«Да, это мне ветрогон прописывали…»

«Так я и говорю! Он максимум проблеваться должен был…»

Он вдруг резко метнулся домой. «Как называется ветрогон этот, черт?! На «В» что-то такое. Ви.. Ве.. Черт! Черт!» Вбежав на кухню прямо в уличной обуви, он бросил пакет с продуктами на пол и начал лихорадочно перебирать упаковки из-под лекарств на столе. «Не то. Нет. Все не то. Вамлосет… Нет.» Упал на колени и стал ползать, собирая разбросанные повсюду коробочки. «Нет. Все не то. Черт! Где же?!» Устало сел прямо на пол, пытаясь восстановить дыхание, привалился спиной к дверце кухонного шкафчика.

Медленно обводя взглядом пространство пред собой, вдруг увидел в темном углу под кухонным диванчиком маленькую светло-зеленую коробочку. Рванул под стол, громыхая стульями, достал. «Вот оно – Ветанил.» Лихорадочно, негнущимися трясущимися пальцами вытащил инструкцию к препарату, долго не мог найти назначение, чтобы убедиться наверняка. «А, вот, наконец-то, нашел. От метеоризма. Точно.» Сел обратно, облокотившись спиной, вздохнул с облегчением.

«Зачем искать препарат, который позволяет окружающим слышать твои мысли? Не сошел ли ты с ума, господин Артем Милованов?» – пронеслось у него в голове. Ответа не последовало. Вместо ответа пришло сильное ощущение, что в его жизни появилось что-то большое, значимое, нестандартное, далеко идущее… Что надо просто научиться, как-то приспособиться это контролировать, управлять этим. И тогда… Что конкретно тогда произойдет, он не додумал, его охватило всепоглощающее чувство бьющего через край ликования от предвкушения какого-то неземного триумфа, так что он едва не задохнулся от восторга.

Ему казалось, что – вот оно, наконец-то, все встало на свои места и он, Артем Милованов, теперь получит все, что он, такой способный, талантливый, просто замечательный чел, реально заслуживает. Его непомерное тщеславие и самоуверенность заставляли его верить в то, что это – все его, Артема личная заслуга. Он и подумать не мог, что он всего лишь пешка.

«Контролировать, контролировать… – вертелось у него в голове. – Как контролировать? Нельзя же совсем ни о чем не думать! Невозможно!»

«Не думать. Не думать.» – и тут он вспомнил один разговор со своим коллегой по работе и почти другом, Валькой Дубовицким. Валька очень интересовался всякими психо-нейро-физиологическими вопросами, обожал смотреть по Культуре научно-популярные передачи госпожи Черниговской и иже с нею.

Артем никогда не понимал, зачем ему вся эта дребедень. Практического применения – никакого. Изложить внятно и более-менее связанно, что именно он понял из этих передач, Валька никогда не мог. Подробностей, деталей, имен этих людей, которые высказывали там свои идеи, никогда не помнил. Он выносил из этого только какие-то ему одному понятные ответы на ему одному известные вопросы. И его это конкретно вштыривало.

Тем больше были удивление и шок Артема, когда он узнал, что Вальку, этого тюфяка и простофилю, его, Боже мой, именно его назначили на освободившуюся должность начальника их отдела. На самом деле это и была единственная реальная причина увольнения Артема, а вовсе не деньги. Он просто не смог с этим жить. Теперь в его памяти всплыл один из этих разговоров.

– Не думать? – с недоумением и недоверием переспросил Артем.

– Не думать. – спокойно повторил Валька.

– Каким образом? – уже не скрывая сарказма. – Я как-то всегда считал, что уметь думать – это величайшее достижение человечества, и именно то, что отличает нас от обезьян, а ты предлагаешь…

– Ты привык думать, что ты – это твои мысли, и ты должен думать то, что приходит в голову. – перебил Валька.

– Ну, да. Так и есть.

– Так вот НЕТ! Твои мысли – это твой мозг. Мозг – это инструмент. Очень мощный, продуманный, энергосберегающий. Такой мощный, что даже его хозяину не всегда просто с ним справиться и не идти у него на поводу. Его научили беречь энергию – и он её бережёт. Знаешь, как он это делает? Идёт проторённой дорожкой. Так значительно легче. Экономится масса жизненной силы. Когда ты делаешь что-то в сотый раз, то это очень просто, не правда ли? Потому что за эти сто раз твой мозг нарастил жирную дорожку из нейронных связей и теперь импульс беспрепятственно и чрезвычайно быстро бежит по этой жирной дорожке из нейронов. И мозг очень доволен. Ставит себе сто баллов в карму. Он молодец! Вишь, как все быстро и ловко получается: ты только подумал, что тебе направо, а он уже тысяче мышцам команду дал, чтобы они синхронно так сработали и ты повернул. С минимальным усилием воли. То бишь, с твоим минимальным участием. Крутяк! Видишь, какой он классный – о тебе заботится. Чтобы ты, не дай Бог, не перетрудился, отдыхал бы побольше.

– Ну и при чем здесь…

– Так, а при том. При всём при том. Он все время работает, он все время занят, ищет аналоги. Везде. Постоянно. Надо орешек в траве найти. Если нашел – молодец. Здорово! Просто супер! Это значит, сейчас пожрать дадут. Позитивное эмоциональное подкрепление результатов поиска. Или опасность. Если где-то когда-то было больно, он каждую миллиметровую деталь запомнит. Он маньяк, понимаешь? Запах, цвет, дождь, темно, на балконе первого этажа соседней пятиэтажки сушится красная простыня. И еще пару сотен десятков тысяч наимельчайших деталей. Ему это нужно все очень. Жизненно необходимо. Он очень мощное эмоциональное негативное подкрепление получил в тот раз.

В следующий раз, когда он даже розовую простыню в горошек увидит на третьем этаже высотки, он тебе сразу же сигнализирует: «Будь осторожен! Беги! Спасайся! Опять больно будет!» Потому, что он аналогию провел: простыня же сушится! Все, капец!

А ты даже внимания на эту простыню не обратил. Ты-то нормальный! Ты-то понимаешь, что никакой опасности нет! И ловишь себя на том, что ты опять почему-то думаешь о том, что тогда случилось, и тебе опять больно, но сделать ничего не можешь и по накатанной жирной дорожке опять перебираешь по мгновениям все, что было тогда. И опять все эти: «Если бы я сделал то-то или не сделал того-то!», и «За что мне все это!?», и «Почему он посмел?» и так далее, и так далее, до бесконечности. Он не знает, что тебе очень больно от этого. Он просто делает свою работу.

– И что делать?

– Рвать на хрен эту связь нейронную. Иначе она просто сожрет тебя. Все силы из тебя высосет.

– Как ее рвать-то?!

– Точно так же, как она создавалась, только в обратном порядке: Чем меньше ты о чем-то думаешь, вспоминаешь, тем тоньше и тоньше становится дорожка из нейронных связей. Они просто отмирают за ненадобностью. Он же, сука, экономный. Если ты раньше на работу пешком ходил, а теперь на машине ездишь, то дорожка о том, как пешком ходить, со временем сотрется, исчезнет. Но это нейтральные воспоминания. С психотравмирующими сложнее. Посттравматические эмоции: страх, обида, боль, – это как душевная аллергия – извращенная, чрезмерная реакция души на малейшее напоминание о том, что случилось когда-то, но сейчас, на данный момент, на самом деле не представляет совершенно никакой опасности. По началу, понадобится мощное усилие воли, чтобы не думать и не вспоминать. И вполне возможно, это усилие придется делать по нескольку раз в день. Но потом, со временем, нахлобучивать будет все реже и реже. Хорошо бы в этот момент еще заняться чем-то, что увлекает и доставляет удовольствие. Но вообще процесс довольно длительный, я полагаю. Вот медитация-то – это же про это!

– Про что, про это?

– Да, блин, про то, чтобы заставить мозг не думать. Вообще ни о чем. Говорят, экономит массу жизненной силы. Врут поди. – и Валька дурашливо подмигнул.

– Я, знаешь, чё вспомнил? – продолжил Валька после непродолжительного молчания.

– Чё?

– Я передачу по телеку смотрел, французскую какую-то, по дискавери что ли или… Ну, не важно в общем. Так вот там мужик, короче, у него там посттравматический…какой-то там… этот эффект, в общем, короче у него магазинчик там был и его однажды грабанули. Ну, там, оружием угрожали, там все дела. Так вот, он потом магазин закрыл, работать не смог, каждый раз у него там… как эта… паническая атака, что ли, начиналась, ну что-то типа того. Так вот, короче, они ему давали таблетку и он приходил и читал описание подробное этого вот, своего происшествия, которое он сам до этого написал. Ему в общем сказали, написать все там, что было очень подробно. Вот. И в общем, вот так много раз читал, читал, и сейчас он сказал, что теперь он читает и как бы вспоминает все это, как будто это вот не с ним все было и как бы теперь ему пофиг, короче. В общем, полегчало чуваку реально, я тебе говорю. Так вот, и Анохин про это говорил, помнишь, что способ изобрели память стирать, но сначала там все это засекретили, понятно. Ну, и вообще, он особо в подробности не стал вдаваться, в общем суть в том, что когда ты вспоминаешь, то это не так вот, как запись на диске проигрываешь, а как бы перезапись идет, то есть старый вариант стирается и новый пишется заново. Но этот новый-то вариант не может быть совсем одинаковый, немножко он все равно другой. А перезапись происходит, короче, с участием там гормона что ли какого-то, или белка, я название не помню. И если человеку в этот момент дать вещество, которое этот белок блокирует, то перезапись некачественно произойдет или совсем ничего не запишется. Вот этому мужику-то, наверное, что-то такое давали, наподобие.