– Какой Анохин-то?

– Ну профессор-мозговед, не знаешь, что ли? Да слышал наверняка! Он по ссылке тогда через Черниговскую мне выскочил. Я передачу с Черниговской смотрел, там тоже мужик один выступал, другой. Мне тогда запомнилось, он говорит, что сознание перестает воспринимать то, что не меняется. Вот ты одежду надел, и, в общем, перестаешь ее замечать, и для сознания она не существует как бы. И когда мужик-то этот все время одно и то же описание, одними и теми же словами читал, у него уже сознание не может на это с такой же силой эмоциональной реагировать, потому что все одно и то же одинаково написано. Это как анекдот, который по десятому разу уже слышишь, не смешно ни разу. Так же и здесь, короче, реагируешь нейтрально и все…

Значит медитация. Как способ остановить внутренний непроизвольный диалог. Или как минимум перевести его из словесной формы в образную. «Слова звучат в голове человека моим голосом, – думал Артем, – и если он смотрит на меня в этот момент и видит, что я рта не открыл, то сразу понимает, что что-то не то. Образы же человек будет просто воспринимать как свои собственные. Значит первая задача: научиться на людях думать исключительно образами.»

«Боже мой, сколько же написано про эту медитацию! Хренова туча! Это же невозможно освоить и за сто лет!» – ужаснулся Артем, вбив в поисковую строку слово «медитация». Взяв на пробу одну из электронных книг, – бумажные он уже давно перестал покупать, вовсе не по каким-то идеологическим мотивам, просто из банального, прагматического удобства, когда ты можешь иметь в своем телефоне в полном своем распоряжении в любой момент времени целую библиотеку, – он поразился терминологии, которая там использовалась.

Автор книги призывал к «повышению разумности в почках» и «заострению вещества дыхания». Вообще очень много говорилось именно в таких формулировках о том, к чему в итоге должна приводить эта процедура, но практически ничего о том, как именно и что именно надо делать. Единственное, что он более-менее понял, это то, что надо дышать, следить за дыханием, может быть считать вдохи и выдохи и при этом ни о чем другом не думать. И так минимум сорок минут в день.

Он стал пытаться, но получалось у него, прямо скажем, слабовато. Тогда он параллельно стал экспериментировать с разными дозами препарата. Навыки медитации не продвинулись, но стали обнаруживаться удивительные возможности.

Сначала он даже этого не осознавал, не понимал, что под действием препарата мог «подключиться» к голове любого человека на любом расстоянии, подслушивая его мысли. Просто немного удивился, как необычно ярко сработала его «фантазия», когда вспомнил про Вику, созерцая огромную кучу нестираного белья возле стиральной машинки. В этот момент он вдруг «увидел» себя в магазине косметики и подумал, что ему срочно нужна тушь для ресниц. Он даже почувствовал легкий смешанный запах парфюма, свойственный этим магазинам. Но видение это было слишком легким и мимолетным, чтобы воспринять его всерьез.

Осень все никак не наступала. Было совсем не по-осеннему сухо и тепло, только ночи заметно похолодали. Стояла середина сентября, а желтизна в кронах только-только начала пробиваться. На фоне спокойной, почти чистой голубизны неба, кое-где лишь слегка припорошенной белой дымкой легких облачков, мощно смотрелась залитая солнцем густая зелень, немного потухшая, но все еще по-летнему полная жизни. Эта реденькая желтизна, да капельки крови на рябиновых ветках, только и напоминали о наступающем увядании, в неизбежное пришествие которого просто не верилось.

Артем любил это короткое время начала осени, когда уже нет изнуряющего летнего зноя, а пора нудных, моросящих, однообразных, серых дней поздней осени еще не пришла. И эта зелень на фоне ярко-голубого неба и легкий теплый ветерок, звали его на балкон, где он мог подолгу стоять, облокотившись на перила, смотреть вдаль, прихлебывая из своей любимой поллитровой кружки любимый горячий чай.

В такие минуты он забывал обо всем, был совершенно спокоен и умиротворен. Как раз в таком состоянии к нему и пришло понимание своей способности «слышать» мысли других людей. Наблюдая, как сгорбленная древняя бабуля пытается закорячить свою огромную продуктовую сумку на колесиках с проезжей части на тротуар, он понял, что это покряхтывание и бессвязанный бубнеж про «акционные пять литров молока» и соседку Наташку, которая не помогла дотащить, «потому што ей, вишь, в поликлинику приспичило», просто не могли быть плодом его фантазии. А слышать бабулино бормотание обычным образом при помощи ушей, находясь на балконе пятого этажа, не было никакой физической возможности.

Когда эта мысль пронзила его сознание как разряд тока, он как раз делал глоток из кружки. Он замер, начатое глотательное движение приостановилось, а чай, еще довольно горячий, продолжая свое естественное движение под воздействием силы тяжести и свойства текучести воды, попал на голосовые связки. Артем поперхнулся и закашлялся.

Сначала он не поверил. «Как?! Не может быть?! Это… невозможно просто!» – его мозг отказывался признавать очевидное. Он уставился на бабку и ее мысленный диалог, продолжавшийся как ни в чем не бывало, не оставил места для сомнения. Артема затошнило. Он прикрыл глаза и сделал глубокий вдох через нос. «Как это возможно? Как это возможно?» Нужно было отвлечься. Просто даже для того, чтобы преодолеть тошноту. Он ушел в комнату и лег на диван. Достал телефон. Открыл ленту.

Когда первый шок остался позади, Артем стал часами эксплуатировать эту свою новую удивительную способность, стоя на балконе и подслушивая случайных прохожих. Какого же было его удивление, когда спустя несколько дней подобных наблюдений он понял, какой мусор у людей в головах! У абсолютного, подавляющего большинства! Его поразило это безмерно. Правда, он никогда раньше не думал об этом и никогда не интересовался чтением чужих мыслей, все больше думал о себе любимом, но все же, все же! «Не до такой же степени!» – высокомерно возмущался он про себя, натурально подразумевая, что уж у него-то, – Артема Милованова, – такого хлама в голове быть не может.

Ему припомнилось, как он в детстве, услышав на улице иностранную речь, страшно досадовал, что не знает языка и поэтому не может понять, о чем говорят эти люди. Его мальчишеское воображение тут же рисовало картину чего-то значительного, глубокомысленного и очень-очень важного, что начинало жечь его сильнейшим любопытством.

Уже повзрослев, он часто вспоминал это жгучее чувство, когда, выйдя утром рано и спеша на работу, слышал, как два дворника – граждане ближайшего зарубежья – что-то бойко лопотали на своем восточном наречии, пытаясь докричаться друг до друга через весь двор, как будто не проще и удобнее было просто подойти поближе и спокойно разговаривать не напрягая глотку. Но теперь он мог себя успокоить – дворники ни о чем значительном разговаривать не могли. Почти наверняка какая-нибудь ерунда. Но чтобы и все остальные тоже!

Большинство людей, идя по улице, мысленно прокручивали у себя в голове мелкие события своей жизни, в большинстве случаев недавние или ближайшего будущего, при этом зачем-то выдумывали альтернативные сценарии развития этого незначительного, на взгляд Артема, события, конструировали диалоги с воображаемыми собеседниками, как будто нападавшими на них, и тут же возмущенно парировали агрессивный выпад, как если бы и вправду кто-то крайне несправедливо обошелся с ними именно в эту минуту.

Эмоциональный фон практически у всех был негативный: обида, тревога, возмущение, гнев, апатия, тоска, безысходность… Зрелище не самое приятное, надо сказать. Сколько же сил, жизненной энергии уходит на эти бури в стакане! Поразительная расточительность!

В какой-то момент, сильно сконцентрировавшись, глубоко погрузившись в какого-то паренька, идущего мимо его дома, закрыв глаза, Артем вдруг услышал громкую музыку незнакомого исполнителя, которую раньше никогда не слышал, и прорывающиеся сквозь эту музыку обрывки его мыслей и образов: «Вован узнает – офигеет ваще… Батя денег обещал…»