На столе вспыхивает экран коммуникатора, появляется небритое лицо начальника штаба бригады.

  – Комбат?

  – Я, товарищ подполковник! – “подрывается” капитан.

  – Поручика Артемьева ко мне.

  – Есть!

  – И еще: поступила информация, что на твоем участке появился блуждающий артиллерийский робот. Выключить все приборы, соблюдать тишину. Об уничтожении робота сообщит посыльный. Все понял?

  – Так точно!

  – Исполняй.

  Гаснет экран, голос начштаба пропадает.

  – Слышал? Дуй в штаб немедля, – приказывает капитан. – А я сейчас дам команду на тишину.

  Артемьев быстро шагает по ходу сообщения в тыл. Комбат останавливается на пороге, отдает короткие приказания. Затем, чертыхаясь и плюясь, возвращается в блиндаж.

  – Где этот артефакт лежит? Почитать про самых умных, пока делать нечего, – бубнит капитан, обшаривая блиндаж взглядом.

  В морозном неподвижном воздухе появляется слабый, на грани слышимости звук. Словно шуршит тонкая фольга. Шорох становится громче, доносятся какие-то хлопки и повизгивание, как будто насмерть перепуганный щенок на коротеньких ножках изо всех сил убегает от страшного кота. Нарастает и обрушивается истошный вой, визг режет уши, шорох превращается в гул. В чистом небе стремительно растет маленькая черная точка, вытягивается в заостренный цилиндр. Гул и визг достигает максимума, от свиста рвутся барабанные перепонки… глухой удар сотрясает землю, в следующее мгновение тяжкий взрыв вздымает тонны земли. Масса камней, снега и мерзлой почвы на мгновение зависает на высоте полусотни метров и рушится вниз. Огромное пылевое облако затягивает опорный пункт мотострелковой роты, скрывая огневые точки, ходы сообщения и солдат в окопах. Спешившего в штаб бригады лейтенанта накрывает слоем земли, на поверхность выглядывает автоматный ствол и металлический затылок шлема. Пыль ползет по снегу, превращая его в грязную кашу. На месте блиндажа командира батальона исходит паром и дымом громадная воронка. Высоко в мутном небе кувыркается артефакт, похожий желтоватый лист. Ветер сжимает прозрачные клыки, несется прочь от войны. Экран медленно тускнеет в ледяных объятиях. Сквозь пелену редких облаков выглядывает краешек солнца, луч касается экрана, старый планшет оживает.

  … страшные последствия. Никто и предположить не мог, к чему приведут опыты с генами. Обуреваемые гордыней, алчностью и злобой, люди не хотели внимать мудрости Книги. Они хотели сравниться с Богом и упорно строили Башни. Одни хотели объединить человечество общими законами, другие желали властвовать над всеми, третьи решили вовсе создать нового человека, но перед этим уничтожить тех, кого создал Бог. Генномодифицированные продукты рекламировались как панацея от голода и недоедания. Предостережения ученых о побочных эффектах, выявленных в ходе опытов, предпочитали не замечать. А они были ужасны! Измененные гены в первую очередь уничтожали репродуктивную способность. А ведь завещано – плодитесь и размножайтесь! Мерзкие твари в образе человеческом решили, что найдено средство для кардинального сокращения населения. Раньше это делали войны и эпидемии, но взрослеющее человечество постепенно избавлялось от подростковой жестокости и легкомыслия, научилось лечить болезни и решать конфликты мирно.

  – Итак, господа, подведем итоги! Проведенный анализ показывает, что…

  Голос председательствующего на собрании то гремит подобно приближающемуся грому, то затихает, словно говорун удаляется в иную реальность. Благородный баритон ласкает слух эмансипированных дам, представляющих различные общественные организации – финансируемые, впрочем, из одного кармана! – и клонит в сон мужчин могучей лапой. Особенно достается военным. Офицеры готовы терпеть тяготы и лишения службы, но не в силах противостоять многословию. Ораторствующий господин в костюме военного покроя, т.е. в пиджаке с глухим воротником и накладными карманами – почему-то обыватель уверен, что именно так должен выглядеть настоящий военный вождь, – величаво рукОводит и взглядОводит умирающий от скуки зал.

  Примерно две сотни человек, делегатов субъектов Федерации, собрались на ежегодный съезд. Вопросов в повестке съезда было немного. Всего один – как решить проблему мигрантов. С точки зрения демократа и либерала, ответ очевиден и обсуждать тут особенно нечего. Но! - во все времена, в любом обществе находятся и будут находиться люди, для которых единственно правильным решением будет то, против которого выступает большинство. Эти люди исповедуют принцип – большинство всегда не право. Увы, это почти всегда так. Дикие звери, объединяясь в стаи для охоты и защиты, свергают вожака, если он перестает соответствовать требованием стаи. И пусть он трижды прав – стая всегда правее!

  Заразная болезнь, красиво называемая демократией (ласкает слух греческая речь, а русское “власть толпы” звучит портяночно-носочно) трудно поддается лечению. Достижимо только кратковременное облегчение от мучений путем незначительного кровопускания. В тяжелых случаях рекомендуется сливать кровь полностью. Сие прямо способствует длительной ясности мышления и трезвости ума. Когда поредевшая, изнемогшая под натиском бед и врагов стая ползет к вождю изгнаннику, сдирая в кровь лапы и животы и жалобно воя от страха и боли, снисходит понимание – нет, не правоты, а разумности того, кого еще вчера клеймили палачом, тираном и убийцей. Поэт был прав, утверждая, что большое видится на расстоянии. Только вот расстояние измеряется не аршинами да верстами, а жизнями и кровью.

  – Cogito, ergo sum! – раздается с трибуны патетическое восклицание. – Мыслю, следовательно, существую – утверждал Рене Декарт. Это фундаментальный элемент философии эпохи возрождения человечества. Это утверждение Декарт выдвинул как первичную достоверность. Как истину, в которой невозможно усомниться и потому с нее можно и нужно выстраивать здание достоверного знания. Аргумент не следует понимать, как абстрактное умозаключение, нет! Напротив, суть его в очевидности и самодостоверности существования меня, как мыслящего субъекта. Всякий акт мышления обнаруживает – при рефлексивном взгляде на него, разумеется! – меня мыслящего, осуществляющего этот акт. Аргумент указывает на самообнаружение субъекта в акте мышления: я мыслю – и, созерцая свое мышление, обнаруживаю себя, мыслящего, стоящего за его актами и содержаниями.

  Говорун делает паузу. Ухоженные пальцы сжимают хрустальную шею графина, неспешно льется вода в стакан, чуткий микрофон услужливо разносит по всему залу булькающие звуки.