— Так ты сможешь ему помочь? — Фелар вперился в меня непонимающим взглядом, опять прекращая смеяться. Задумался и выдохнул, покачав головой. И на этот раз все же ответил.

— Это несложно сделать, сложно понять, — Фелар заметался по камере, снова не вовремя пропадая из виду. Я вновь услышал, как хлопают по каменистой поверхности голые стопы.

— Объясни, — потребовал я, все больше боясь, что заключенный в который раз перестанет казаться человеком. Сумасшедших среди рабов я видел не часто: обычно, если кто из надсмотрщиков замечал подобные изменения, казнь была быстрой. А у родовых аристократов голова всегда оставалась ясной. Поэтому я никак не мог понять, почему он не мог устоять на месте. Тем более если каждую секунду мучила боль после допросов. Хотя я совру, сказав, что истерика на грани полоумия мне совсем не знакома.

— Ты… ты не поймешь, ты ведь не знаешь, что это такое.

— Объясни! — почти прикрикнул я и осекся. Но, кажется, меня не услышали. Только Маук, словив мой напуганный взгляд, предостерегающе покачал головой. Я замолчал, впервые задумавшись над тем, что ничего не знаю об этом человеке. Только почему-то, когда была возможность спросить у ополченцев, не показалось важным, как этот человек освободил силу и чью. Похоже, мало кто верил в россказни помимо Маука, уверенного в правдивости этих слов. — Кого ты освободил? Когда?

— Не я. Меня. Но после казни брата сила постепенно ушла, — об этом я слышал множество раз. Даже доводилось видеть Светлых, которые неожиданно переставали быть и чувствовать себя богами. Говорят же, что после попытки переворота и резни стали вырождаться и те, и другие. Но я никогда не думал, что возможно полностью и навсегда потерять дарование Природы. — Я почти не помню. Это он мне помог…

— Что он сделал?

— Сказал… — поправил меня Фелар, перейдя на заговорщицкий шепот, и я едва смог его услышать. — Это ожоги, но они действуют на мысли. Сила никуда не исчезала. Вот, что важно.

Я вспомнил уродливые шрамы, плотно оплетающие запястья Ариэна. Кажется, на лбу собрались складки.

— Не понимаю.

— Я же говорил… — с укором подметил он, но не остановился. Хотя не верил. Ощущалось, что совсем не верил, что сможет оказаться на свободе, еще сделать что-то полезное прежде чем веревка сломает шею. — Надо обмануть зрение, обмануть тело и представить, будто шрамов нет.

— Звучит слишком просто, — «и глупо», — хотел сказать я, но передумал. В чем-то в его словах был смысл. Это же дарование, как его могут отнять обычные смертные? Но поверить на слово в такие незамысловатые и размытые слова просто не мог.

— А ты попробуй посмотреть на небо и сказать, что оно зеленое. Поверишь? — я мотнул головой, хоть прекрасно понимал, что собеседник меня не увидит. — Достаточно одной мысли и необходимости, желания. Достаточно просто забыть и сделать то, ради чего Природа выбрала нас, — спокойно пояснил Фелар, но воодушевления в его голосе не было. С сомнением я оглянулся на маленькое окошко под самым потолком: тучи очень медленно начинали растягиваться, обнажая розовеющее небо. Из какого-то закутка эхо вместе с леденящим ночным воздухом принесло сиплый крик и кашель.

— Сколько тебе потребовалось времени? — я с тревогой уставился в пугающую темноту коридора.

— Недостаточно, чтобы уберечь близкого человека.

— Но шанс ведь есть, да?

— Я не знаю, — рассеянно пробормотал Фелар, опустив глаза. — Я бы хотел сказать. Я бы так хотел, но…

Я украдкой посмотрел на Маука. Те двое до сих пор продолжали во что-то играть, а он неподвижно стоял рядом, словно статуя, так ни разу и не пошевелившись. Нужно принять решение, раз мы уже здесь. Никакой уверенности, но надежда еще была. Как бы сказать об этом Мауку? Как отвлечь? Недолго думая и не расписывая возможные последствия, я громко засмеялся и прокричал:

— Эй, новичок. А как же сказка на ночь? Я все жду-жду, а ты молчишь. Мне уже скучно! — кажется, прозвучало совсем неестественно, но я ничего не мог с собой поделать. От напряжения жутко затряслись колени. До выдержки Госпожи мне оставалось слишком далеко, Она бы никогда не позволила себе так волноваться и переигрывать, владея актерским мастерством в совершенстве. Так вспомнить, сколько раз поначалу я делал неверные выводы по ее поведению и действиям, но так и не смог научиться.

— Заткнись! — злобно прокричал Маук, отталкиваясь от стены, но на лице отпечаталась тревога. Стражники остановились и, не желая пока подниматься со скамьи, вытянули шеи. Шоу начиналось и должно было поднять хороший шум.

— И не подумаю, — я засмеялся, хватаясь руками за прутья.

Встав напротив моего окна, Маук с тихим скрежетом чуть вытащил меч из ножен. В глазах светилось предостережение. Я четко ощущал этот момент: на волоске от провала.

— Фелар за твоей спиной, — тихо-тихо прошептал я. Маук робко кивнул и чуть оглянулся назад, когда Фелар удивленно приник к прутьям и открыл рот.

— Маук? Ты? — парень заметно напрягся и опять взглянул на меня. Я заметил, как его руки сжались в кулаки.

— Послушай, ты должен найти…

— Что этот придурок петушиться начал?! Мразь! — перебив мой шепот, гаркнул стражник, с грохотом поднимаясь на ноги и большими шагами направляясь к нам. Сердце судорожно опустилось в нижнюю часть живота, не прекращая громко ухать.

— …Рэрна или Госпожу. Я отвлеку. Давай, — «сейчас они не заметят», — хотел еще добавить, только не успел. Подоспевший стражник с силой ударил рукоятью кнута по двери и встал совсем близко, в упор и с ненавистью смотря на меня. Больше я уже ничего не мог сказать незаметно, а сомнения все равно остались: что именно сказать и сделать, чтобы появился шанс?

— Тебе плохо объяснили твое положение, отребье?

— Меня нельзя трогать, — хищно улыбнулся я, едва выговаривая слова из-за волнения и набирающего обороты безотчетного страха. — Сучка предупредила же, да? — не без труда я заставил себя это сказать, на секунду почувствовав вину перед Госпожой. Вместо ответа пришелся не слабый удар по неубранным вовремя пальцам.

— Я научу тебя разговаривать.

— Собака умеет только лаять, а не разговаривать, — сквозь сжатые зубы огрызнулся я, открыто нарываясь на продолжение, пока Маук медленно отходил назад.

— Роб, иди сюда. Кто-то совсем обнаглел. Роб! — потирая руки, мужчина оглянулся на второго поднявшегося стражника. Правильно, зови и его. Не так и сложно оказалось завладеть их вниманием. Я почти ликовал, понимая, что в такой момент разъяренным псам нет никакого дела до Маука.

— Но… Приказ, — я тихо и жалобно промямлил, пятясь назад, когда услышал звон связки ключей.

— Так никто ведь не узнает, — почти ласково улыбнулся мужчина, отворив дверь и сделав шаг внутрь. Второй последовал за ним, уже ни на что не обращая внимания. Я сглотнул и быстро оглядел почти исчезнувшего в темноте Маука. Сейчас!

***

Удары сыпались со всех сторон. Единственное, что они пощадили — лицо. Днем Рич бил с той же яростью, но не так сильно. Я хорошо прочувствовал разницу. Ребра, не раз уже переломанные еще во времена моей относительной свободы и обучения в столице Империи, словно прогрызали плоть и легкие. Болели перебитые рукоятью кнута пальцы левой руки, напомнила о себе и ушибленная голова. В этот раз я не отбивался, успевая только ставить слабые блоки. Двое на одного — выходило плохо.

Один из них — я почти ничего не видел из-за залившей глаза крови из опять открывшейся раны — поднял меня на ноги и обхватил чуть выше локтей, отчего скобы кандалов крепко врезались в перебинтованные кисти. Тогда на движения не осталось и толики свободы.

Я ждал, что они остановится. Вот-вот. Уже последний удар, чтобы получить удовольствие, но они не останавливались, словно желали проверить мой предел. Я знал, что для таких служак важен лишь приказ непререкаемого авторитета в лице начальника или куратора, здесь же Госпожа была никем. Но забить до смерти просто ради удовольствия?.. С каждым осознанно сильным ударом я все больше терялся. Больно. Слишком больно. Не полностью затянувшиеся раны на спине напоминали о себе каждый раз, когда я невольно ронял голову на грудь и пытался скорчиться. Тело горело, и не хватало сил напрягать живот, но стоило его расслабить, и боль удвоилась. Как будто кулак не просто впечатался во внутренности, а размазал их по шершавой поверхности стен. Сдержать крик не удалось, и лишь тогда, заскулив что-то совсем непонятное, я повис на чужих потных руках. На лбу проступила испарина, и глаза защипало от смешанного с кровью пота.