И тогда он озлобился, понял, что если не начнет действовать, то его просто разорвут на куски. Оказалось, что не одного Багирова мучили подобные мысли. Он нашел своих единомышленников на рынке, где работали азербайджанские торговцы. Как водится, на рынке были и рэкетиры, которые вели свой бизнес. Эдисон за неплохую мзду пообещал своим соотечественникам, что избавит их от рэкета и наездов. Со своим первым делом он справился успешно. Вооружившись ржавой арматурой, он и еще четверо знакомых до смерти забили троих рэкетиров на устрашение другим. После этого случая Багирова начали уважать и бояться, и он, чтобы не отойти в лучший мир, вскорости обзавелся оружием. Со временем Багиров, обросши огромным числом соплеменников, также недовольных притеснениями со стороны коренного населения, организовал сильную бригаду. Через кооператив взял под свой контроль торговлю фруктами и цветами, вытеснил из рынков прибалтов и украинцев, держал Центральный, Ленинградский и Черемушкинский рынки, вышел на связь с преступными группировками из Турции, Пакистана и Ирака, специализируясь на торговле валютой и наркотиками. Правда, не все складывалось так гладко, как того хотелось бы. Случались и промахи, и довелось пропустить парочку серьезных ударов, когда однажды менты погромили его торговые точки в ходе спецоперации. Он, как руководитель азербайджанского землячества в Москве, на встречах с представителями власти высказал ряд претензий. Представители грузинской и армянской общин позорно молчали. Понятно, что менты их почти не тронули, но могли бы вступиться хотя бы в знак солидарности. Тогда еще министр внутренних дел Азербайджана сказал, что рейды московского ОМОНа могут спровоцировать «вспышки народного гнева» против многочисленного русскоязычного населения Баку.
Ничего, Багиров оправился и от этого удара. Конкуренты хотели подкосить ему бизнес, но у них ничего не получилось. Эдисон завязал контакты среди азербайджанских коммерсантов и организовал торговлю икрой и рыбой ценных пород с азербайджанского побережья Каспийского моря.
Когда начались наезды со стороны русских и чеченцев, Багиров ответил жестко. На каждое убийство азербайджанца он отвечал десятью убийствами, его бригада, впоследствии ставшая организованной преступной группировкой, расстреливала и убивала всех, кто только набирался смелости стать у Багирова на дороге. Он снискал себе уважение в криминальных кругах Москвы, и с его мнением вынуждены были считаться. Благодаря своему авторитету Багиров получил контроль над общаком и мог распоряжаться крупными суммами денег. Нетрудно догадаться, что львиную часть прибыли приносила наркоторговля, а остальные бизнесы шли в дополнение, но Эдисон, памятуя голодное прошлое, когда он чуть ли не нищенствовал, не гнушался любой возможностью заработать. У него было чутье на дело, на деньги.
Сейчас ему было около пятидесяти, и он мог немного расслабиться, расквитаться с теми годами, когда ему с утра до ночи приходилось работать, выискивать какие-то возможности и, всякий раз ввязываясь в какую-нибудь крупную аферу, рисковать своей шкурой и всем имеющимся. Как человек предусмотрительный, он легализовал свой бизнес, носил костюм, ел в дорогих ресторанах и, в общем, вел образ жизни респектабельного человека, заработавшего на свой кусок хлеба. Да и времена теперь были другие. Накопленные средства, чтобы избежать ненужных проблем, он перевел в оффшорную зону. Всякое случается, кто его знает, может, он, Багиров, теперь влиятельный коммерсант, ходит под бдительным оком ФСБ. Он давно усвоил: для того чтобы не проиграть, нужно быть всегда настороже. Возможно, вследствие таких принципов в свои годы Багиров не имел семьи и друзей. В его бизнесе было опасно к кому-то привязываться. В криминальном мире не гнушаются убивать близких, чтобы заставить принять нужное решение, а он, Багиров, не хочет становиться заложником такой ситуации. Багиров предпочитал питаться в ресторанах своих соотечественников, вернее сказать, подчиненных авторитетов. Кто его знает, может, в чужих ресторанах его отравят. Он был вынужден самостоятельно заботиться о своей безопасности. Естественно, ему это не нравилось, потому что думать приходилось много и напряженно, но, с другой стороны, он не собирался и не хотел умирать и поэтому менял машины, охранников, телефонные номера, а свои намерения держал при себе, не доверяя никому, даже помощникам. Он догадывался, что его ненавидят, и поэтому вел себя жестко и бескомпромиссно, исходя из принципа, что пускай его лучше боятся и уважают, чем когда-нибудь воткнут нож в спину из-за его малодушия.
Несмотря на то что Багиров жил в Москве вот уже двадцать лет, он все никак не мог привыкнуть к дикому холоду, который начинался тут с ранней осени и заканчивался поздней весной. Лето и вовсе казалось недостижимой мечтой, каким-то мимолетным сном. Больше всего мерзли лицо и уши, поэтому, когда терпеть это надоело, Багиров отпустил бороду. Но и тут возникли свои неудобства. Каждый мент считал своим долгом спросить паспорт и допытывался по поводу временной регистрации. Багирову хотелось плюнуть в эти тупые рожи, но он сдерживался, понимая, что эти идиоты в форме не достойны даже его дорогих ботинок. Его утешал тот факт, что он, Багиров, вопреки этим дуракам со своей законностью и правопорядком, утвердился в Москве, показал свою силу и в целом состоялся. Он не хотел быть пешкой даже в трудные времена, считая, что нет резона ехать в Москву для того, чтобы подметать там улицы или быть каким-нибудь торгашом или кассиром местного разлива. Нет, не для того он сюда приехал…
Багиров поддал газу, и его «порше», взревев двигателем на светофоре, стремительно вырвался вперед, оставив далеко позади замызганный «жигуленок» и старенький «мерседес». По дороге он собирался заскочить домой, чтобы взять кое-какие документы и поехать на встречу. Из родного Баку предлагали организовать поставку нефтепродуктов, и ему, человеку обладающему широким спектром связей, требовалось провести некоторые операции так, чтобы ни один мент не подкопался. Он мог заработать хорошие деньги, да и чего отказывать землякам, если, по сути, только и надо, что сделать пару звонков и встретиться с нужными людьми.
Пошел первый снег. Снежинки медленно падали на капот и таяли. Эдисон Багиров нахмурился и закурил. Снежинки были для него предвестниками плохой погоды.
Одной рукой он держал руль, второй стряхивал пепел, машинально глядя вперед. Снежинки все падали и падали, словно назло…
Эдисон давно мог приобрести себе элитный особняк где-нибудь в Центральном округе Москвы, но он не хотел выпячиваться и поэтому по-прежнему жил в Южном округе, где давно приобрел двухкомнатную квартиру, да и в целях собственной безопасности это было разумно. Пускай дом был и стареньким, но свое жилье Багиров обставил как следует, с настоящей восточной роскошью. Соседи и не подозревали, что за обыкновенной железной дверью существует дворец, где все предметы обихода золотые, начиная с унитаза и заканчивая ножами и вилками…
Оставив машину на платной автостоянке, Эдисон пешком поднялся на шестой этаж, достал из кармана ключи и отключил «таблеткой» сигнализацию.
Каких-то наркотиков, оружия и крупных сумм денег он в квартире не хранил, но все равно хотел обезопаситься от воришек. И это хорошо еще, если заберутся обыкновенные воришки, а вдруг оставят прослушивающее устройство или будут поджидать его внутри.
На памяти Эдисона было несколько покушений. Многим он сидел занозой в одном месте, его ненавидели и завидовали, и поэтому хотели его убрать и поделить между собой кусок его пирога.
Открыв дверь, он собирался зажечь свет, как внезапно чья-то рука взяла его за шиворот и толкнула вперед, да так сильно, что он тут же упал. Дверь закрылась, и Эдисон оказался в полной темноте. Его охватил панический страх. Никогда еще такого с ним не случалось. Но правильно говорят, что когда-нибудь все случается с нами впервые.
Первым делом Эдисон потянулся за пистолетом, который, как он понял в это мгновение, забыл в машине, но его руку предусмотрительно перехватили и так сильно сжали, что у Багирова искры полетели из глаз, и он едва не завыл от боли.
