- Я стою на коленях перед Санечкой! - говорит она.

С Ирой все более сближаемся. В один из вечеров разбираем ее фотографии, а потом сочинения Петра Кузьмича, ее отца. Я попробовала было сыграть музыку его сочинения. Ира расстроилась.

- Нет, еще рано! - сказала она, хотя он и умер три года назад.

Ира достает большую пачку писем. Это письма Александра Исаевича, адресованные ей. Лишь одно письмо относится ко времени войны, все остальные написаны из ссылки в 53-54-м годах, несколько писем 56-го года.

- Ира, я сделаю выпечатки из них. Можно? Бумага, копирка найдутся?..

Ира соглашается. Находится и все необходимое. И вот у меня появляется еще одно большое дело, за которое я принимаюсь немедленно же. И... с больной душой. Ведь эти годы - годы моего отхода от Сани. Я печатаю его письма почти полностью. Переношусь в его ссылку. То и дело глотаю слезы. Больной... Одинокий... Но... несломленный.

Прибыв весной 1953 года в Кок-Терек, где должен был остаться навеки, Александр Исаевич написал об этом моей тете Нине в Ростов. На тот самый Средний проспект, 27, где Ира живет по сию пору и где в то время жила и моя тетя Нина. К ответному письму тети Нины Ира сделала приписку, после чего между ею и Александром Исаевичем завязалась переписка. В своем первом письме Ире он пишет: "Вот что главное... - я очень одинок, и мне очень дороги твои строки. Хочется иногда разрядить душевное настроение в разговоре, в письме - и не с кем и некому. Писать Наташе - как-то не хочется. Дай ей Бог всяческого счастья в жизни, у нее редкое сердце, и совершила она, хоть и оказавшийся бесполезным, сверхсильный подвиг, я всегда буду о ней самых лучших воспоми-наний, но, видимо, правду говорят, что на то место, где была любовь ничего уже другого ... не поставишь"1.

Когда появились первые признаки болезни, Александр Исаевич, жалея тетю Нину, больше стал писать Ире, сделал ее, как он сам выразился, "соучастником его страданий"2. К тому же Ира была врачом. И потому Александр Исаевич очень подробно описывал ей течение своей болезни, свое состояние, свои ощущения, разные попытки лечения болезни.

1 Солженицын А. - Арсеньевой И., 09.04.53.

2 Солженицын А. - Арсеньевой И., 05.01.54.

Особенно разбередило мне душу как бы предсмертное письмо ре от 26 ноября 1953 года:

"Дорогая Ирочка!

Я еду наконец в Джамбул, но в таком тяжелом состоянии, что знаю, что случится со мною в дороге и там: может быть, на днях я окажусь в больнице или под ножом хирурга.

Надо быть всегда готовым к худшему, поэтому пишу тебе, родная, в предположении, что я умру. Вот моя неуклонная горячая просьба к тебе: если я умру, то этим летом ты обязательно, отбросив всякие помехи, приедешь, в Берлик1. На Садовой улице, 41, живет врач Николай Иванович Зубов, который заботливо лечил меня во всем течении моих безжалостных болезней. От него ты узнаешь подробности моего последнего года жизни и этим самым как бы повидаешься со мной. Кроме того, ты распорядишься остатками моего имущества, которого наберется больше тысячи и, таким образом, окупишь дорогу.

Ируня! Если только мне придется так рано умереть - я умру с надеждой, что ты не пренебрежешь моей просьбой и не сочтешь ее капризом".

Могла ли из этого письма Ирочка понять, о каком имуществе в первую очередь речь? Почему просьба Сани не была капризом?.. Нет, ей не приходило в голову, что Александр Исаевич звал для того, чтобы спасти свои литературные труды. А как он мог, тщательнейшим образом конспирируя свою работу, выразиться яснее? Как мог написать между строк об истинном побуждении, почему звал ее? Только пытался убедить, повторяя и повторяя свою просьбу:

"Ира! Это - не шутка, не балмошь, не дурь - это моя последняя (в случае смерти) воля. Выполни ее!"2.

"Не забывай, милая, что я написал тебе на случай моей смерти. Я знаю, о чем пишу"3.

Наконец он, казалось бы, нашел довольно ясный способ выражения, но вплел его в довольно оптимистическую фразу и, может быть, именно этим увел от догадки: "Будем надеяться, Ируся, что ты еще и меня самого увидишь живым (один хороший хиромант обещал мне 50 лет жизни с хвостиком), но, быть может, память обо мне ценнее меня самого, учти"4.

1 Другое название Кок-Терека.

2 Солженицын А. - Арсеньевой И., 02.12.53.

3 Солженицын А. - Арсеньевой И., 11.12.53.

4 Солженицын А. - Арсеньевой И., 16.12.53.

Память обо мне ценнее меня самого... То есть ценно то, что успел сделать! Ира не поняла истинной причины вызова. А когда болезнь Александра Исаевича отступила (после лечения в Ташкентском онкодиспансере), ее приезд стал восприниматься уже совсем в ином плане. Любя другого, она не сочла возможным поехать в Кок-Терек. Так ее поездка и не состоялась.

Я читаю Ире свои записки. Ей нравится. Неожиданно у меня возникает идея ввести в своей текст предсмертное письмо Александра Исаевича к Ире Арсеньевой. Пишу как бы вступление к нему - свое покаяние.

Дела мои в Ростове движутся к своему завершению. Пора собираться в дорогу, запасаться медом, подсолнечным маслом с ростовского базара, делать прощальные визиты.

За время своего пребывания в Ростове получила несколько весточек от мужа.

От 13 апреля: "Все дни слежу за твоей погодой. У тебя отличная, очень рад. А здесь дня два было хороших, а то дожди и сыро. Извел меня насос, пришлось много им заниматься, теперь наладилось... Снаружи дождь (даже со снегом), а внутри тепленечко". В том же письме мне делаются уточнения для обзора материала: "Узнай НЕПРЕМЕННО: какого вероисповедания был А. И.1 формально и насколько фактически верил и отправлял обряды или был атеистом (об этом - как можно подробней. Вообще подробней!)".

1 А. И. - инициалы Архангородского, отца Л А Островской.

От 14 апреля: "Пожалуйста, проводи время весело и отдыхай! ...выезжай так, как договорились. Встречу". (Это означало, что он, как и предполагал, поедет в 20-х числах в Рязань, где ему нужно пройти очередной медосмотр как водителю, а заодно провернет и техосмотр нашего "Дениса").

От 18 апреля: "Сегодня я махнул... в Борзовку! Не представляешь, как радостно и мило на родной земле и на этом просторе после лесного "Сеславино".

Повреждения: сшибленная труба и лопнувший (от воды) канистр. Напротив, от мышей никакого ущерба, только немного помета. И внешняя дверь отлично закрывается. Влажность внизу - 95%, наверху можно спать уже сегодня (сушил одеяла на балконе). На нашем участке был бобер! - уплыл по реке. Потоп был очень небольшой, несколько дней назад. Наслаждаюсь молоком Волиным. Часа 2 обрабатывал (от сорняков) "парниковую" грядку и посадил: лук 3 вида и укроп. Семян вообще полно. В общем - весело!

... Жду тебя в Рязани, как договорились... Надеюсь, тебе хорошо.

Твой С."

24 апреля в прекрасном настроении уезжаю из Ростова в Рязань. Уезжаю обласканная друзьями, родными и даже только что узнанными людьми. Все они старались что-то сделать для Александра Исаевича: вспомнить, рассказать, подарить...

Среди провожающих - Софья Михайловна Остроумова (сестра Веры Михайловны) с необыкновенными тюльпанами (ее дочь связана по работе с ботаническим садом). С нею еще и их хороший знакомый - Александр Никитич Ремизов. Он специально приехал на вокзал, чтобы передать для Александра Исаевича две открытки старого Ростова.

Мне было хорошо, интересно в Ростове. Но когда трогается поезд, мысленно переношусь в Рязань, где меня встретит муж и где 27 апреля мы собираемся отметить наше с ним 25-летие. (С 27 апреля 1940 года прошло даже 30 лет, но пять лет у меня была другая семья, и эти годы вычитают-ся...) А 26 апреля - Пасха. Как кстати подарены нам роскошные ростовские тюльпаны! Как трогательно, что Остроумовы подарили еще и крашеные яйца, и маленький кулич! Они как бы едут к Александру Исаевичу прямо из его детства!..

Глава XI

НЕСУРАЗНОСТИ

В предпасхальный день, 25 апреля, я приехала в Рязань. Поезд медленно движется вдоль платформы. Из окна вагона вижу улыбающееся лицо мамы. Рядом с ней - знакомый и такой родной прищур мужниных глаз. Но вот он увидел меня, кивнул и пошел вслед за поездом.