– Как странно, – загадочно прошептала она.
– Что именно? – глядя ей прямо в глаза, поинтересовался он.
– Ты не думал стать моделью? – наконец, спросила она, возвращаясь на свое рабочее место. – У тебя все есть для этого.
– Все?
– Странная отрешенность в глазах, как будто ты не здесь…
Оборвав себя на полуслове, она начала делать быстрые наброски карандашом, изредка поглядывая на него.
– Вид у тебя усталый.
– Это правда.
– Уверена, если бы мы встретились с тобой в другое время и при других обстоятельствах, я бы точно потеряла голову.
– Вы слишком откровенны.
– На твою красоту хочется смотреть, как на картину, вглядываться в каждую морщинку на лице и пытаться найти ту, о которой никто не знает.
– А ваш муж ревновать не будет?
– Глупый мальчишка, – она грозно посмотрела на него, выглядывая из-за холста. – Ты хоть понимаешь, что такое истинная страсть художника к красоте и что такое животная похоть? Чувствуешь разницу между двумя этими понятиями?
Он ничего не ответил, заерзав на стуле.
– Не двигайся! – скомандовала она.
– Извините.
– Совершенно невероятные глаза, – она снова подошла к нему, чтобы рассмотреть вблизи. – Как у такого тупицы могут быть такие проникновенные глаза. Если смотреть на тебя, кажется, что ты странствующий музыкант или поэт, или сошедший со страниц герой старинной безымянной поэмы, о которой никто уже не помнит. Ради тебя хочется слагать стихи, писать музыку, ты вдохновляешь…
– Великое множество… – прошептал он ей почти в самое лицо.
– Пустота, – закончила она.
Он виновато опустил глаза.
Через некоторое время она снова нахмурила брови и спросила:
– У тебя уже есть кто-то особенный?
– Аха-ха-ха, еще немного и начну думать, что я на сеансе у экстрасенса!
Она не стала ничего отвечать и продолжила рисовать, еще раз предупредив, чтобы он не двигался.
– Я никогда не думал об этом… – неуверенно сказал он, чуть погодя.
– О чем? – рассеянно спросила она, что-то усердно штрихуя на полотне.
– О том, что может быть кто-то особенный.
– А ты думал, что будешь отдавать себя всем подряд? – удивилась она, отрывая глаза от холста.
Юкия снова ничего не ответил.
– Тогда, боюсь, тебя ждет одно сплошное разочарование, каждый раз пустота внутри будет становиться только больше. В конце концов, ты не выдержишь собственной нечистоплотности.
– Откуда вы знаете?
– У меня была черная полоса в жизни, – тихо проговорила она. – Тогда я поняла, что сведу счеты с жизнью после очередного разрыва или случайной связи. Знаешь, творческие круги Нью-Йорка такие бесцеремонные. Опустошают тебя, высасывая все соки. Настоящий вампиризм.
– И вы решили выйти замуж? – удивился он.
– Брайан открыл мне глаза. До него я об этом даже не задумывалась. До встречи с ним я не знала, что такое настоящее одиночество.
– Я сразу понял, что он старше вас.
– Да, почти на пятнадцать лет.
– Теперь жалеете, что попались на короткий поводок?
Она внимательно посмотрела на него из-под своих золотистых ресниц.
– Раньше я тоже носила черные волосы, у меня были выбриты виски, все мое лицо было истыкано пирсингом, а от многих татуировок на своем теле я потом годами избавлялась. С первым попавшимся парнем шла в тату салон и набивала его имя, – посмеиваясь, рассказывала она. – Когда увидела тебя сегодня, сразу вспомнила себя лет десять назад, правда, такой сногсшибательной внешности у меня не было и парней таких тоже, – неуверенно добавила она.
– А если бы мы познакомились с вами тогда?
– Я бы влюбилась и рисовала тебя сутками. Ты бы от меня сбежал! – выпалила она на одном дыхании. – Пока я училась в художественной школе, мечтала найти кого-нибудь, кто бы хоть близко был похож на тебя. Я многих рисовала. Иногда просто сидела в метро и рисовала случайных прохожих: стариков, детей, молодых женщин, парней, которые мне нравились. Часто прямо так и знакомилась. Но никто их них надолго не цеплял меня. Пару раз нарисую, и хотелось чего-то нового. Более совершенного. Как античные скульптуры Колосса или Спящего сатира. Никогда не надоедает ими любоваться, воображение всегда что-то дорисовывает. Каждый раз, смотря на одни и те же скульптуры, видишь их по-разному.
– Меня всегда мучил вопрос, что же было важнее для истории: античные монументы или римские акведуки? – потирая шею, пробубнил он.
– А ты начитанный для тупицы, – засмеялась Мегги. – Я уверена, ты бы нашел общий язык с моим мужем.
– Вы так легко рассказываете мне про свою жизнь.
– С незнакомыми людьми всегда проще делиться своими сокровенными тайнами…
– А как же Брайан? – перебил он. – Вы рисовали его портреты?
– Его я даже и не пыталась нарисовать, – подняв глаза кверху, словно в укор самой себе, тяжело вздохнула она.
– Значит, вам неприятно смотреть на него? – небрежно спросил он. – Неужели вы с ним из-за денег?
– Он помог мне открыть картинную галерею в Нью-Йорке.
То, что у нее была собственная картинная галерея, напомнило ему о матери, у той было свое модельное агентство в том же городе, но об этом он говорить не стал бы ни при каких обстоятельствах. Тема матери – это табу.
Она заметила, что он слегка озадачился этой новостью.
– Знаешь, людям надо иногда открываться, нельзя все без конца копить в себе. Не все на этом свете желают тебе зла.
Юноша внимательно посмотрел на нее своими бархатно-черными глазами и лишь слегка улыбнулся. Больше они не разговаривали. На протяжении двух часов она рисовала его. По окончании, когда он уже хотел подойти и посмотреть на свой портрет, она резко накинула на холст покрывало и сказала, что картину надо привести в божеский вид, прежде чем показывать. Потом протянула ему визитку со словами:
– Если хочешь увидеть свое смазливое личико еще раз, – загадочно протянула она, – то приходи в мою галерею.
– Придется зайти, чтобы вернуть себе лицо обратно, – смеясь во весь голос, проговорил он.
– Вот, возьми, – она подошла к нему и всунула в руку несколько сотен долларов.
Это была довольно-таки большая сумма денег, он уже хотел было вернуть ей деньги:
– Нет, возьми их, они тебе нужнее, – словно зная обо всех тех невзгодах, которые выпали на его долю, проговорила она.
– Спасибо…
– Вернешь мне с процентами, когда увидимся в следующий раз, – не дав договорить, прогремела она на всю комнату. – Я буду ждать тебя в своей картинной галерее.
Юноша снова громко рассмеялся.
– Ах да, ты ведь не сказал, как тебя зовут…
Неожиданно в дверь тихо постучались. Не дождавшись, пока ему откроют, в комнату вошел муж Мегги – Брайан. Он извинился, намекая на то, что ему надоело сидеть одному в ресторане уже третий час подряд, и предложил им пойти поужинать. Но парень решительно настоял на том, что ему уже пора уходить. На прощание Мегги еще раз напомнила, чтобы он вернул ей долг, который сама же ему и навязала. Он лишь мило улыбнулся и поспешил выйти в вестибюль гостиницы.
Когда он проходил мимо стойки регистрации, его неожиданно окликнул администратор.
– Сэр, пройдите со мной, пожалуйста.
Парень уже хотел было дать деру, но настойчивый администратор снова окликнул его:
– Нет, сэр, вы все не так поняли, – дружелюбно засмеялся молодой человек по имени Акбар, которое золотистыми буквами сверкало на его бейджике. – Просто я хотел обсудить вашу проблему в более официальной обстановке, не у всех на виду, это по поводу вашего друга. Сегодня утром вы просили, чтобы я сообщил вам…
– Неужели перезвонил?! – вскрикнул юноша.
Стараясь как можно более вежливо сказать ему, чтобы тот вел себя сдержаннее, администратор все же затащил его в офис, располагающийся за регистрационной стойкой.
– Ваш знакомый перезвонил через пару часов, а также попросил адрес этой гостиницы и сказал, чтобы я передал вам, что он уже выехал.
– Что? – удивился он.
– Он также оформил вам номер в гостинице, прошу, – администратор взял юношу под локоть и подвел его к стеллажу с ключами, бережно снял один из них и всунул ему в руку.