Экран командирского коммутатора расцветает оранжевым огнем, мерзко пищит динамик. Знаменский достает из нагрудного кармана “трынделку”, взгляд останавливается на коротком сообщении: “Вскрыть файл, получить боевую задачу.” Появляется синий прямоугольник, перечеркнутый крест накрест. Прикосновение пальца открывает файл, появляется текст и карта, рассеченная надвое кривой линией маршрута движения. Содержание приказа коротко и непонятно: ”Занять и удерживать высоту (координаты), дождаться прибытия борта №4587, приказ на дальнейшие действия получите отдельно.”
– Ознакомьтесь, товарищи офицеры! – говорит он, текст и карта появляются на остальных планшетах. Офицеры внимательно изучают карту, лица спокойны. Только командир разведвзвода скептически хмыкает.
– Что у вас, поручик?
– Да время штаб устанавливает… как будто в шахматы играет! – кривится он. – Время прибытия в расчетную точку 14 часов 31 минута. Это что такое? А если спрямим маршрут и прибудем на пять минут раньше, что тогда? И вообще, странно как-то все это! – не унимается разведка.
– Возможно, это учения с боевой стрельбой, – предположил командир артдивизиона. – Обстановка максимально приближена к боевой.
– В приказе сказано занять и удерживать. Но вокруг пустыня!
Знаменский переводит изображение с коммутатора на интерактивный стол, который уже развернут и подключен начальником штаба.
– Судя по карте, это действительно так, – пожимает плечами начштаба. – Высота господствующая, какие-то развалины древнего замка за крепостной стеной. По последним разведданным, противника поблизости нет. Зачем целый бат тяжелой пехоты?
Объект атаки громадный холм с остатками фортификационных сооружений трехсотлетней давности. Организовать неприступную оборону в таком месте может даже взвод пенсионеров с дробовиками.
– Да, просто шишка в чистом поле, – согласился комбат. – А на ней руины избушки на курьих ножках.
– Может, командование ошиблось с приказом, командир? – осторожно спрашивает начштаба. – Если в этом районе ожидается наступление мигрантов, тогда согласен, развалины замка на горе идеальное место для обороны.
– Черт его знает! – пожал плечами Знаменский. – Пошли запрос на подтверждение приказа.
Коробка засекреченной связи “выстреливает” запрос в доли секунды. Подтверждение приходит через пару мгновений.
– Ладно, – машет рукой Знаменский. – Наверху виднее. Сколько до высадки?
– Сорок минут.
– Всем отдыхать.
Транспортные ИЛы заходят на посадку один за другим, машины сворачивают в стояночные “карманы”, опускаются аппарели. Боевые машины с недовольным ревом покидают тесное нутро самолетов, оставляя после себя сизые облака выхлопных газов и запах каленого железа. От аэродрома в районе Эрфурта надо совершить ускоренный марш, преодолев почти сто километров по безлюдной территории, когда-то называвшейся Германией. Теперь это обширная пустыня с развалинами городов и поселков, соединенных между собой дорогами отвратительного качества. Население уничтожено, чудом выжившие люди прячутся в развалинах, опасаясь мародеров из числа африканских мигрантов и одичавших цыган.
– Строится в походную колонну за головной машиной! – приказывает Знаменский по общей связи. – Разведвзвод – головной дозор! Готовность десять минут.
Направление – так теперь называются местные автобаны, - на северо-запад заполняется боевыми машинами, разведвзвод на колесных бронетранспортерах устремляется вперед. От аэропорта до района сбора подразделений чуть больше ста километров, согласно приказа штаба округа на марш дана девяносто одна минута. Это очень много, если по шоссе и на кроссовере. Если же на гусеницах по раздолбанному вдрызг проселку, то уложиться можно с трудом и то, если не будет вынужденных остановок.
В салоне командно-штабной машины (КШМ) тепло, сухо и комфортно, восемь колес с пониженным давлением гасят тряску, а снаружи идет мелкий и нудный, как лекция о международном положении, осенний дождик. Зима в этих местах начинается с октябрьских дождей. Изредка бывают морозы – аж минус один! – и снежные бури, после которых земля покрывается метровым слоем снега. Затем все это безобразие плавится и опять тянется унылая серость и слякоть, медленно переходящая в весну. Когда прекращаются ветры с Атлантики и дожди уходят, наступает лето.
– Какая гадость эта ваша заливная Германия! – шепчет Знаменский, глядя в окно.
По бронестеклу лениво ползут дождевые капли, клочья тумана укрывают раскисшую землю, в придорожных развалинах прячется темнота.
... бурлила жизнь. Красивая, сытая, вымытая ароматными шампунями и вытертая насухо бумажными полотенцами. Сюда стремились люди с Юга и Востока, Западная Европа была пределом мечтаний диких и ленивых уроженцев Средней Азии, Африки и Восточной Европы. Наивные придурки считали, что стоит им приехать, как они превратятся в зажиточных и красивых буржуа. Дом за городом, машина последней модели, жена фотомодель и непыльная руководящая работенка без какой либо ответственности. То, что наивный придурок двух слов связать не может даже на родном языке и не владеет необходимой профессией, придурка не волнует. Он судит о здешней жизни по простеньким фильмам – книг не читает, ибо не умеет! – и комиксам. Зато наивный придурок умеет слушать, как добрые идиоты волонтеры рассказывают о его правах и обязанностях государства по выплате пособий на каждого члена семьи. Наслушавшись рассказов добрых идиотов волонтеров, бежит в квартиру, бесплатно предоставленную государством, трахать жену, которая тоже ни бе ни ме, только глазами лупает, зато умеет рожать, как самка крысы, по два три крыс… э-э … ребенка. Государство добрых идиотов платит. Платит и платит…
– Ирония судьбы! – шепчет Знаменский, глядя на залитую дождем выжженную дотла землю. – Добрых идиотов вырезали. Наивных придурков согнали в лагеря, в разжиревшую Европу хлынули орды злых и жадных дикарей с мозгами саранчи и таким же мировоззрением. Что ж, у цивилизации тоже есть срок. Срок? – повторяет Знаменский. – Какого черта именно в 14.31? С чем связана такая точность?
– Вы что-то спросили, командир? – задал вопрос начштаба.