Надо было сделать шаг.

ШАГ!

И я его сделал.

Правда, не сразу.

Прошло ещё лет 10, но я переехал в Москву, а потом и в Нью-Йорк. И всюду чего-то добился…

Это был трудный путь. Я сделал в жизни много шагов. Иногда неверных. Ложных. Шёл в неправильном направлении. Потом возвращался и начинал сначала.

У нас много песен о шагах.

«Шаги, шаги, по трапу, по траве.»

Или вот ещё песня: «Сделай шаг, сделай шаг один…»

Или вот новый шлягер: «Шаг за шагом».

А есть и такая новая песня: «Шаг за шагом вместе с Христом».

Вообще «шаг» – принятая в русском языке метафора, и её употребляли все поэты, от Пушкина:

До Бродского

И конечно, слово «шаг» в русском языке имеет много значений. Так же, как и в английском слово «step».

Тут и «шаг за шагом», и «шагистика» и «шагомер».

Конечно, «шаг» – это прежде всего движение ноги при ходьбе.

Но и мера длины, и расстояние (вспомним «в шаговой доступности»).

Но меня больше всего интересует Шаг как поступок. Он сделал решительный шаг.

Это был безрассудный шаг.

Она пошла на опрометчивый шаг.

И миллион других эпитетов к этому слову.

Вот именно такие шаги каждый из нас может найти в своей жизни, и в жизни близких.

…NN сделал решительный шаг и выступил против своего начальника. В результате этого начальника уволили.

…ХХ пошел на безрассудный шаг и стал жаловаться на своего начальника. После чего был уволен.

…Она выскочила на мороз без верхней одежды, это был опрометчивый шаг: она простудилась и на несколько недель слегла в больницу.

Тут можно придумать тысячи разных вариаций «шагов», и правильных, и ложных, «шагов», ведущих к успеху, или наоборот, к неудаче.

Как правило, мы идем на какой-то поступок, на какой-то шаг, и не представляем себе, куда это может привести.

Некоторые шаги выглядят как явная неудача, но внезапно приводят к неожиданному взлету, успеху, удаче.

Вот еще пример из моей жизни.

Я учился музыке в Ташкенте, как виолончелист. И достигнув определенного возраста, решил, что мне надо поступать в Московскую консерваторию (о своем желании «покорить Москву» я уже писал выше). И вот, взяв подмышку свой большой и нелепый инструмент (довольно плохого качества, виолончель производства советского Музпрома), я прилетел в Москву и начал сдавать вступительные экзамены.

…Я провалился. Меня не приняли. Я играл на виолончели, может, и неплохо для Ташкента, но очень плохо для Москвы. И инструмент у меня был ужасный, и смычок, и струны, всё это было такое доморощенное и самодеятельное. А вместе со мной поступали зубры, ныне знаменитые на весь мир виолончелисты, они уже брали уроки у Ростроповича или Шаховской.

Конечно, я был хуже.

И это была катастрофа. Я был вынужден вернуться в Ташкент и прожить там еще 4 года. Я ужасно страдал и мучился, понимая, что жизнь моя закончена.

Но жизнь оказалась умнее меня.

Представим, что я бы поступил в Московскую консерваторию и закончил её, получил диплом виолончелиста.

После чего я бы сел в какой-нибудь оркестр и всю жизнь боролся, чтобы стать помощником концертмейстера группы виолончелей где-нибудь в Челябинске, или в Воронеже, а может, и в Москве… Я бы, возможно, ездил на какие-то короткие гастроли за рубеж, привозил бы дефицитные товары, и на вырученные деньги кормил семью и учил детей.

Но нет, судьба распорядилась по-другому. После ташкентской ссылки (где мне пришлось отслужить в Красной Армии) я опять приехал в Москву, на этот раз с легкостью поступил в класс композиции известного профессора Николая Пейко, закончил аспирантуру в Ленинграде, и довольно скоро стал известным композитором.

Как это произошло – ума не приложу, здесь явно сработали Высшие силы. Но то, что мне казалось ложным, неправильным шагом, просто катастрофой, – имею в виду неудачное поступление в Московскую консерваторию, – на деле оказалось изящным ходом моего провидения: я стал тем, кем должен был стать.

Главное, наверное, – не следовать ленинской формуле: шаг вперед, два шага назад. Я уж не помню, по какому поводу вождь высказался таким образом, а нынешняя молодежь, небось, и не слыхала о такой «походке».

Но могу сказать, опираясь на свой опыт: только вперед! Да, можно сделать шаг назад, чтобы «остановиться, оглянуться». Но потом надо обязательно найти в себе силы, и сделать два – да чего там два – три-четыре шага вперед.

Так получилось с отъездом в Америку. Не буду углубляться в детали, об этом я писал в своих книгах.

Вкратце.

В 1990 году мы с женой и 11-летним сыном уехали в Штаты. Мне была предложена неплохая позиция: зарплата, жилье, медицина.

Сын подрастал, был явно талантливым музыкантом, и было ясно, что ему неплохо бы поучиться в Нью-Йорке, освоить язык и вообще Западную жизнь.

В 1990 году можно было уезжать уже без всяких проблем, без потери гражданства, жилья и пр.

И мы уехали.

Мы сделали этот неожиданный и опасный шаг. Риск был велик. Я мог потерять свое имя, репутацию, прекрасно развивающуюся композиторскую карьеру.

Что нас ждало в Штатах – никто не знал.

Жизнь там складывалась по-разному. Много хорошего, но было и немало проблем.

Америка – совсем не рай, там надо бороться за свое место под солнцем.

Но это хорошо делать молодым, до 20 лет.

У нашего сына всё сложилось хорошо. На сегодня он известный американский композитор, пишет музыку для кино и для балета, выступает с концертами по всему миру.

А мне было уже за 40 и делать карьеру заново было довольно поздно.

Проведя в Америке 12 лет, я вдруг понял – надо возвращаться.

В Америке говорят: надо жить там, где ты работаешь. Если ты живешь в Чикаго, а тебе предложили хорошую работу в Лос-Анджелесе – не задумывайся и переезжай!

Американцы легко переезжают, бросают насиженные места, мебель и прочий скарб, селятся на новом месте, заводят новых друзей, новую мебель и новую жизнь.

Мне предложили работу в Москве. Меня ждал новый фильм, новая работа в театре, концерты в лучших залах, певцы, оркестры и т. д.

И я, недолго подумав, вернулся в Россию.

О, это было непростой ШАГ!

Конечно, переезд равен двум пожарам, даже на соседнюю улицу, а если в другой город, то, наверное, трём. А если совсем в другую страну, да ещё через океан – это равно извержению вулкана, цунами и пожару одновременно.

Но не это самое страшное.

Перевезти вещи, оформить все документы, позаботиться обо всех младших и старших родственниках, продумать все банковские операции, налоги, билеты, контейнеры, картины, библиотеку – это большая головная боль.

Но это всё преодолимо.

Страшнее всего – ложно понятая гордыня.

Ужасное чувство, что ты потерпел неудачу.

И тебе очень стыдно.

Ты понимаешь, что каждый будет подходить к тебе, и говорить сочувственно (в кавычках):

«…Ну что, ты вернулся? Не удалось там, а? Не получилось завоевать Бродвей и Голливуд? А чо ты, ваще, ведь музыка, она ведь интернациональна, сыграл бы им свои песни, свои мелодии?»