Судя по тому, что ни у службы режима, ни у капитана вопросов к Бранту не возникло, Смэдли внял словам Питера Бада и свою обиду проглотил. Более того, сам координатор больше не трогал Виктора во время своих ликбезов, из чего наиболее умные пилоты догадались, что про ссору в столовой Бад знает. Так что единственным негативным последствием для Бранта стала некоторая настороженность по отношению к нему со стороны коллег-пилотов. Впрочем, и сам Виктор никогда не стремился слишком сильно вливаться в коллектив, предпочитая держать дистанцию с толпой, и близко подпускал лишь избранных.

Буквально через несколько дней после скоротечной ссоры между Брантом и Смэдли ситуация на крейсере резко изменилась. На утреннем построении капитан Олдман сообщил, что к вечеру «Адмирал Юрм» достигнет зоны боевых действий, в связи с чем все подразделения и службы на корабле переводятся в режим боевой готовности.

– От всех я требую максимальной бдительности и строжайшей дисциплины! – говорил капитан Олдман, стараясь придать своему мягкому голосу стальные нотки. – Основные силы Конфедерации находятся на значительном удалении от нас. Мы, так сказать, на задворках пространства фронта!

Здесь может произойти все, что угодно!

Чёткость, сменившая в речи капитана непонятные абстракции, недвусмысленно давала понять, что спокойная жизнь на борту «Адмирала Юрма» кончилась. Ощущение приближающейся опасности быстро прокатилось по кораблю, не минуя ни единого уголка. Но пилоты-истребители, эти представители особой касты людей в военной форме, несомненно, чувствовали всё глубже и острее, чем другие члены экипажа. Именно им предстояло быть в самом центре боя, среди вражеских истребителей и летящих с двух сторон ракет, когда смерть может настигнуть так быстро, что человек не успеет понять, что уже мёртв.

Бывалые пилоты, которым довелось поучаствовать в сражениях, уже ощутили на себе разрушительную мощь магрианской военной машины. Некоторые из них с радостью уступили бы своё место кому-нибудь другому. Оставаться в строю их заставляла суровость закона, предусматривающего пожизненное заключение за дезертирство в военное время.

Остальные же, и их было большинство, искренне считали своим долгом сражаться с захватчиками. Но ни те, ни другие в бой не рвались. Слишком слаба была вера в его благополучный исход.

Скепсис более опытных коллег передавался молодым пилотам.

Будучи ещё курсантами, они принимали участие в смоделированных боевых операциях, когда с довольно высокой точностью повторялась последовательность действий, совершаемых пилотами-истребителями перед боем, во время боя и после него. Но это всё равно было лишь игрой, а в роли противника выступали такие же курсанты. Настоящий же враг был силён и беспощаден, и хватит ли навыков, полученных в Академии, чтобы справиться с ним – никто не знал. Разве что Виктор Брант не сомневался в своём искусстве пилотажа, но это был отдельный, совсем не рядовой случай.

Режим боевой готовности, который объявил на утреннем построении капитан Бенко Олдман, предусматривал, что пилоты-истребители обязаны постоянно нести дежурство в помещении вахты на случай внезапного нападения. В ближайшее время «Адмирал Юрм» должен был войти в слот[3], где курсировали транспортные корабли Конфедерации и работала небольшая, всего на двести человек, но весьма нужная станция «Тирбис». Старшие офицеры крейсера предполагали, что это пространство они пройдут без проблем, и в следующем слоте присоединяться к суперкрейсеру «Сияние Лордсмара». Магры вели себя спокойно, и ничто не предвещало возможность столкновения. Координатор Бад распорядился, чтобы пилоты-истребители заступали на пост по десять человек и несли караул в течение восьми часов. Раньше времени изнурять своих подчинённых он не хотел, дав им возможность отдыхать между дежурствами целые условные сутки.

Бранта координатор определил во вторую десятку, которая заступала на дежурство поздним вечером. Впервые с момента прибытия на крейсер Виктор не находил себе места и целый день слонялся по кораблю, тщетно пытаясь чем-нибудь себя занять. Он прекрасно понимал, что неплохо было бы вздремнуть несколько часов, ведь на вахте предстояло провести всю ночь, но накрывшее его возбуждение никак не позволяло сделать это. Когда же, наконец, наступил вечер, и Брант, заступив на дежурство, устроился в одном из кресел нарветиля, то тут же почувствовал, что хочет спать.

В помещении вахты было многолюдно и довольно шумно.

Рядом с Виктором уселся моложавого вида темнокожий пилот, явно недавний курсант, назвавшийся Сапангой. Случайному соседу непременно хотелось поговорить и обсудить все, что только приходило ему в голову.

– А ещё мы с братом в детстве ловили раков, – словно откуда-то издалека доносилось до дремавшего Бранта, – огромных, на целых полтора фунта. Потом запекали их в золе. Тут, главное, нужна сноровка. Все привыкли раков варить, а мы запекали. Это брат у меня придумал. Он знаешь, какой! А у тебя, Виктор, есть брат?

– У меня брат и две сестры, – отвечал Брант, слегка приоткрывая глаза, и вновь погружался в полудрёму.

Смуглый, с черными кудрявыми волосами Сапанга абсолютно не обращал внимания на такое его состояние. Ему было достаточно редких ответов, чтобы Брант казался ему идеальным собеседником. Послушать словоохотливого парня желающих находилось немного, а если кто-то и вступал с ним в беседу, то обычно лишь для того, чтобы вставлять в его бесконечные рассказы свои острые реплики, вызывая всеобщий смех. В отличие от Виктора, Сапанга относился к этому спокойно. Его неукротимая жажда общения была многократно сильнее самолюбия. И он не обижался. Почти.

– А хорошо ты задал Смэдли, – уловил Брант очередную реплику. – Мой брат поступил бы точно так же. Толстяк слишком многое себе позволял!

– Нет, Сапанга, я сожалею о своем поступке, – ответил Виктор, к которому начала возвращаться бодрость. – Пусть Смэдли глупый наглец, но он один из нас. Я был непростительно груб с ним. Нужно уметь контролировать свои эмоции.

– Обед принесли! – словно не услышав ответа, восторженно сказал Сапанга, глядя, как в двери вахты протискивается сотрудник службы обеспечения, толкая перед собой большую тележку набитую термоизоляционными коробками.

«Ничего себе! – про себя изумился Брант. – Получается, я продремал целых четыре часа? Ну и ну!»

Дождавшись своей порции, Брант быстро расправился с салатом и открыл коробку с гамбургером. В это время вахту залил голубой свет и раздался звуковой сигнал с перебором из трёх нот. Секундой позже вернулось обычное освещение, а приятный женский голос сообщил: «Пять минут до перехода на гиперскорость».

– Сейчас будем в слоте Арадован+16[4], – промычал Сапанга, пытаясь прожевать не в меру большой кусок, откушенный им от гамбургера.

– И что там? – спросил Брант, потягивая через трубочку сладкий энергетический напиток.

– Ничего там нет, – вмешался кто-то из сидящих сзади пилотов. – Просто слот, через который идут караваны. Будем лететь дальше, как летели до этого…

Вскоре корабль еле ощутимо содрогнулся, совершив гиперпрыжок.

Какое-то время действительно всё было спокойно.

Пришёл сервисёр со своей тележкой и начал собирать оставшиеся после еды коробки и стаканы. Пилоты лениво болтали между собой, а те из них, кто предпочёл энергетическому напитку куриный бульон или минеральную воду, могли себе позволить немного вздремнуть. Сапангу тоже слегка разморило, и он молчал, давая возможность Бранту отдохнуть от своей болтовни и понаблюдать за тем, что происходит на вахте. Всё-таки это было первое в его жизни дежурство в качестве действующего пилота-истребителя.

Операторы радаров сидели, уткнувшись в свои мониторы, и Виктор подумал: «До чего же скучная у этих людей жизнь!» Действительно, после того как капитан объявил режим боевой готовности, наблюдатели должны были непрерывно контролировать ситуацию, невзирая на то, что никакого врага в слоте не было. Помощникам координатора жилось ненамного проще. По сути, большую часть времени они выполняли функции клерков, обеспечивая взаимодействие отряда истребителей с другими подразделениями крейсера, заполняли документы, составляли приказы, оформляли приёмку и списание запасных частей и расходных материалов.