- Красные.
- Во! - обрадовался парень. - Их-то мне и надобно. А кто у вас заглавный?
- Я заглавный, - ответил Буденный.
- А не врешь? - недоверчиво посмотрел на него парень.
- Не вру. Говори скорее, в чем дело?
- Да не, ты в самом деле заглавный? - снова спросил парень и перекинул взгляд на Мусинова. - Не брешет он, а?..
- Он правду говорит, - сдерживая смех, ответил комиссар. - Это начдив Буденный.
- Слыхал о Буденном, - обрадованно проговорил парень. - Да, вишь, какое дело-то, начальник... Меня Ванькой зовут... Толкушкин Ванька... У попа я батраком работаю... Ныне ночью у нашего попа генерал Голубинцев ночевал со своими офицерьями... А ныне поутру, как толечко зачалась стрельба, генерал-то этот с своими офицерьями вскочили с постелей - да на коней... Поп меня разбудил: "Ванька, говорит, проводи генерала за хутор балочкой". Вот я этого толстопузого генерала да его офицерьев проводил по балке - да сюда, думаю, может, встречу где заглавного красных, чтоб, мол, поймать этого сатану-то, Голубинцева... Ей-богу, правда!..
- А ты можешь нас провести к этой балке? - спросил Буденный.
- А почему нет? - усмехнулся парень. - Конечно, могу.
- Пошел! - крикнул Буденный. - Веди, Иван!
Парень толкнул ногами под бока свою лошаденку и снова, подбрасывая локти, помчался по улице. Буденный, комиссар Мусинов и все остальные поскакали вслед за ним.
- Не подведет? - спросил Мусинов у Буденного, указывая на парня.
- Такие не подводят, - ответил Буденный.
Проехав сады, парень нырнул в небольшую балку и, не останавливаясь, молча указал Буденному на свежие лошадиные следы на снегу.
Выскочив из балки на заснеженную степь, парень радостно вскричал, указывая на группу всадников, удалявшуюся от хутора:
- Вон они, проклятые!..
- За мной! - закричал Буденный и, обгоняя парня, с места в карьер, крупным наметом помчался вслед за белогвардейцами.
Чистокровный дончак Буденного сразу же выдвинулся вперед. Далеко отстали комиссар Мусинов и только что прибывший молодой командир Лемешко, назначенный адъютантом к Буденному. Не отставал лишь от начдива Фома Котов на своей бойкой маленькой лошаденке. Буденный с удивлением посматривал на него, потом, не утерпев, спросил:
- Какой породы лошадь у тебя, Котов?
- Кабардинской, товарищ начдив.
- Хорошая лошадь.
- Неплохая, товарищ начдив.
И они продолжали мчаться молча. Проскакав версты две по сугробам, Фома почувствовал, что вспаренный его конь долго не выдержит такой бешеной езды.
- Товарищ начдив, - крикнул он. - Лошадей загоним.
- А вон видишь, - указал обнаженной шашкой вперед Буденный.
Они нагоняли нескольких белогвардейцев на заморенных лошадях.
- Стой! - загремел Буденный.
Белогвардейцы покорно остановились и, подняв руки, испуганно смотрели на приближавшихся Буденного и Котова.
- Где генерал Голубинцев? - спросил у них Буденный.
- Впереди скачет, - охотно ответили пленные.
- Вперед! - крикнул Буденный Фоме и они снова помчались.
"Падет мой конь", - с тоской думал Фома, но отставать от начдива не посмел.
- Смотри, Котов! - крикнул Буденный, указывая на пригнувшегося к гриве всадника в защитной бекеше, скакавшего впереди на тяжелой лошади, кажись, офицер?
- Так точно, товарищ начдив, - подтвердил Фома. - Офицер. Я его сейчас зарублю, - поднял он шашку.
- Не надо, - сказал Буденный. - Возьмем так.
Поравнявшись с офицером, он тупой стороной шашки ударил его по спине.
- Сдавайся.
Офицер, рябой, смуглолицый, передернулся в седле от ужаса.
- Где Голубинцев?!
- Там... там... - указывая вперед, пробормотал офицер, тяжело склоняясь над лошадью.
Буденный снова рванулся вперед. Глаза его горели. Больно уж заманчива была мысль забрать в плен генерала Голубинцева.
Фома, сожалеюще оглядывая своего коня и сокрушенно покачивая головой, не отставал от начдива...
По посвисту пуль над головой Фома догадался, что их обстреляли с пригорка.
- Товарищ начдив! - встревоженно крикнул он. - Дальше нельзя. Обстреливают!
Но Буденный сам это уже понял и остановился, с сожалением глядя на отдалявшихся всадников.
- Ускакали, гады.
Он поднял руку и посмотрел на нее. Сквозь шерстяную перчатку выступали капли крови.
- Товарищ начдив, - вскричал Фома, - вы ж ранены!
- Ранен, - болезненно усмехнулся Буденный. - Я уже два раза сегодня ранен.
- И вы молчите?
- А разве в таком случае нужно кричать?.. Сижу в седле - значит, все в порядке... Ах, черт! - снова с сожалением посмотрел он в сторону ускакавших белогвардейских всадников. - Удрал Голубинцев. Счастлив на этот раз... Но ничего, другой раз не убежит...
Подъехали конники во главе с комиссаром Мусиновым.
- Начдив два раза ранен, - сказал ему Фома.
- Семен Михайлович! - встревожился комиссар. - Вам плохо?.. - Он соскочил с лошади, хотел помочь ему слезть с коня, но Буденный отмахнулся.
- Не беспокойтесь, товарищ политком. Я ранен легко, доеду сам до околотка.
- Товарищ начдив, - произнес Мусинов. - От Тимошенко коннонарочный прискакал... Хутор Прямая Балка в наших руках, враг разгромлен, много пленных, большие трофеи...
- Замечательно! - радостно сказал Буденный. - Я в этом был убежден. А где наши пленные? Там среди них, кажется, офицер был...
- Здесь, товарищ начдив, - отозвался адъютант Лемешко, подводя к Буденному трех пленных казаков и одного офицера с есаульскими погонами. Офицер едва держался на ногах, его поддерживали под руки два казака.
- Что он пьян, что ли? - удивился Буденный.
- Он тяжело ранен, господин командир, - ответил один из пленных.
- Не господин, а товарищ, - внушительно поправил Фома.
- Извиняюсь, товарищ командир, - смутился казак.
- Ранен? - переспросил Буденный. - Гм... тогда надо устроить его на подводу... Как фамилия, есаул? - взглянул он на офицера.
- Крючков, - тихо ответил офицер.
- Крючков? - с интересом взглянул на него Буденный. - Уж не Козьма ли?
- Козьма, - кивнул офицер.
- Вот птица-то какая знаменитая к нам попала, - усмехнулся Буденный. - Это же, товарищи, тот самый Козьма Крючков, про которого буржуазные газеты легенды писали, что будто он чуть ли не эскадрон австрийцев зарубил... Ну да дело не в этом. Человек раненый, надо его в госпиталь отправить...
Достали подводу, уложили в сани Крючкова, повезли в госпиталь. Но довезти его не удалось, дорогой он умер...
XIII
Выйдя из госпиталя, Константин отправился на освидетельствование медицинской комиссии, в душе тая надежду, что его признают непригодным для фронтовой службы и определят для службы в тылу. Ему не только надоела война, но он стал ее бояться.
Будучу человеком суеверным, Константин внушил себе мысль, что его преследует рок и если снова попадет на фронт, то уж на этот раз его непременно убьет Прохор. Но медицинская комиссия не знала представшего перед ней полковника да и имела строгие указания начальства меньше обращать внимания на разные болезни военнослужащих и направлять всех на фронт. Она предоставила Константину две недели отпуска для поправки здоровья, после чего он снова должен быть направлен в строй.
Пришел он домой хмурый, удрученный.
- Что с тобой, мой мальчик? - приласкалась к нему Вера. - О чем грустишь?
Константин пожал плечами:
- Ты ошибаешься, Верусик, я совершенно ни о чем не грущу.
- Но у тебя вид какой-то хмурый, грустный...
- Да просто так... Ранен же я был, болел...
- Милый мой вояка, - звонко расцеловала его Вера. - Ну, поживешь дома, поправишься, станешь снова веселым. Твоя женушка сумеет тебя развеселить...
Константин вздохнул и промолчал.
Вера взобралась к нему на колени и начала плаксиво:
- Костик, твоя женушка ходит, как кухарка... У других дам новые прекрасные платья, лаковые французские туфли... Шикарные шляпы... Я уж не говорю о драгоценностях. А я, бедная, ничего абсолютно не имею... Старые платья перешиваю... перчатки все изодранные... Стыдно среди людей показываться... - И она заплакала.
