Бункер казался огромным подземным высотным домом, о которых часто рассказывали мои родители и старики. Огромная шахта лифта, у которой словно не было дна. Металлические балки, которые были все в ржавчине. Сплошные коридоры и двери, будто это был огромный лабиринт. На последних двух уровнях был командный центр, а под ним ядерный реактор. Отец один раз взял меня с Димой в командный центр. Для нас это было что-то из фантастики и рассказов нашего отца. Много приборов, лампочек, кнопок и мониторов. Там была радиостанция для общения с другими бункерами, но нам никогда никто не отвечал.

Отец научил меня и Диму военному делу, рукопашному бою, правилам выживания, а самое главное обращению с огнестрельным оружием и холодным. Он как будто готовил нас к чему-то ужасному и неизбежному. Каждый день мы практиковались, а мама с ужасом смотрела на это, но молчала. Но были и яркие дни в нашей подземной жизни. Однажды я с братом, попросил деда Степана научить нас играть на гитаре. Мы часто засиживались у него и впустую перебирали струны. Дед Степан очень злился и говорил:

– С гитарой нужно обращаться как с девушкой, а не как с колодой бездушной! – Говорил дед, забирая свою гитару у меня с рук.

Он часто играл нам на ней, напевая очень классные, приятные мелодии и песни. К двадцати годам я научился играть даже лучше него, а дед Степан гордился мной словно своим внуком. Потом я научил Диму играть, и так мы начали по очереди играть на гитаре. Музыка что лилась, помогала людям вспомнить, как было раньше, а молодым, рожденным в этом аду детям и подросткам, было классно слышать, что-то кроме мертвой тишины бункера.

Мама же наоборот, учила нас математике, грамматике, рисованию и другим интересным наукам. Она была учительницей в школе до «Вспышки», за все время она прочла так много книг, что знала их все наизусть. Мама часто рассказывала сказки и пела нам песни перед сном. Наше детство было беззаботным и веселым, но об ужасе напоминали дни, когда отец с другими поднимался на поверхность, за припасами и запчастями. Местные жители бункера, называли их «сталкерами».

Однажды я спросил у отца, почему их называют сталкерами. Он, откашлявшись, сказал мне:

– Нас называют сталкерами из-за того, что мы подымаемся на поверхность, и изучаем ее, принося в бункер припасы, запчасти, лекарства. Мы искатели, охотники, спасители бункера. Наше дело очень опасное, хоть и полезное, вот подрастёшь, тогда и выберешь кем ты хочешь стать. – Говорил мне отец, и продолжал работать с документами за своим столом.

Мне было всего 13, когда во мне загорелась искра желания выйти на поверхность, и помогать нашему бункеру, как это делал отец с друзьями. Мы с Димой часто расспрашивали друзей отца, что там на поверхности, а они молчали, словно не умели говорить. Лишь дядя Петя Чернов, с позывным «Череп», говорил нам:

– Спросите у отца, он вам все и расскажет. – Говорил дядя Петя, словно увиливая от ответа.

Только когда мы подросли, то поняли, что там наверху еще хуже, чем здесь, в бункере. Отец часто нам приносил различные книги, фотографии, и даже некогда вершины инженерной мысли, так называемые «смартфоны». Он рассказывал, что раньше с помощью «смартфонов», люди общались даже через материки и страны. В основном, вся электроника шла инженерам, в их лабораторию. Бункер процветал, а люди жили, хоть и в маленьком, но достатке. Артем Владимирович Обухов, главный инженер и научный сотрудник, часто нам рассказывал, что же произошло наверху. Он делился с нами идеями, старыми историями, подучивал нас инженерному делу.

Дима очень преуспел в инженерии, и стал главным помощником Артема Владимировича. Вместе с ним, они сделали новую систему защиты от радиации на поверхности, и улучшенные фильтры противогаза. Я же научился делать патроны и различные виды оружия из подручных запчастей, что приносили сталкеры с поверхности. Самое классное мое изобретение – самозарядный арбалет «Коготь». А так, в основном я делал улучшение, или ремонтные модификации старым образцам оружия. Мой самый частый гость на столе был АКМ 74. Их было больше всего, надежность и простота автомата поражала мой разум. Я лишь чистил их от грязи и устанавливал коллиматоры ручной работы. Порою это было скучно и однообразно, но я понимал, что в бункере, все должны работать на благо. Ведь вместе мы сила, а по отдельности, погибнем как крысы под землей.

Я часто видел отца уставшим и измотанным, ведь он был в ответе за всех нас. Порою, в его глазах, я видел боль от утраты или отчаяние, но не набирался смелости спросить. Однажды он заснул за своим столом, а в руках держал старую выцветшую фотографию. На ней была голубоглазая женщина, с каштановыми волосами, а рядом, стояла девочка лет трех. Я не стал спрашивать кто это, ведь у всех нас было прошлое и есть будущее. Я разбудил отца, и мы пошли домой, по холодному коридору бункера.

Отец не обронил ни одного слова, а я сделал вид, что не видел ту фотографию. Мы медленно поднимались в старом ржавом лифте на пятый уровень. Я вышел из лифта первым, а отец сказал, выходя следом за мной:

– На этой старой фотографии, моя первая семья. До встречи с твоей мамой я был женат, и у меня была дочь Алиса, твоя сводная сестра. За год до «Вспышки» мы развелись, а в тот день, у бункера, я встретил твою маму. Ты с ней дал мне смысл жизни, ведь я утратил все возможные надежды, что моя прежняя семья выжила в этом аду. – Говорил отец, со слезами на глазах, обнимая меня так сильно, что мои кости захрустели.

– Ты мой отец, и я тебя люблю, как маму и Диму. Вы втроем, все, что есть у меня в этом мире! У всех до «Вспышки» была жизнь, но это в прошлом, нужно жить здесь и сейчас. – Сказал я, обнимая отца.

– Ты говоришь, как твоя мама, горжусь тобой сын! – Сказал мне отец, приобняв меня за плечо.

Мы медленно шли домой, разговаривая на различные темы. Смехом и радостью были переполнены наши голоса. Мы уже почти дошли до дверей, но к отцу подбежал с криком Федор Меншиков, его сослуживец и друг.

– Витя, у нас пожар в реакторном отделе. Там остался Вова Чайковский и Петя Чернов. Обухов сказал, если не потушим, то бункер взлетит на воздух! – говорил дядя Федор, со страхом и ужасом в глазах.

– Хорошо Федя, побежали! Леша, скажи матери и брату, пусть поднимаются на самый верх, и ждут возле дверей. Оповестите всех остальных, пусть собирают вещи первой необходимости, противогазы и тоже поднимаются наверх! Беги, не трать ни секунды впустую! – Сказал мне отец, приказным и четким голосом.

– Да папа, я все сделаю! – Сказал я, сильно нервничая, переживая за отца, и всех, кто был в бункере.

Я забежал к маме и сказал, чтобы она с Димой собиралась. Мама сказала мне, что Дима не вернулся еще, с лаборатории. Лаборатория, была на девятом уровне, двумя уровнями выше реакторного отделения. Я сказал маме:

– Собирай все вещи, бери противогазы и еду на первое время. Оповести всех остальных, а я пойду искать Диму! – Говорил я, с нервными отголосками в голосе.

– А где Витя? Где твой отец? – Сказала мама, дрожащим испуганным голосом.

– Он пошел тушить с остальными реактор. Папа приказал мне оповестить, чтобы все поднимались наверх. – Сказал я, выбежав в коридор.

Я бежал из всех ног к лифту, ведь реактор мог взорваться в любой момент, а где был Дима, я не знал. Мое сердце билось так сильно, что будто пыталось вырваться из груди. Кровь бурлила и заглушала все мысли в голове. Так страшно, мне не было никогда. Лифт, как специально, двигался очень медленно, или мне просто это казалось. Наконец-то лифт был уже на девятом уровне. Я выбежал с него пулей, и, вышибая перед собой стальные двери, влетел в лабораторию.

Там был Дима, жив и здоров, но он бегал словно ужаленный. Что-то включал, что-то записывал.

– Дима, собирайся нам пора наверх! Отец объявил эвакуацию, завязывай уже с работой, времени мало! – Кричал я, но Дима, словно меня не слушал.

– Леша, погоди секунду, сейчас запишу пару переменных, и двинем. – Сказал брат, спокойным голосом.