– Хотите, я вам почитаю? – не знаю, как это вырвалось у меня.

Я даже в испуге затаила дыхание, ожидая её ответа. Но она лишь кивнула, и я сразу начала искать глазами хоть какую-то книжку.

– На окне лежит, – словно читая мои мысли и по-прежнему не открывая глаза, промолвила она.

Резко встав с кровати, я прошла к окну. Отодвинув в сторону занавеску, заметила тонкий томик стихов Ахматовой. Признаться, она всегда мне нравилась, и я с удовольствием сейчас почитаю её вновь. Усаживаюсь рядом с Антониной Ивановной, которая лежит как-то неестественно, и открываю книжку. Бережно провожу кончиками пальцев по строчкам пожелтевшей страницы и начинаю тихо читать:

Все мы бражники здесь, блудницы,

Как невесело вместе нам!

На стенах цветы и птицы

Томятся по облакам.

Ты куришь чёрную трубку…

– Ты хорошая девочка, Катя. И я рада, что ты пришла навестить меня. Поведай мне, у тебя всё хорошо? Как живётся?

Признаться, мне совсем не хочется начинать рассказ о себе. И это не потому, что я не доверяю ей. Скорее, наоборот, только ей и верю. Не хочу просто расстраивать её. Всматриваюсь в лицо и прямо чувствую, как жизнь уходит из неё. Частое дыхание свидетельствует о том, что ей не хватает воздуха. И самое противное, она сама знает о том, что ей осталось недолго. Я не хочу врать единственному человеку, который мне когда-то помог, но другого выхода нет. Рассказываю ей о том, что учусь и работаю одновременно, и всё у меня в жизни неплохо. Хорошо, что Антонина Ивановна лежит с закрытыми глазами, иначе, я бы со стыда сгорела.

– А зачем пришла-то, Кать? – женщина заходится в кашле, и у меня в этот момент всё внутри переворачивается от внезапно осенившей меня догадки.

– У вас тоже астма?

Женщина прилагает усилия, чтобы засмеяться. Новый приступ тут же сворачивает её попытки сделать это. Я вскакиваю с кровати, роняя Ахматову, и ищу глазами злополучный ингалятор.

– Под подушкой глянь, – хрипит Антонина Ивановна.

Я просовываю ладонь и нащупываю баллончик. Сую ей в руку и женщина шумно втягивает в себя лекарство. У меня всё тело покрылось мурашками.

– Я могу чем-то помочь? – не знаю, что говорить в таких ситуациях.

– Ну что ты, Катя. Чем могла, ты уже помогла. А я всё гадала, успеешь или нет… Про деньги забудь, мне они уже не понадобятся.

«И как это она догадалась, что я пришла именно затем, чтобы вернуть долг».

– Почему же, не понадобятся! Вам вон, лекарства нужны. Скажите что купить, я схожу.

– Поздно, деточка. Да и не хочу. Устала я. А эта вон, только рада будет, если я того… Сестра моя, младшая.

Я почему-то именно так и думала, что та странная женщина приходится ей сестрой.

– Ты деньги сбереги, мало ли что. А мне они, и, правда, уже не нужны. Отжила я своё.

– Не говорите так, – мягко произношу я и беру её сухую, безжизненную ладонь в свою руку. – Хотите, я к вам каждые выходные приходить буду?

Женщина вновь смеётся и отвечает:

– Не стоит, моя хорошая Катя. Пришла, навестила старую каргу и хватит. Больше не возвращайся. Слышишь?

А я сижу возле неё и не знаю, что ответить. Неправильно это всё. И жалко так… чертовски. Я даже начала себя винить, что слишком поздно объявилась. Быть может, если бы я пришла чуть раньше, что-то можно было изменить. А сейчас передо мной лежит человек, который смирился и принял свою судьбу. Что остаётся мне делать? Как помочь ей?

– Можно, я ещё почитаю немного? – спрашиваю я.

Улыбка на лице Антонины Ивановны говорит сама за себя, и, подняв упавшую книжку, я крепко сжимаю её ладонь и вновь приступаю к чтению:

Сразу стало тихо в доме,

Облетел последний мак,

Замерла я в долгой дреме

И встречаю ранний мрак…

Не знаю, сколько я читала, но, пожалуй, очень долго, потому что за окном уже смеркалось. Но даже не это остановило меня, а расслабленная рука Антонины Ивановны. Я сжимала холодные пальцы бедной женщины и молилась о том, чтобы моя догадка была ошибкой. Прислушавшись, не услышала её тяжёлого дыхания, а грудь больше не вздымалась. Мне не хотелось в это верить, и всё же, сжав ещё сильнее пальцы мёртвой женщины, я продолжила читать:

Господь немилостив к жнецам и садоводам.

Звеня, косые падают дожди

И, прежде небо отражавшим, водам

Пестрят широкие плащи…

Я прочла этот томик стихов от корки до корки. В память о той женщине, чью руку я продолжаю сжимать в своей. Было страшно. До жути. До спазмов в желудке. Но я продолжала сидеть рядом и читать, пока в комнату не пришла сестра Антонины Ивановны. Кинув взгляд, она вскрикнула сначала от испуга, а потом принялась истошно вопить.

Я же была выжата, точно лимон. Во мне не осталось каких-либо эмоций, словно я заледенела. Просто тупо сидела возле мертвеца и смотрела на истеричную бабу, ожидая, когда та придёт в себя.

Ахмед с большой неохотой согласился отпустить меня на похороны. Всё прошло тихо, спокойно. Никаких истерик со стороны сестры умершей не последовало. Да и вообще, на похоронах были только я, эта ужасная женщина и несколько коллег с бывшей работы. Человек десять, не больше. Кидая в могилу горстку сырой земли, я мысленно попрощалась с той, что когда-то спасла мне жизнь. Деньги, которые я планировала вернуть, передала её сестре и даже добавила немного из своих.

А потом моя жизнь вернулась на некоторое время в прежнее русло. Совсем ненадолго. Недели на две.

Под закрытие смены Ахмед вызвал меня на разговор. И вроде бы я понимаю, что косяков за мной нет, а всё же как-то неспокойно стало.

– Катяяя, садись девочка. Разговор у меня к тебе серьёзный, – Ахмед похлопал по стулу.

У меня было чёткое ощущение, что моя жизнь начнёт, рушится в ту минуту, как он начнёт говорить.

– Не буду юлить, скажу как есть. Свой бизнес, я закрываю. Из страны планирую уехать. В проблемы твои лезть не стану, но… Могу посодействовать в работе. Есть у меня знакомый один. Дом свой огромный, так что должно найтись место и для тебя. Если устраивает тебя моё предложение, буду договариваться, а ежели нет, то сроку тебе даю три дня, – сказал, как отрезал.

Не подвело меня внутреннее чутьё. Выбор невелик, а точнее говоря, его нет. Просто нет. Ну куда я без документов подамся? Разве что в проститутки.

– Буду благодарна за помощь, Ахмед, – вот и всё, что я смогла произнести, так как горло сдавило в спазме.

– Иди, Катяяя, уже поздно, – выпроваживает меня мужчина, а сам в это время за телефон берётся.

Краем уха слышу, как Ахмед говорит:

– Марко, здравствуй, брат! По делу я звоню, девчонку одну надо пристроить. Да нет, не puta1, скорее обратное, – громко заржал.

Проскальзываю мимо Ахмеда, который поднял руку в прощальном жесте и направляюсь домой.

Лежу в кровати, и уснуть не могу. Страх перед неизвестностью не даёт отпустить мысли. Половину ночи так провалилась, заснула только под утро, где-то на час. А потом с кругами под глазами, которые не смог замазать даже тональный крем, отправилась на работу.

Обычный трудовой день, ничем не отличающийся от предыдущих, кроме, одного-единственного эпизода. Где-то в обед, в кабаке появился мужчина. Он выделялся из публики, что находилась в зале. Да что уж, греха таить, он отличался от всех особей мужского пола, которых я видела в своей жизни. Во-первых, он был, по-моему, цыганом. Во-вторых, таким огромным, что, сразу привлёк к себе всеобщее внимание. Кожа чуть смуглее моей, волосы коротко остриженные, чёрные и глаза… Боже, что за глаза. Просто удивительные, тёмные, словно ночь. Они слегка блестят в полутемной атмосфере помещения и выглядят чёрными. Лёгкая щетина покрывает его лицо, придавая суровый вид. Губы кривятся в усмешке, когда он проходит мимо столика, за которым собрались настоящие бандиты. Это завсегдатаи этого заведения. Меня они не трогают, потому что Ахмед пригрозил расправой.