В детском доме он освоился в первые же дни. Нахрапом утвердил себя лидером. Приспособил в качестве «жены» Одарку Кубенко, низкорослую, полненькую, с развитыми не по годам женскими прелестями по прозвищу «Пончик». В детский дом её доставили из глухого украинского села. Её родители состояли в какой-то тайной религиозной секте. После смерти матери отец принудил дочь к сожительству, когда ей шёл девятый год. Секту разоблачили. Отец оказался за решёткой.

Опытному Филиппу не надо было прилагать усилий, чтобы добиться ласки юной женщины с весёлыми голубыми глазами. К тому же «курице», как называл Филипп всех девочек, он очень нравился. Другим воздыхателям путь к нежностям Одарки был заказан – всем, кроме заведующего детским домом, в гостях у которого нередко бывала Одарка. Филипп, узнав об этом, даже задал ей поначалу трёпку, но потом, помозговав, смирился. Против начальства переть, что писать против ветра.

Петушиный нрав Филиппа щипать девчонок за бёдра, хватать за колени, хлопать по задницам, тискать груди и даже целовать сходу в губы, приносил ему не только радость. Как-то в школе под тёмной лестницей он зажал одну молодую девчонку. Она подняла крик и… оказалась учительницей, завучем школы. Было немало и других проделок, за которые Филиппа исключили из комсомола, а однажды чуть не отдали под суд.

Детдомовские «курицы» после столкновений с Филиппом грозились жаловаться заведующему Чурилову, но обращались почему-то к тёте Поле.

…Павлинка пришла посмотреть на то, как устроился брат на новом месте. Поставила на тумбочку стеклянную баночку с букетиком подснежников. Они только-только заголубели на пригорке за забором детского дома. Павлинка заприметила с высокого крыльца изолятора. Выпросилась на несколько минут выйти за ворота.

– Это ты, девонька, хорошо придумала, – похвалила тётя Поля, – всем бы так надо. Культура как никак. Да надолго ли? Филька появится – мигом эти ургуйки раздербанит.

– А мы не позволим.

«Да что же вы можете сделать, милые вы мои воробышки, против коршуна, – не без боли в сердце подумала тётя Поля. – Хорохорятся не знаючи». – Это правильно. В обиду себя не давайте. Ну если что… Мне говорите.

Ребята старшей группы учились во вторую смену. Возвратились в детский дом только вечером. Второй этаж зазвенел голосами, топотом ног, грохотом передвигаемых табуреток.

В числе первых появился и Филька Жмыхов. Бросил на кровать брезентовую сумку с книгами. Алесь стоял у тумбочки. Филька был на голову выше его.

Приглаживая ежик густых русых волос, оценочно проколол Алеся быстрым взглядом гвоздистых серых глаз.

– Ну здорово что-ли. С прибытием.

– Здравствуйте. Спасибо.

«Вежливый какой, маменькин сынок».

– Я, Филипп Жмыхов… Между нами просто Филя. Чуть дрогнули насмешливые губы Алеся: «Простофиля. Вот тебе и кличка». Он ждал, что Филька протянет руку. Как никак заговорил первым – положение обязывает. Но Филька и не думал этого делать. Он плюхнулся спиной на кровать, сладко потянулся, довольный собой и окружающим миром.

– А тебя как дразнят?

– Моё имя Алесь… Алесь Штефлов.

– Имя-то какое-то девчоночье, – фыркнул Филька, – ты, видать, нерусский?

– Не совсем. – Случалось Алесь объяснял происхождение и имени, и фамилии. Но тут решил воздержаться.

– Я белорусский.

– Как? Как? – прищурился Филька, соображая. А! А! Из Белоруссии, значит. Это хорошо. Это всё равно что русский… Не фриц, не чучмек, не чурка. Ладно, это потом. А счас слушай сюда.

Филька заложил руки за голову.

– До тебя здесь спал Валерка-заморыш. Он был моим ординарцем. Знашь, кто такой ординарец?

Алесь где-то слышал. Кажется, в фильме «Чапаев», у Чапаева ординарцем был Петька, который выполнял поручения командира. Понятная обязанность. Но на всякий случай Алесь ответил «не знаю».

– Слушай сюда, – начал поучать Филька, – ординарец – это такое лицо при командире. Он чистит ему одёжу, обутки. Заправляет койку. Ходит в столовку за шамовкой. Ну, в общем, делает всё по нужде командира. Я назначаю тебя ординарцем!

– А вы что-ли командир?

В голосе Алеся Филька уловил прыгающую смешинку.

– Кто я – тебе разобъяснят наши пацаны, – сказал тоном, который давал понять высоту его положения в детском доме и отсекал желания хорохориться: ты человек новенький, маленький и имеешь только одно право угождать всем и прежде всего ему – Фильке.

К разговору уже прислушивались притихшие ближние и дальние соседи по кроватям. Назревал спектакль. Филька был изобретательным постановщиком. С Валеркой-заморышем такое вытворял… Может Валерка от этого и деранул в бега. Не из детдома. От Фильки.

Внутренне напрягаясь, Алесь сел на свою кровать, – стойка на ногах уже показывала какую-то подчиненность. Филька словно этого и ждал. Его ноги в грязных ботинках моментом оказались на коленях Алеся.

– Давай-ка, брат ординарец, снимай мои копыта. Это на первый раз для знакомства.

Филька сделал сердитую повелевающую гримасу.

Алесь спиной видел, как на цыпочках подшагивают к нему обитатели комнаты – полюбоваться его унижением. Поддайся Фильке и каждый из них станет помыкателем, даже самый тщедушный, но окрыляемый всеобщим мальчишеским презрением. «Если тебе не хватает силы победить, то пусть достанет воли не покориться», – так учил дядя Карел.

Резким движением Алесь сбросил тяжелые ноги Фильки со своих колен и встал.

– Ухаживать за собой вы будете сами. Снимать обувь. Заправлять кровать. И выполнять другие потребности личного туалета. Если вам необходима помощь, то попросите о ней.

Такой взрослой, а главное – правильной речи от какого-то пацана Филька никогда не слышал, и более того – не ожидал отказа. И не знал, какими словами ответными пришибить его. Жгли язык только матерные. Так почему-то бывает всегда, когда разгорается злоба. Именно не привычные пацанские выражения, а фразы, которыми в книгах и кино говорят культурные люди, и раздразнили Фильку. «Воспитанный…Цветочки на тумбу пристроил. В санаторий приехал». Он резко вскочил, обеими руками сгрёб Алеся за воротник рубашки, с намерением потрясти, показать, кто тут хозяин положения.

– Ты-ы-ы шкет!

От сильного толчка в плечо Филька качнулся в сторону тумбочки, больно ткнулся в нее рукой, аж в локте заломило. Она и помогла устоять на ногах. Букетик цветов опрокинулся. Поллитровая банка, стукнувшись об пол, покатилась, звеня стеклянными боками. Филька недоуменно повернулся в ту сторону, откуда последовал толчок. Перед ним стояла девочка почти одного с ним роста. Белолицая, с белыми кудрявыми волосами. Алые губы сердечком. Она даже показалась знакомой. Где-то видел. Кажется, на какой-то картине или открытке. Вот только в сощуре карих, так вроде бы не подходящих к лицу, глаз – пламя. Если бы это был пацан, или даже какой другой взрослый мужик, Филька врезал бы не задумываясь о последствиях. Такой жар бросился в голову. Но с девчонками он никогда не дрался.

– Ты што-о-о? Ты кто-о-о? По роже захотела?

– Я сестра Алеся.

– Какая ишо сестра. Курица белобрысая. Не лезь куды не просят. Радуйся, што я девчонок не бью…

Филька приосанился. Лицо ухмылкой осветлил.

– Я их ш-шупаю, – и хвать Павлинку пятерней за грудь, уже заметно взбугривающую платье.

– Не смейте лапать!

Звонкая и сильная пощёчина вздёрнула голову Фильки, он даже закрыл глаза от неожиданности. От следующего удара в челюсть она загудела и словно наполнилась туманом. Он обмяк и опустился на пол. Туман медленно рассеивался. Филька открыл глаза: вначале увидел ноги Алеся, а чуть подняв голову, его навострённые в боевой стойке кулаки. «Это он? Это он так меня звезданул? Как же так?»

Драться Алеся тоже учил дядя Карел.

Первое правило: бей первым! Левая рука сжата в кулак и приподнята на уровне лица – готова к обороне. Правая, тоже сжатая в кулак, – у пятой точки. Левая нога – опорная – чуть полусогнута. Удар правой рукой с разворота. Ни одной рукой, а всем корпусом. Сногсшибательный! Дядя Карел обматывал своё лицо толстой шерстяной шалью. Показывал, в какое место бить. Поначалу Алесь стеснялся. Но дядя Карел требовал. И Алесь входил в раж. «У тебья природа. Ты – боец… Малладец!», – осыпал похвалами дядя Карел каждый удачный выпад.