- Я люблю тебя, кладоискатель, - произнесла Эвелин.

Я молча отвернулся в сторону.

- Что такое? - спросила она.

- Мы не должны были делать то, что сделали. Это плохо.

- Ты имеешь в виду меня или труп?

Я кивнул головой в сторону тела ребенка.

- Но почему ты считаешь, что это плохо? Мы никому не принесли зла или какого-либо вреда, никого не убили, не покалечили, даже не сделали больно. В основном мы просто смотрели. Или тебя смущает только тот факт, что большинство людей не совершают ничего подобного? Так мы не такие, как все. Не лучше и не хуже, а просто другие.

- Десять лет назад мы убили человека, - ответил я, - это очень плохо.

- Я согласна, что это плохо, но у нас тогда не оставалось другого выбора.

- То, что мы сделали потом, было еще хуже. Это сломало наши жизни.

- Неправда, - возмутилась Эвелин, - в нас уже до убийства были заложены эти тенденции, а вскрытие тела гадкого следопыта и занятие сексом над ним просто вывели их на поверхность и позволили нам стать теми, кто мы есть сейчас. Мы можем, конечно, подавить в себе некрофильские наклонности, но уничтожить их совсем невозможно. Именно давая им волю, мы способны почувствовать настоящее наслаждение. Без них наша жизнь будет неполноценной и ущербной.

Я молча одевался. Моя спутница также оделась, закрыла глаза мертвому мальчику, после чего накрыла тело простыней и задвинула его в холодильный шкаф.

- Тебе надо отдохнуть, - буркнула она, когда мы вышли в коридор, - у тебя сейчас уровень тестостерона в крови упал, поэтому ты все так и воспринимаешь. Завтра не опаздывай на работу, мы ожидаем нескольких пациентов.

- Я никогда не опаздываю, - проговорил я, и на этом мы расстались.

Придя домой, я сразу же завалился на диван и впал в какой-то бред, а под утро мне приснился отчетливо запомнившийся сон. Мы с Эвелин стояли на улице и о чем-то разговаривали. Я смотрел на нее и видел покрывающий грудь черный окаменевший панцирь со множеством щупальцев-ресничек по краям, просвечивающий сквозь белую блузку.

- Ты знаешь, что превращаешься в трилобита? - спрашивал я.

- Да, - отвечала Эвелин, - я и есть трилобит. И ты тоже трилобит. Скоро ты станешь таким же, как я.

Я начинал протестовать, но переводил взгляд на свою грудь и понимал, что она будто покрыта коркой, еще не черной, а полупрозрачной, но уже достаточно твердой. И что самое ужасное, по бокам шевелились пока маленькие, однако различимые реснички.

- Почему это происходит? - спрашивал я.

- Потому что нельзя любить трилобита и оставаться при этом человеком. Но трансформируемся не только мы, а весь мир. Наша любовь меняет его.

Я в панике смотрел на случайного прохожего и замечал зачатки будущего панциря под его рубашкой. Пробегающая маленькая девочка махала рукой, и ее платье по бокам шевелилось, колышимое множеством ресничек, спрятанных под легкой тканью.

- Что мы с тобой натворили? - горестно вопрошал я, - мы заразили весь мир, и это теперь не остановить.

- Это можно остановить, - тихо произносила Эвелин, - вероятно, это уже не спасет тебя, но, возможно, спасет всех остальных.

- Что для этого нужно сделать?

- Убить меня.

На следующий день ко мне на прием пожаловали первые пациенты, и я провозился с ними до самого обеда. Как и накануне, во время перерыва в кафешке мне приветливо помахал рукой Джон. Я хотел подойти к нему, но передумал и сел за соседний столик. Теперь я уже узнавал некоторых посетителей, которых до этого встречал в клинике. Роджера среди них не было. Я саркастически подумал, что, наверное, он приносит еду из дома и хранит ее в холодильных шкафах вместе с покойниками.

После обеда я принял еще одного пациента, и потом наступило затишье. Я ждал, когда зазвонит телефон, и Джон сообщит мне, что госпожа Хейли хочет видеть меня после работы. Вчерашний вечерний негатив практически выветрился. Мне очень хотелось побыть опять с Эвелин, но побыть где угодно, кроме морга. Я надеялся на то, что все эти некрофильские штучки являются единичными заскоками, и мы с ней все-таки сможем построить нормальные отношения.

Когда рабочий день закончился, а телефон так и не позвонил, я вышел в коридор и, подойдя к кабинету директора, подергал ручку. Заперто.

- Госпожа Хейли ушла сегодня раньше, - сообщил мне проходящий мимо Джон.

Я поехал домой в недоумении. Если Эвелин говорила правду о своей любви ко мне, то почему она не захотела меня сегодня видеть? Возможно, что-то случилось, что потребовало ее срочного присутствия. Или же это было сделано намеренно, чтобы подразнить мои чувства к ней.

Ночью мне приснился очередной кошмар. Я находился в какой-то огромной церкви, что само по себе было странно – последний раз я посещал храм в далеком детстве, еще когда была жива моя мать. Я шел по центральному нефу к возвышавшемуся впереди огромному алтарю. По обе стороны темнели боковые капеллы, но из-за скудного освещения я не мог разглядеть их интерьер. Наконец, я приблизился к святилищу достаточно близко, чтобы рассмотреть, что оно из себя представляет. Это был огромный черный трилобит, водруженный на белом постаменте там, где обычно устанавливают распятие. Высотой больше человеческого роста, он каменной громадой как бы нависал надо мной.

- Помоги мне! - услышал я стон из левого трансепта, а еще мгновение спустя другой стон, но уже из правого трансепта повторил ту же фразу:

- Помоги мне!

Я повернулся налево и в самом конце увидел сидящую на мраморном постаменте девочку. Ее блузка была вся пропитана кровью, а из живота торчал безобразный деревянный обрубок, насквозь пронзивший туловище.

“Линда”, - догадался я.

Трусы сидящей болтались на одной коленке, а сама она, широко разведя ноги, яростно терла рукой свою промежность.

- Я не могу кончить, - вновь простонала Линда, - помоги мне!

Я метнулся в противоположный трансепт и увидел там второй мраморный постамент, на котором стоял гадкий следопыт, такой, каким мы его похоронили – без одежды с распоротым животом. Впрочем, член его находился, где ему полагалось находиться и, мало того, он был в состоянии сильной эрекции. Мальчишка также ожесточенно мастурбировал, время от времени сводя вместе свободной рукой расходящиеся края разреза, будто поправляя топорщащуюся рубашку.

- Я не могу кончить, - раздался его стон, - помоги мне!

- Как я могу вам помочь? - закричал я.

- Полижи мне, - отозвалась Линда.

- Пососи мне, - вторил ей гадкий следопыт.

Ужас овладел моим сознанием, но в тоже время я понимал, что должен заглянуть хотя бы в пару боковых капелл, чтобы увидеть то, что скрывается в их мраке. И я заглянул.

В первой стоял передвижной медицинский стол, на котором лежал обнаженный взрослый мужчина. Руками он теребил свой обвисший пенис, безуспешно пытаясь прикрепить к нему обломок парафиновой свечи.

- Помоги мне, - раздался его голос, - у меня не встает!

В следующей капелле находился точно такой же столик, только его занимал маленький мальчик с Y-образным разрезом и почерневшим туловищем, над трупом которого мы с Эвелин занимались сексом день назад. Мальчик обеими руками крутил свой член и причитал:

- Помоги мне, помоги мне. Богиня целовала меня туда, а у меня не встает. Помоги мне!

- Почему я должен помогать вам? - в отчаянии воскликнул я.

- Потому что ты трахался с богиней, - отозвалась Линда, - все, кто трахался с богиней сами становятся богами. Ты должен помочь мне. Подойди и полижи мою “пуговку”.

- Я никому ничего не должен, - взвыл я и побежал по нефу в сторону выхода.

За моей спиной раздался грохот. Я обернулся и увидел, что гигантский черный трилобит соскочил с алтаря и стремительно мчится за мной вдогонку, перебирая ножками-ресничками. В ужасе я пытаюсь добраться до спасительных дверей, но множество щупальцев-отростков обхватывают меня сзади, и я слышу шёпот Эвелин:

- Тебе не сбежать от меня, кладоискатель. Куда бы ты не сбежал, я найду тебя везде, даже в России. Но тебе не надо бежать от меня, поскольку я богиня, а все, кто занимается сексом с богинями, сами становятся богами.