– В принципе да, – кивнул головой инкогнито.

– Я курю! Все, вы довольны? – нервно взвизгнул Болдигов.

– Да, я уже понял, что вы курите. Причем вот здесь, за журнальным столиком. Почитывая всякие газетенки, вроде этой, – он поднял со столика целую стопку желтой прессы с кричащими заголовками.

Болдигов вздохнул. Да, был у него такой грешок. Среди ученых он никогда в жизни бы не признался, что читает цветастые газетенки. Но здесь, втихаря, вдали от чужих глаз, он мог наслаждаться любимым чтивом.

– Классные заголовки здесь, да! – ерничал незнакомец. – «Пугачева изменила Галкину с Булкиным!», «Сожитель распилил сожительницу лобзиком!». А представляете такую статейку: «Видный российский ученый заживо сгорел в своем дачном домике. Как отметили специалисты МЧС, причиной возгорания стало курение в постели. Приняв на грудь пол-литра водки, светило науки расслабился на тахте с зажженной сигаретой. Правда, отличная тема для желтой прессы, да?

В этот миг Болдигов и сам пожелтел. В голове лихорадочно крутился вопрос: что делать? Попытаться бежать? Нет смысла – догонят. Сопротивляться? Но, поймав взгляд удава, которым одарил его незнакомец, Болдигов тут же почувствовал себя кроликом и отбросил эту мысль куда подальше. Оставалось только попытаться договориться.

Теперь горе-ученый понимал, что перед ним вовсе не сумасшедший. Но кто же, кто? Откуда он взялся? И что ему нужно?

Отправляя Болдигову эту эсэмэску, Сергей Дорогин по кличке Муму понимал, что он сильно рискует. Вместо дрожащего кролика на дачу мог заявиться кто угодно. Например, маленький отряд головорезов. Или, наоборот, взвод спецназовцев в полном обмундировании. Но выхода у Сергея не было. Приходилось действовать вслепую.

Благодаря связям в московской прокуратуре Муму смог получить доступ к делу о краже иконы. Из кучи допросов и другого процессуального шлака отфильтровать суть было нелегко. Среди множества фигурантов дела особого внимания заслуживали лишь две фигуры. Первая – это начальник Глинского, а вторая – следователь уголовного розыска по фамилии Колбышев.

Утверждать что-либо однозначно было сложно, однако Муму нутром чувствовал, что у обоих кадров в этом деле был какой-то особый интерес. Какой именно – это и предстояло выяснить.

Муму решил начать с Болдигова. Почуяв запах жареного, Болдигов сначала включил дурака и распустил нюни. Но стоило только Дорогину привстать со своего места и многозначительно потереть ладони, как клиент уже окончательно созрел.

– Меня пытали, понимаете! – причитал он. – Я просто оказался перед выбором. Да, может, это и аморально, может, мне следовало пожертвовать собой, но… Вы ведь знаете, что человек слаб.

Болдигов рассказал о том, что на следствии он дал ложные показания: якобы молодой ученый Глинский попросил у него разрешения остаться после закрытия для работы с иконой. А в тот день Болдигов якобы увидел у него в сумке огромный кусок холста, в который эта икона в конечном счете была завернута.

– А кто придумал подсунуть икону в багажник машины Глинского? – поинтересовался Муму.

– Ну… я придумал, – сознался Болдигов. – Машину я его знал, а про обед на даче Андрей сам рассказывал.

– Хорошо, ну а икона откуда?

Вопрос явно поставил Болдигова в тупик. И действительно, во всей этой суете он ни разу не задавался вопросом: откуда же взялась икона? Сначала ее крадут, а потом возвращают. Черт знает что!

– Я правда не знаю, – запричитал он. – Нет, ну честно не знаю. Я делал только то, что от меня требовал майор. Что он скажет, то и делаю.

– А икону вы проверяли потом? В смысле на подлинность.

– Ну да, вроде бы… Проверяли, конечно…

Муму сразу понял, что он темнит. Слишком неуверенным был голос этого светила науки.

– А если подумать? – отчетливо проговорил Дорогин.

Их разговор был своего рода русской рулеткой. Муму действовал наугад. Болдигов не знал, что Муму был практически не осведомлен об этой истории, но, поскольку этот кадр реально боялся за свою шкуру, выкладывал все начистоту.

– За неправильные ответы предусмотрены наказания, – предупредил Дорогин.

– Экспертиза была формальной, – потупил глаза Болдигов. – Я сам отвечал за ее проведение, сделал нужные записи в журнале. Так мне Колбышев сказал.

Дорогин еле слышно хмыкнул. Что ж, его догадка подтвердилась.

До сегодняшнего дня у него было только одно объяснение этой странной истории: кто-то украл икону, сделал качественную копию и эту копию подсунул Глинскому. Преступление раскрыто, вор в тюрьме, дело сдано в архив, икона висит на своем прежнем месте, и простой ценитель никогда не подумает, что он восторгается подделкой.

«Значит, не зря мы этого типа побеспокоили, – подумал Муму. – Но больше от него точно ничего не добиться».

Дорогин взглянул на часы – пол-одиннадцатого. Пора закругляться.

– Ну, сударь, не буду больше мучить вас расспросами, – вновь перешел на высокопарный тон Дорогин. – И попросил бы об одном джентльменском соглашении. Пусть этот разговор останется между нами. Договорились?

– Д-да, д-договорились…

Повисла тягостная пауза. Муму чуть заметно покачал головой. Болдигов сразу насторожился.

Он смекнул, что разговор подошел к концу, и это значило, что полезный информатор превращался в ненужного свидетеля.

– Нате вот водички попейте, – Дорогин вытянул из сумки бутылку негазированной «Бонаквы», налил в стакан и протянул его хозяину дачи. – Может, полегчает немного.

Болдигов истерично отмахнулся от такого предложения. Ничего хорошего от своего мучителя он уже не ждал.

– Попейте-попейте, – ласково настаивал Муму, нежно поглаживая появившийся невесть откуда пистолет с глушителем. – Да что вы, в самом деле! Пейте смело! Не умрете – это я вам гарантирую.

Дрожащей рукой Болдигов поднес стакан к посиневшим губам и сделал несколько глотков. Пить ему действительно очень хотелось, и он, преодолев страх, осушил стакан до дна.

Когда хозяин дачи пришел в себя, было уже полшестого утра. Естественно, что незваного гостя и след простыл.

Утро началось с порции любви – несколько вялой и быстротечной. Светлане было сложно скрыть свое недовольство. Она молча встала с постели и начала одеваться. Митя тем временем перевернулся на другой бок и мирно сопел.

– Вставай, соня, – растормошила его Светлана. – На работу пора.

Он тут же вскочил на ноги и неуклюже попытался заключить ее в объятия. Она деликатно отстранилась, решив ограничить все нежности поцелуем в щечку.

– Ну что, давай завтракать, – предложил Митя, когда банные процедуры были завершены.

– Давай, – согласилась Света. – И чем ты меня попотчуешь?

– Может, яичница? Или вот есть еще рыбий паштетик – если, конечно, он не испортился.

Всем своим видом Света показала, что меню, которое мог предложить скромный аспирант, ее совершенно не устраивало. Митя это прекрасно понимал. Но увы, на деликатесы его стипендии не хватало.

Митя взгрустнул.

– Видела вчера Любочку – ну, это подружка моя, я тебе про нее говорила, – Света сделала глоток горячего чая. – Они с Васей на Шри-Ланка собираются. Говорит, там пляжи – самые лучшие в мире.

Митя еще больше поник. К сожалению, он не мог подарить своей возлюбленной путевку на Шри-Ланка.

– Жарко там, наверное, – предположил он.

– Да нет, ничего подобного! Как раз сейчас самый сезон. Там обезьянки, слоны, по-моему, тоже водятся.

Митя в этот момент намазывал паштет на ломоть батона. Запах от серой массы был настолько отвратительным, что Митя понял: паштет, увы, придется выбросить вместе с батоном.

– Ну ладно, вот закончу работу, и тогда, может, тоже поедем куда-нибудь. Не в Шри-Ланка, так в Турцию.

– И когда это случится? Ну, когда ты работу закончишь?

– Пока не знаю, – вздохнул Митя. – Результаты так себе. Вчера вот поставил эксперимент…

Эту халтурку подкинула ему сама Света. У одной ее подруги друг работал в антикварном салоне, и там промышляли подделками. Например, выдавали икону XVIII века за икону XIV века. И вот жулики решили обратиться к продвинутым технологиям в области химии.