше никогда не будем думать об этом.
– Не будем. – Миа поцеловал ее долгим и глубоким поцелуем.
Было уже далеко за полночь, когда все уладилось. По просьбе Фолка Ианта принесла вниз его дневник за 1805 год и оставила его одного за кухонным столом. Он собирался провести с ними день Рождества, а затем направиться на почтовой карете в Лондон, в суд архиепископа Кентерберийского за специальным разрешением. Он не располагал ни терпением, ни временем, чтобы дожидаться, пока состоится оглашение, ни приходом, где это оглашение могло бы состояться.
Миа медленно записывал свой отчет о смерти Джима, но не потому, что забыл подробности, а из-за того, что помнил это событие с такой отчетливостью, что, написав несколько слов, ему приходилось ждать, пока рука перестанет дрожать. Капитан выплакал все слезы, которые не выплакал в то время, потому что был тогда слишком занят, а у войны нет времени на горе.
Когда с этим делом было покончено, Миа погасил свет в кухне и понес дневник наверх. Может быть, однажды он позволит Джему прочитать это описание, но не сейчас. В доме было темно и тихо, но он начинал узнавать его, поэтому не испытал проблем с навигацией. Некоторое время Фолк стоял у вершины лестницы, совершенно не желая идти в комнату, которую делил с Джемом. Вместо этого он направился в комнату Ианты.
Она не спала. Может быть, даже ждала его. Не говоря ни слова, Миа выпустил дневник, и с вместе ним все, что обременяло его. Ианта помогла ему снять одежду и забраться в постель, где он прижался к ней, наслаждаясь сладостью ее тела, точно так же, как в своих снах на всех морских путях в хорошо известном ему мире. Фолк ощущал себя так, словно целую жизнь практиковался заниматься любовью с Иантой, потому что она никогда не покидала его мыслей, особенно тогда, когда безжалостность блокады заставляла работать через вахту, оставляя только кратчайшие моменты для сна. Тогда Миа грезил о ней наяву; только Ианта могла полностью изгнать ужасы, посреди которых он жил так много лет. Может быть, однажды он расскажет ей о сотнях писем, которые написал, но так и не отправил.
Тем не менее, Миа все еще колебался, пока она не взяла его руку и не положила себе на грудь, которую он мягко начал сжимать. Ианта поцеловала его в лоб.
– Миа, я даю тебе свое разрешение. Даже не думай о том, что я никогда не представляла себе этого. – Она взяла другую его руку, поднесла к губам и, к его величайшему смущению, поцеловала. – Я не стану притворяться, что понимаю собственное сердце, милый, – прошептала она, ее губы двигались возле его ладони.
Капитан высвободил руку и провел ею вдоль тела Ианты.
– Клянусь, у тебя самая мягкая кожа, – прошептал он в ответ. – Особенно здесь. – Он погладил внутреннюю часть ее бедра, улыбнувшись про себя, когда ее дыхание сделалось неровным. Миа знал, что, вероятно, мог бы потянуть время и довести их обоих до состояния кипения, но это может подождать до более удобного случая. Ему хотелось оказаться внутри нее, и именно это он и сделал.
Джентльмен, как всегда, – или, может быть, самый незначительный сибарит[18], из всех живущих на земле сибаритов, – Джеремия позволил ей дважды дойти до экстаза перед тем, как получил собственное удовольствие. Ему следовало бы вести себя потише; он мог только надеяться, что дети Ианты крепко спят. Бог свидетель, он и раньше занимался любовью, но Ианта удивила его, обхватив ногами, словно не желая отпускать. Тем лучше – в тот момент ничто на свете не заставило бы Миа покинуть ее постель.
Да поможет Бог им обоим, Ианта пылала словно факел, да и он тоже не отставал. Если кто-нибудь в последующие годы спросит у Фолка, каким был наивысший момент его интересной и напряженной жизни, то ему пришлось бы солгать и ответить, что это – Трафальгар, или, может быть, битва на Ниле[19]. Только Ианте нужно будет знать, что наивысший момент – это когда он в первый раз занялся любовью с женщиной, которую обожал, и которой сделал предложение много лет назад, в письмах, отправленных через другого человека.
Когда они лежали в объятиях друг друга, теплые и обнаженные, Миа тихо рассказал ей о том, как погиб Джим, как обломок дерева пригвоздил его к палубе, практически разделив его тело пополам.
– Он страдал, но не больше тридцати секунд, любимая. Я крепко обнимал его и лежал рядом с ним, так что он умер не в одиночестве. Его мысли были только о тебе, и, я полагаю, обо мне, когда он попросил меня присматривать за тобой. Благослови его Бог.
Ианта долго и прерывисто вздохнула, а затем забросила на него ногу, чтобы притянуть ближе к себе. Миа знал, что сейчас сможет заснуть, и, вероятно, будет спать лучше, чем спал за много лет. Он чувствовал себя искупавшимся, чистым и исцеленным.
И испытывал лишь малейшие опасения.
– Вероятно, мне следует вернуться на свое девственное ложе в комнате Джема, любимая.
В ответ Ианта фыркнула и сильнее надавила на него ногой.
– Что ж, возможно, – признала она, но не ослабила хватку.
Настал благоприятный момент, чтобы рассказать ей о его следующем плане.
– Ианта, я все еще собираюсь отплыть в Австралию следующей весной.
– Я понимаю. Я буду здесь, когда ты вернешься.
– У меня есть идея получше. Может быть, от наступившего мира будет какая-то польза. Мы отправим Диану в школу в Бате, но может быть, вы с Джемом захотите совершить плавание через океан?
Она убрала ногу и села, встревожившись.
– Ты говоришь серьезно?
– Такое происходит все время, в условиях мирной обстановки. Вероятно, ты не будешь единственной женщиной на борту. Если я смогу нанять штурмана, которого хочу, то он наверняка возьмет с собой жену. – Миа пощекотал ее. – Никогда не допрашивай обнаженного мужчину, Ианта.
Она крепко поцеловала его. Фолк мало что знал о политике брачных отношений, но этот ответ показался ему положительным.
В комнате было холодно, а Ианта, сидя вот так, пускала прохладный воздух под одеяло, поэтому он снова притянул ее вниз, к себе.
– Сколько длится подобное плавание?
– Шесть месяцев при благоприятных условиях, любимая.
– А на борту будет врач?
– Вне всякого сомнения. У меня есть один на примете, если он еще свободен.
– И обратно тоже шесть месяцев?
Миа догадался, на что она намекает.
– Да, плюс время, которое нужно будет провести в Австралии перед тем, как мы повернем корабль и направимся домой в Торки. Ты думаешь, что нам – или, более точно, тебе – могут понадобиться услуги доктора?
– Я еще не настолько древняя, Миа, – сообщила она ему.
Их недавние напряженные усилия не оставляли в этом сомнений.
– Нет, конечно, нет. И я, очевидно, тоже, даже несмотря на то, что Диана полагает, что я достаточно стар, чтобы стоять одной ногой в могиле.
– Глупая девчонка, – ответила Ианта, теперь ее голос звучал сонно.
Миа обнял ее, а затем попытался подняться. Его любимая снова закинула на него ногу.
– Завтра они будут спать допоздна.
Удовлетворенный жизнью как никогда прежде, капитан все еще не мог поверить в свою удачу.
– Ианта, тебе следует подумать, прежде чем выходить замуж за еще одного морского волка.
Он вздохнул, когда ее сильные руки скользнули по его плечам, а затем Ианта прошептала ему на ухо:
– Конечно, мне не следует выходить замуж за еще одного моряка дальнего плавания. Но, сэр, я все еще женщина, родившаяся в юго-западных графствах, и не только у вас в жилах течет соленая вода.
Она не могла сказать ничего другого, что тронуло бы Фолка больше, или так сильно возбудило его. На этот раз они занимались любовью медленно, наслаждаясь общей радостью от моря и знанием того, что оба они довольным тем миром, в котором родились.
