– Не узнаешь? – спросил я. – А где ты хоть, помнишь?

– Лучше бы я вчера поехала домой. – заспанно произнесла Айя, не открывая глаза и замолчала.

Подсознательно надеясь на второй вариант развития событий, я медленно вышел из комнаты, сказав ей:

– Я жду тебя к завтраку!

Выйдя из спальни, я уже не хотел, чтобы она уходила, видеть ее спящей мне настолько понравилось, что я решил во чтобы то ни стало претворить свой план в жизнь.

Открыв холодильник, я увидел, что завтракать было нечем. Два недельных йогурта с клубникой и отрубями, блистер подсохшего сыра «Маасдам» и недопитая бутылка красного сухого вина – все, что в нем было, поэтому я заказал еду из ближайшего ресторана.

Еще около 20 минут я ходил по кухне, кругами обходя мраморную столешницу, установленную прямо посреди нее в виде острова, создавая видимость приготовления завтрака и выполнения важных домашних дел, при этом, хлопал шкафчиками, двигал посуду, в общем, делал все для того, чтобы Айя поскорей вышла из спальни и мы решили, на каком мы свете и что делаем дальше, или не делаем ничего, хотя этот вариант меня уже совсем не устраивал.

Наконец-то из гостевой спальни вышла тень Айи и направилась в ванную. Она шла в одних трусиках и с прижатой к груди подушкой, даже не проронив взгляда в мою сторону. Я молча провел ее глазами, также ни сказав ни слова. В ванной она пробыла еще минут тридцать, при этом душ даже не включался, но зато несколько раз спускала воду в туалете. Чересчур способный к само– и просто анализу, я начал строить гипотезы подобного поведения:

– Не уж то она плачет и смывает салфетки в унитаз? А может у нее такие особенности пищеварения? А что мы вчера ели?

Пока Айя была в ванной, нам привезли завтрак – яйца "пашот" на брускеттах из белого хлеба с вялеными помидорами, толченным авокадо и моцареллой; два фруктовых салата, свежевыжатый лимонно-апельсиновый сок и подарок от ресторана – слегка мятая плитка шоколада, видимо так они избавляются от просрочки.

Выйдя из ванной в трусиках и моей футболке, которую я еще несколько дней назад положил в корзину для стирки, она потянулась, встав на цыпочки, и энергично идя в мою сторону, спросила:

– Что у нас есть есть?

– Вот смотри, пока ты спала я все приготовил!

– Не ври, я слышала, как доставщик спрашивал, как ты будешь рассчитываться.

Она прошла мимо меня и еды на столе, открыла холодильник и снова спросила:

– Я смотрю, спрашивать, женат ли ты, глупо?

Введя меня в легкий ступор, я ответил:

– Я ведь еще вчера тебе говорил, что не женат?

– Мужчины много чего говорят! – дерзко ответила она.

– Откуда тебе знать? Статистика на какой выборке основана? Один так говорил? И, кстати, сколько тебе лет? Меня не посадят за растление малолетних?

– Мне 20, и я знала многих мужчин, или чтобы понять психологию нужно обязательно, чтобы мужской член побывал в моей вагине? – она уставилась на меня с бутылкой вина из холодильника в руках, явно ожидая ответа.

– Откуда знать на суше, каково море? – ответил я и сам не понял, что имел ввиду и как эту сентенцию подвести к теме разговора. Посмотрел прямо ей в глаза, ожидая реакции.

Во время этой неловкой паузы мы стояли неподвижно лицом к лицу на расстоянии буквально двадцати сантиметров друг от друга, я даже ощущал ее дыхание.

«Явно почистила зубы моей зубной щеткой, придется выбросить», – подумал я, осознав, насколько старым я стал и о чем вообще думаю рядом с симпатичной молодой девушкой, стоящей прямо передо мной в моей квартире утром в одних трусиках.

Она увела взгляд, обошла стол, села на барный стул напротив меня, подвинула тарелку со всеми брускеттами к себе и принялась есть.

– Хорошо готовишь – сказала она нагло, прожевывая брускетт и не глядя на меня, сделала паузу и добавила: – Сказала бы я повару, который это готовил.

Она вела себя крайне нагло, сутулилась, не смотрела на меня, всем этим выражая свою нервозность, запутанность и желание показаться независимой. Она была уверена, что вчера сделала глупость, показав частичку себя настоящей, но сегодня, наложив на себя маску презрения и инфантильности, усердно принялась портить мое впечатление о себе. Осознав, что ей нужно время и немного простора, по крайней мере в ближайшие несколько часов, я решил удалиться.

– Послушай! Мне нужно уехать по работе на несколько часов. Все что я говорил и предлагал вчера, остается в силе. Ты можешь делать все что угодно в моей квартире, она, как я уже сказал, на следующие две недели твоя. Можешь ходить и брать все что угодно, включая мои личные вещи, ноутбук, трусы, часы и так далее. Я приеду домой к шести вечера. К этому времени я хочу, чтобы ты решила: твои вчерашние слова остаются в силе или ты пасуешь и включаешь заднюю. Если последнее, мы поужинаем с тобой, и я отвезу тебя куда скажешь и больше не буду беспокоить, звонить или писать. Мы просто забудем это, и все! И еще, это единственное серьезное решение, которое тебе нужно будет принять в ближайшее время, если ты останешься. Затем наши отношения будут идти по моим правилам. И за такие проявления характера, как сейчас, ты будешь наказана. Я также хочу, чтобы ты понимала, что игры закончатся, по крайней мере, в твоем нынешнем понимании.

Не переставая жевать, она посмотрела в окно и сказала:

– Хорошо, папочка!

Я подошел к ней вплотную и взял за плечо.

– Не называй меня папочка! В следующий раз получишь пощечину.

Она прекратила жевать, замерла и посмотрела на меня удивленным взглядом, но не сказала ни слова. Я развернулся и ушел.

Выйдя из парадного, я сел в машину, завел ее, взял сигарету и закурил. Я не считал ошибкой свои последние слова, но опасался, что это спугнет ее, хотя я достаточно точно понял, что ей это было просто необходимо. Ее комплексы, окружение и модные тренды в поведении, навязываемые ТВ, интернетом и обществом, не дают ей стать индивидуальностью без оглядки на мнение других людей. Я давно уже понял, что о мнении окружающих нужно думать в последнюю очередь, так как каждого человека заботит лишь его личность, и вообще не волнуют другие люди.

Докурив сигарету, я поехал в офис, после чего было необходимо еще посетить несколько магазинов нашей торговой сети. Предстоял непростой день…

***

Около половины седьмого я вышел из последнего, запланированного к посещению магазина, не в лучшем расположении духа. Проблем, сбоев и текущих задач в большой торговой сети всегда предостаточно, что не может улучшать настроение или вселять веру в честность и самоотдачу сотрудников. Сев в машину, я снова закурил. Двигаясь в плотном потоке машин из центра в сторону дома, я был погружен мыслями в рабочие моменты и забыв, что меня дома ждет Айя, почти проехал свой любимый супермаркет, в котором со мной не здороваются разве что новые сотрудники. Проехав на двести метров дальше, я припарковал машину прямо на проезжей части у обочины и отправился в магазин. В моей голове была тихая паника, так как я не понимал, что нужно купить, а звонить и спрашивать у Айи, как-то неправильно, с учетом утреннего разговора, неизвестности ее решения и прочего. Набрав разного алкоголя, полуфабрикатов, свежих фруктов и сладостей, я рассчитался на кассе и отправился дальше.

Подъезжая на парковку дома, я мысленно прокручивал в голове сценарии ее отказа и ухода, что на данном этапе мне казалось более вероятным.

«Открывать двери своим ключом или позвонить», – подумал я в замешательстве, стоя прямо перед дверью собственной квартиры.

Провернув ключ в замочной скважине и открыв дверь, я увидел, что в квартире темно. Включив свет в коридоре, я интуитивно глазами начал искать на зеркале записку от Айи, мол, извини, я не хочу, я ушла. Но ее нигде не было.

Опустошенный ее уходом, я поставил покупки у двери, снял туфли и пальто, и пошел в ванную, принять душ. Последнее, что теряет человек – надежда, поэтому я ждал, что вот-вот откроется дверь, она войдет, и окажется, что Айя ходила в магазин или еще куда-то, но этого все не происходило. Одев на себя после душа футболку и шорты, я приготовил на ужин рис с овощами, вылил в бокал остаток вина, которое оставалось в холодильнике, и усевшись в мягкое кожаное кресло, приступил к ужину и просмотру первого попавшегося триллера. Я никак не мог найти причину, почему она ушла. С одной стороны, я понимал, что испуг сыграл не последнюю роль. Но с другой, мой метод воспитания мог не возыметь должного эффекта, и она подумала, что я какой-то неадекватный тип.