- Матерь Божья! – шепчет он и отступает на шаг.
На земле, в пыли лежит плод! Маленький, не больше кошки, хорошо различимы голова, руки и ноги, глаза закрыты. Черты лица вроде человеческие. Приглядевшись, Павел замечает маленький хвост, да и нижняя челюсть какая-то не такая. Все увиденное так удивило, что он садится прямо в пыль.
- Ну, дела! – произносит он, качая головой. – И что это может быть? Ящер проглотил человеческий плод? Чушь, откуда ему взяться! Тогда что, беременный ящер? А кто папа!? И потом, этот хвост… А может не хвост, а … не, ну ты уж совсем спятил в этой пустыне!
Кушать печень поверженного врага, следуя заветам предков, расхотелось окончательно. Павел еще раз внимательно посмотрел на … ну, в общем, на то, что вынул из вороха внутренностей. Вспомнил документальный фильм, авторы которого рассказывали о том, что зародыши некоторых высших животных и людей удивительно похожи, но только до определенного момента. Потом общая для всех программа развития останавливается, дальше построение тела у каждого вида идет своим путем. Но такое, утверждали ученые, возможно только у млекопитающих – дельфины, касатки, приматы и люди. Но на чем основаны такие утверждения и вообще выводы ученых по той или иной проблеме? На тех фактах, что доступны. А сколько проходит мимо внимания? В начале века австралийские врачи обнаружили у пятнадцатилетней девочки перемену резус-фактора. В детстве ей пересадили донорскую печень и с тех пор она находилась под постоянным наблюдением врачей. Вот только благодаря этому и обнаружили то, что ранее считалось абсолютно невозможным – изменение резус-фактора с отрицательного на положительный. А ведь наверняка подобное происходило и раньше, с другими людьми, но ни в одной стране не ведется постоянное наблюдение за всеми. Вот и получается – что не знаю, то не существует. А так ли на самом деле?
«Так, ладно, не фиг военную голову ломать над ерундой», - подумал Павел, с неудовольствием отступая в сторону – неожиданный порыв ветра принес целую волну такой вони, что дыхание перехватило.
Через несколько минут изуродованная туша ящера растаяла в мутной дымке за спиной. Павел бежит по ровной, как стол, каменной пустыне, изредка сверяя маршрут с виртуальной картой в цилиндре. Горизонт очистился от мути, даже серое небо посветлело. Иногда желудок робким бурчанием напоминал, что неплохо бы и поесть, на что голова ехидно рисовала яркую картинку недавнего прошлого – кучу внутренностей на фоне истерзанного трупа ящера. Желудок дергался и терял сознание.
Была уже глубокая ночь, когда Павел приблизился к гигантской трещине каньона. Сквозь облака не видно звезд и даже свет луны не пробивается сквозь толщу пара и грязи. В абсолютной темноте ничего не видно, но то, что он на краю пропасти, Павел понял по изменившемуся звуку собственных шагов и могильному холоду, что повеял из-под ног и остудил разгоряченное тело. Это был не просто прохладный воздух, а какое-то стылое дыхание преисподней, от которого мурашки побежали по коже. Раздается странный крик. Унылый вой появляется далеко внизу, нарастает, переходит в надсадный рев, захватывая все ущелье и вдруг падает истошным визгом, обрываясь на самой высокой ноте. В ответ звучит жуткое эхо на разные голоса, словно хохочут сумасшедшие бесы. Павел отступает на шаг, зябко передергивает плечами. Он вдруг вспомнил, что наполовину гол, безоружен, так что лезть в каньон будет не самым умным поступком в его жизни. Настроение сразу испортилось.
Недовольное солнце заливает хмурую равнину багровым светом. Рассвет занял уже половину небосвода и теперь подозрительно осматривает каменную пустыню. Разлом ущелья недобро светится рваными краями. Пропасть до краев заполнена коричневым туманом. Это пыль висит в воздухе, слабый ветер слегка перемешивает верхние слои. Опуститься глубже словно опасается. Павел стоит на краю, глаза подозрительно щурятся, взгляд старается проникнуть вглубь тумана. Прошло уже около часа, как он осматривает каньон, но до сих пор не удалось обнаружить хоть что-то похожее на спуск. Везде отвесные, гладкие стены, без трещин и сколов. Теплый луч солнца касается плеча, греет, гладит … Внезапный порыв ветра больно хлещет песком, швыряет клубок пыли прямо в рот. Павел поспешно отворачивается, на зубах скрипят песчинки, горло перехватывает сухостью. Грудь сотрясает кашель. Ветер дует сильнее, хлещет по обнаженному торсу песком пополам с мелкими камешками. Павел падает на землю, ладони закрывают лицо. Глаза запорошило, под веками жжет и чешется невыносимо.
Заряд песчаной бури исчезает так же внезапно, как и появился. Вой и свист стихают, на одеревеневшую от холода спину робко наступают теплые лучи солнца. Павел поднимается на четвереньки, отряхивается, как собака после купания. Потоки слез промыли глаза, он оглядывается вокруг. Ветер сдул пыль, камни и застывшая лава блестит металлическими сколами и полированными боками. Только горки серого песка с наветренной стороны напоминают - только что мела метель и она в любой момент может вернуться. Нет худа без добра. Внезапный ветер выдул большую часть коричневого тумана, мутная пелена осталась только на дне. Павел ложится на край, внимательно смотрит вниз. Прямо под ним выступ метра на полтора, от него спускается вниз разлом, достаточно широкий, чтобы мог спуститься человек. Правда, что там дальше, не видно, разлом сворачивает за другой выступ. Но выбора нет, остальные участки стены гладкие, словно каньон вырезали гигантской плазменной горелкой.
Павел осторожно спускается ниже, пальцы сжимают края плоского камня, ноги зависают в пустоте. Прыжок, жесткий удар в подошвы. Поспешно откатывается от края и вовремя – кусок каменной плиты размером с солдатское одеяло с хрустом обламывается. Павел вслушивается – через двадцать секунд доносится первый звук удара, затем второй. Далековато до дна! Спускаться по разлому очень неудобно – острые сколы дерут спину, впиваются в кожу. Очень скоро руки и ноги покрылись синяками, спина и грудь превратились в две больших ссадины, а на макушке выросли две громадные шишки, словно там лосиные рога режутся. Матерясь во весь голос, проклиная все на свете, Павел ползет по расщелине задом наперед, будто рак. Жарко, грязно и потоки холодного воздуха снизу уже не кажутся дыханием преисподней. Так, ветерок на полуденном пляже…
Павел теряет счет времени. Перед глазами медленно ползет нескончаемая полоса камня, соленый пот заливает лицо, мешает дышать, смотреть. Исцарапанное, избитое тело уже не кричит безмолвно от боли, а тупо ноет, как почерневший зуб. Иногда, сквозь шум в голове, слышится слабый треск: не то камни под руками хрустят, не то шкура лопается об острые грани. Путешествие на дно пропасти останавливается, когда ноги вдруг провисают в пустоте, по горячей спине бежит поток настоящего холода. Павел чувствует, что его держит только маленький выступ под задницей. Если соскользнет, полетит вниз. Мускулы на руках вздуваются отчаянным усилием, жилы трещат от напряжения, тяжелое тело медленно поднимается выше. Оборачивается. Сквозь мутную пелену пота видит, что расщелина кончилась, дальше громадный провал. Снизу доносится приглушенное расстоянием бульканье, плеск воды. В воздухе чувствуется сильный запах серы. Пару минут Павел отдыхает, обессилено застыв на камнях. Шум в ушах стихает, появляется боль в исцарапанном теле, сорванные ладони обжигает огнем. Голова проясняется, возвращается способность мыслить.
